(Л 349; ОМ 17)
Уточняя содержание этой беседы, Николаев Л. В. показал, что именно тогда им и Котолыновым были разработаны возможные варианты покушения, причем было решено, что -
«…придется действовать в зависимости от обстановки, которая должна будет подсказать, какой из обсужденных вариантов нападения должен быть принятым…» (т. 2, л. 82).
При этом, по показаниям Николаева Л.В., Котолынов сказал, что — «…устранение Кирова ослабит существующее руководство ВКП(б), что с Кировым у бывшей оппозиции имеются свои особые счеты в связи с той борьбой, которую он организовал против ленинградских оппозиционеров…» (т.2, л. 81).
Пропуск № 4: (Л 350, сверху; ОМ 18, сверху)
[Николаев признался, что] Соколов выяснял маршруты Кирова перед октябрьскими торжествами 1934 г.
Пропуск № 5: (Л 350, второй пропуск сверху; ОМ 18, середина страницы)
Следствие установило, что Николаев Л., в результате принятого контрреволюционной подпольной террористической группой решения убить т. С.М. К и р о в а, в течение длительного времени вел совместно со своими сообщниками тщательную подготовку к совершению этого гнусного преступления.
Пропуск № 6: (Л 350, третий пропуск, середина страницы; ОМ 19)
[Обвиняемый Николаев Л. сам признал ложность и искусственность такой версии событий, объяснив, что он создал эту версию по предварительной договоренности членов террористической группы, которые решили представить убийство товарища Кирова как индивидуальный акт, и таким образом скрыть реальные мотивы этого преступления.]
В своем признании от 13 декабря сего года Николаев Л. говорит в точности следующее:
«…Я должен был изобразить убийство Кирова как единоличный акт, чтобы скрыть участие в нем зиновьевской группы» (т. 1, л. 266).
Пропуск № 7: (Л 350, низ страницы; ОМ 20)
В одном из своих показаний обвиняемый Николаев прямо заявляет: «Я поставил его (К о т о л ы н о в а) в известность, что решил не поступать на работу в период подготовки акта, чтобы иметь достаточное количество свободного для осуществления убийства Кирова времени. Котолынов одобрил мое решение» (т. 2, л. 85).
То же самое подтверждает жена обвиняемого Л. Николаева — Мильда Д р а у л е, которая показывает:
«…С конца марта 1934 г. вплоть до его (т. е. Николаева Л.) ареста он нигде не работал. Это объяснялось не тем, что Николаев не мог получить работу, а его упорным нежеланием заняться какой-либо работой. Посвятив себя целиком подготовке террористического акта, я полагаю, что он не хотел связывать себя работой где-либо…» (т. 3, л. 201).
Последний пропуск (Л 352; ОМ 22–24) является списком 14 обвиняемых с краткими биографиями. Мы не будет его воспроизводить здесь.
Некоторые из отрывков выше являются значительными дополнениями к нашим доказательствам по делу Кирова. Лено не объясняет, почему он опустил их.
Пропуск № 1: Николаев подтверждает существование троц-кистско-зиновьевского блока. Само существование такого блока отрицалось во времена Хрущева и снова во времена Горбачева. Но мы знаем, что он существовал, потому что у нас есть письма, в которых Седов и Троцкий обменивались информацией о нем. Таким образом, заявление Николаева подтверждает другие доказательства, что люди Хрущева и Горбачева лгали. Несмотря на это, исследования хрущевской и горбачевской эпох — на самом деле, не более чем ловкое прикрытие — составляют главные доказательства Лено, что Николаев был «убийцей-одиночкой»!
Заявление Ханика о «звеньях… в местах концентрации молодежи» подтверждает признание Звездова (Л 31-311), в котором он перечисляет членов различных «звеньев» организации, включая Николаева в «ленинградском центре».
Пропуск № 2 подтверждает существование параллельных заговоров и дает еще одно объяснение роли Шатского. Согласно этому отрывку Шатский главным образом вовсе не помогал Николаеву, а участвовал в параллельном заговоре по убийству Кирова у него дома или вблизи дома. Это опровергает утверждение Генриха Люшкова на одной из его пресс-конференций, устроенных в пропагандистских целях японцами. Лено принимает заявление и статьи Люшкова за чистую монету. Мы обсудим Люшкова и то, как Лено трактует его, в отдельной главе.
В пропуске № 3 Николаев прямо обвиняет Котолынова в том, что тот помогал ему планировать различные сценарии убийства Кирова. Он также показал, что Котолынов предложил мотив: месть за действия Кирова против оппозиции в Ленинграде.
Пропуск М 4 представляет заявление Николаева о том, что Соколов непосредственно участвовал в планировании убийства Кирова. Мы уже знали, что Соколов был одним из тех, кто признался в том, что является сообщником в убийстве Кирова, который был в курсе происходящего, — признание, которое смущает как Кирилину, так и Лено.
