цессе «ленинградского центра».
Кажется, что Серов или его шеф продумали эту стратегию, чтобы отрицать всякую связь между Николаевым и зиновьевцами, еще до «Закрытой речи».
27 января 1956 г. КГБ уничтожил главные документы по архивному делу «Свояк», всесоюзной операции по надзору за зиновьевцами. Кажется, «Свояк» содержал больше свидетельств, чем хотели видеть Серов и Молотов, как о контрреволюционных разговорах среди бывших зиновьевцев, так и/или связях Николаева с обвиняемыми по делу «Ленинградского центра». Серов скрыл другие доказательства о связях Николаева и бывших зиновьевцах Котолынова, Антонова и Шатского. Отрывки из дневников Николаева, который он передал комиссии Молотова в апреле 1956 г., не содержали ссылок на зтих людей. Однако мы знаем из более поздних публикаций данных, что Николаев все-таки упоминал всех троих в своих дневниках(Л 591–592).
Я выделил курсивом выше отрывок, в котором Лено обрисовывает важность дела Кирова для любого, кто хочет понять остальные московские «показательные процессы». Очевидно, Хрущев и его команда осознавали, что по свидетельствам, имеющимся в архивах, эти процессы и подпольные организации заговорщиков, подробно рассмотренные на них, не казались поддельными. Это они должны были бы заняться подделками: фальсифицировать, скрыть и уничтожить свидетельства, чтобы выстроить дело о том, что этих заговоров не было. Я выделил подчеркиванием отрывки, в которых Лено суммирует некоторые из фальсификаций, которые дополнил Серов, человек Хрущева, чтобы попытаться убедить комиссию Молотова, что Николаев не был связан с зиновьевцами-подполыциками.
В начале своей книги Лено объясняет, как люди Хрущева собирались «инкриминировать вину Сталину» (Л 7) — проще говоря, подставить его.
Расследование 1960–1961 гг., проводимое Комитетом партийного контроля (КПК), было направлено на обвинение Сталина в убийстве Кирова (Л 8).
Лено говорит об отдельном расследовании, отличном от вышеописанного, которое имело место в период 1953–1957 гг.
Разоблачение лживости дутых расследований хрущевских времен — мы могли бы написать «расследований» — одна из самых полезных частей книги Лено. Это также соответствует цели Лено, которая, прежде всего, заключается в том, чтобы разрушить версию Хрущева-Горбачева, что Кирова убили по приказу Сталина, прежде чем перейти к доказательству своего собственного утверждения, что Николаев был «убийцей-одиночкой».
Однако Лено, кажется, не понимает, что это также подрывает достоверность заявления Макарова (см. выше), которое было сделано Комиссии партийного контроля 22 января 1961 года — именно это расследование, признает Лено, «было направлено недвусмысленно на то, чтобы обвинить Сталина в убийстве Кирова». Вдобавок не понимает, по-видимому, он и того, что даты арестов, которые приводит он сам, доказывают, что утверждение Макарова ложно. По крайней мере, он не подчеркивает этот очевидный факт — очевидный с точки зрения информации, которую он цитирует в своей книге — своим читателям. Лено подчеркивает:
Прежде всего, многие рассказы из вторых, третьих и более рук, относящиеся к убийству Кирова, противоречат документальным доказательствам (Л 9).
Это в точности касается случая с отчетом Макарова из третьих рук. Из третьих рук — из-за предполагаемой цепочки: Макаров — расследование времен Хрущева — «Ответ Яковлеву», из которых у нас есть лишь последнее звено.
Даты 2 декабря и 3 декабря критичны для всех попыток доказать, что Сталин ложно обвинил зиновьевцев. Ниже приведен отдельный отрывок, который цитирует Лено, также из «Ответа Яковлеву»:
3 декабря 1934 года на совещании следователей выступавшие Ежов, Агранов и Люшков призывали как можно быстрее добиться от арестованных признаний о наличии в Ленинграде «террористического центра» подпольной организации зиновьевцев, по заданию которой и было осуществлено Николаевым убийство С. М. Кирова. В заключение Ежов призывал следователей проявить максимальную настойчивость и в кратчайший срок «размотать» арестованных и добиться от них показаний о причастности к зиновьевской террористической организации (Л 473).
Отрывок из «Ответа Яковлеву» (Л 482) доказывает, что это не может быть правдой:
Только на следующий день, 3 декабря 1934 года, в момент беседы с руководителями УНКВД Медведем и Фоминым Сталин впервые сказал: «Убийство Кирова — это дело рук организации, но какой организации, сейчас трудно сказать».
3 декабря Сталин не имел представления, какая организация была в ответе за это. «Ответ» признает этот факт:
Можно считать, что до 4 декабря речи о зиновьевцах не было, т. к. в этот день Агранов в информации Сталину именовал Котолынова и Шатского троцкистами, а не зиновьевцами.
Цитируя вышеприведенный отрывок из «Ответа», Лено признает, что 3 декабря
Сталин сказал Медведю и Фомину, что «убийство Кирова — это дело рук организации, но какой организации, сейчас трудно сказать» (Л 272).