Пропуск № 7, вероятно, самый важный. Довод Лено (и Кирилиной), что Николаев был рассерженным одиночкой, основывается в большой степени на мнимой невозможности для него найти работу и на его чувстве, что он является жертвой гонений со стороны ленинградских властей. Здесь Николаев признался, что он отказался работать, чтобы сосредоточиться на убийстве. Более того, его жена Мильда Драуле подтверждает, что Николаев мог получить работу, но он предпочел обойтись без нее.
Заявление Драуле тоже нелегко совместить с ее невиновностью. Она говорит «я предполагаю», чем она создает впечатление, что она не знала, что Николаев готовился к убийству. Но она также заявляет, что она знала, что он не хотел найти работу. Это прямо противоречит ее заявлению в ее первых признаниях, что Николаев не мог работать, потому что (а) он ждал решения своего обращения к партии и (б) не мог работать на производстве по состоянию здоровья.
Пропуск № 7 сообщает важные дополнительные свидетельства, что Драуле была соучастницей в преступлении ее мужа. Она допускала, что его решение не искать работу было связано с планированием им убийства. Это переводит его деяние в совершенно другую категорию — не месть одиночки за ощущаемую несправедливость по отношению к нему, а месть политической оппозиции.
Очевидно, наиболее любопытные следственные материалы по делу Кирова были скрыты даже от Кирилиной, главы музея Кирова многие годы, а также от Лено. Из имеющихся материалов, однако, кажется ясным, что то, что было утаено, должно в большой степени обличать жену Николаева и остальных 13 человек, которых судили и казнили с ним. Если бы было хоть что-нибудь, что указывало бы на их невиновность, это, конечно, опубликовали бы. В конечном счете официальная позиция правительства России заключается в том, что все кроме Николаева были ложно обвинены. Тем не менее нет никаких доказательств в подтверждение этого вывода.
Кирилина и Лено пытаются подтвердить эту официальную позицию. Они тоже вряд ли бы упустили возможность процитировать любое свидетельство, которое подтверждало бы ее. И тем не менее у них нет ничего.
Ни один из документов и отрывков, пропущенных Лено, не содержит никаких свидетельств, которые бы укрепили отстаиваемую им точку зрения, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Все они содержат информацию, имеющую доказательную силу, которая противоречит этой точке зрения Лено, и укрепляют другие доказательства, которыми мы обладаем, что Киров был убит в результате зиновьевского заговора.
В свете этих фактов похоже, что Лено пропустил некоторые из них намеренно, так как их рассмотрение ослабляет, а не укрепляет его предвзятый вывод. Возможно также, что он не позаботился о том, чтобы проверить архив Волкогонова на наличие материалов, имеющих отношение к убийству Кирова, хотя он был открыт для публики уже десять лет к тому времени, как была опубликована его книга в конце 2010 г.
Глава 12. От убийства Кирова до процесса 1936 г.
Кирилина и Лено рассматривают большинство имеющихся доказательств из следствия, обвинительного заключения и процесса по делу Николаева и его соучастников в декабре 1934 г. (с некоторыми важными исключениями). В другом месте данного анализа мы тщательно исследовали как свидетельства, которые Кирилина и Лено все-таки рассмотрели, так и те, которые они проигнорировали, и подвергли критическому анализу обращение Кирилиной и Лено с ними. Мы пришли к следующим выводам:
• По свидетельствам, доступным ныне исследователям, просто нет места сомнениям, что все соучастники Николаева по тайной организации были виновны в заговоре с целью убийства Кирова. Доказательства их вины несметны.
Фактически почти нет доказательств, которые предполагают какой-либо иной вывод. Мы посвятим по целой главе каждому из двух исключений: мнимому первому признанию Николаева и статье Люшкова в «Кайдзо» в 1939 г. При тщательном рассмотрении мы обнаружим, что ни один из этих документов на самом деле не является доказательством.
• Лено и Кирилиной совершенно не удается опровергнуть истинность доказательств против соучастников Николаева.
• Как Кирилина, так и Лено, подобно официальным комиссиям хрущевского и горбачевского периодов до них, на результаты работы которых они оба основательно опираются, исходят из предвзятого мнения, что соучастники по делу Кирова были невиновны.
Кажется, цель Лено и Кирилиной не расследовать объективно убийство Кирова, а, скорее, они стараются исказить свидетельства, чтобы прийти к предвзятому выводу, что Сталин ложно обвинил всех кроме Николаева. Как мы уже демонстрировали, факты не подкрепляют это предположение.
Книга Кирилиной заканчивается на Декабрьском процессе 1934 г. Лено заявляет, что изучил все факты, имеющие отношение к данному делу, включая те, который стали доступными после этого процесса. Однако это не так. Лено изучил не все факты, относящиеся к этому делу.
• Между концом 1934 г. (процесс по делу Кирова) и окончанием Третьего московского процесса в марте 1938 г. стало известно большое количество новых фактов. Убийство Кирова сыграло заметную роль на