Но затем Лено заявляет:
Он был менее искренним, чем ранее с Ежовым и Аграновым, которым он, вероятно, уже отдал указания по выстраиванию дела против бывших зиновьевцев.
Лено обосновывает это «вероятно» на заявлении Макарова из «Ответа». Однако, как мы уже демонстрировали, Макаров ошибался в отношении даты ареста. Как мы только что видели, авторы «Ответа» (того самого произведения, которое использует здесь Лено), Ю. Седов и иже с ним, тоже игнорируют эту дату. Более того, как признает сам Лено, показания Макарова были частью попытки Хрущева и его сторонников обвинить Сталина.
Сам Лено анализирует тот факт, что исследователи доказали, что одни фальшивые воспоминания можно создать путем влияния на них других (Л 9-10).
Вдобавок, промежуток в 26 лет между предполагаемым событием, которое, как заявляет Макаров, он «помнит» (2–3 декабря 1934 г.), и датой его свидетельских показаний людям Хрущева (22 января 1961 г.) означает, что воспоминания Макарова о точных датах были бы ненадежными, даже если бы на него не оказывалось давление с целью обвинить Сталина — это факт, который также признает Лено (Л 10–11).
Мы знаем, что в течение двух последующих дней 4 и 5 декабря следователи НКВД все еще расследовали возможное соучастие троцкистов в убийстве Кирова. Они не поступили так, если бы Сталин приказал им проследить связь с зиновьевцами. Лено признает, что в телеграмме Агранова Сталину от 4 декабря «нет никакого упоминания зиновьевцев или других конкретных коммунистических оппозиционных групп» (Л 280).
Не считая статьи Люшкова 1939 г. — мы вернемся к ней позднее для более подробного рассмотрения — показания Макарова 1961 г. являются единственным предполагаемым доказательством того, что Сталин так или иначе приказал следователям НКВД обвинить зиновьевцев. А показания Макарова 1961 г. фальшивы — то есть, если он и давал их когда-нибудь вообще, то, как мы уже замечали, мы их получили лишь из третьих рук.
Вскоре после этого Лено делает следующее заявление:
…протоколы допросов свидетельствуют о резком повороте в расследовании 4 декабря. В этот день Агранов начал впервые давить на Николаева в отношении его связи с зиновьевцами(курсив мой. — ГФ.)(Л 281).
Однако это заявление Лено просто ложно, так как свидетельство, которое тут же приводит Лено, доказывает:
Вопрос: Какое влияние ваша связь с бывшими оппозиционерами-троцкистами оказала на ваше решение убить товарища Кирова?
Ответ (Николаев): Мои связи с троцкистами Шатским, Ваней Котолыновым, Николаем Бардиным и другими повлияли на мое решение убить товарища Кирова. Однако я знал этих людей не как членов какой-то группы, а как отдельных индивидуумов… (курсив мой. — Г.Ф.)(Л 281).
Лено признает, что у него здесь возникает проблема:
Правительственные следователи в 1956 и 1990 гг. использовали тот факт, что как Николаев, так и его допрашивавшие сначала относили Котолынова и остальных оппозиционеров к троцкистам, чтобы доказать, что 4 декабря Сталин еще не решил выбрать мишенью зиновьевцев (Л 283–284).
Лено пытается обойти это очевидное противоречие следующим образом:
Граница между зиновьевцами и троцкистами была нечеткой, то ли на самом деле, то ли в умах офицеров службы безопасности режима (Л 284).
Сотрудники НКВД не могли отличить зиновьевцев от троцкистов? Это полнейший абсурд! Лено даже не пытается процитировать доказательство в подтверждение этого заявления. Почему Лено поступает так, а не идет туда, куда его ведут факты? По-видимому, Лено хочет не раскрыть правду, а доказать, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Очевидно, Лено делает то же, что делали Хрущев и его люди 60 лет назад — пытается подтвердить предвзятый вывод, который не подтверждается фактами.
Давайте рассмотрим ловкий трюк, который пытается провернуть здесь Лено. Он заявляет: «В тот день Агранов начал впервые давить на Николаева в отношении его связи с зиновьевцами».Но фактически Агранов сказал следующее: «Какое влияние ваша связь с бывшими оппозиционерами- троцкистами оказала на ваше решение убить товарища Кирова?».
4 декабря Агранов искал связь не с зиновьевцами, а с троцкистами. Заявление Агранова опровергает утверждение Лено!
В любом случае, какие бы оппозиционные группы ни были названы, факт, что их назвали, не являлся бы доказательством того, что Сталин сделал первый шаг, чтобы «подставить» или даже впутать либо троцкистов, либо зиновьевцев. Скорее, это свидетельство выступает в пользу противоположного тезиса — что сам Николаев, а не Сталин и не следователи НКВД, первым поднял вопрос соучастия оппозиционеров в убийстве.
Можно было бы возразить, что этот диалог мог предполагать, что именно следователи НКВД, а не Николаев, инициировали вопрос об оппозиционерах (в данном случае о троцкистах) в следствии. Однако это было не так. Лено допускает, что Николаев