Председательствующий: В какой мере вы были связаны с Рейнгольдом по его террористической деятельности?
Сокольников: Рейнгольд руководил террористическими группами в Москве. Я с ним имел встречи, но относительно его работы он мне никаких сообщений не делал. Относительно тех функций, которые на него возложены, я знал от Каменева.
Председательствующий: С вами Рейнгольд непосредственно был больше связан, чем с Каменевым?
Сокольников: Но никаких сообщений относительно своей деятельности он мне не делал (Процесс 75).
Это согласуется с признаниями Каменева как до, так и после процесса 1936 г. Мы рассмотрели их в предыдущей главе. Это также подтверждает признания Валентина Астрова, бывшего сторонника Бухарина. Астров подтвердил эти признания в статьях, опубликованных в постсоветский период[88].
Муралов подтвердил, что И.Н.Смирнов рассказывал ему в 1931 г. о своей встрече с Седовым и о новой линии Троцкого об обращении к терроризму в отношении руководства коммунистической партии и правительства.
Вышинский: Будьте добры, скажите о своем участии в западно-сибирском подпольном троцкистском центре.
Муралов: начале 1931 года, будучи в командировке в Москве, я увиделся с Иваном Никитичем Смирновым. Он мне рассказал, что был за границей и виделся там с Седовым, рассказал о новых установках Троцкого относительно применения террора в отношении к руководству коммунистической партии и правительства. Смирнов посоветовал восстановить наш сибирский центр в составе известных ему и мне лиц, тех, которые в 1929 году опять вошли в партию. Эти имена были указаны — Сумецкий и Богуславский. Первой задачей этого центра было собирание троцкистских сил и организация крупных террористических актов. Приехав в Новосибирск, я постарался повидаться с Сумецким и Богуславским и передал им то, что предложил Иван Никитич Смирнов и что я воспринял, как должное. Они тоже согласились со мной, и в таком составе начал функционировать троцкистский контрреволюционный центр в Сибири. Я — руководитель, Сумецкий должен был собирать кадры, главным образом среди молодежи высших учебных заведений. Троцкисту Ходорозе я поручил организовать террористическую группу. Он сформировал ее в 1932 году. Объект террористического акта — секретарь краевого комитета ВКП(б) Эйхе.
В этом же 1932 году в Новосибирск приехал Шестов и привез письмо от Седова. Это письмо содержало в себе много беллетристики и было написано обыкновенным способом, но то, что было не беллетристикой, было расшифровано антипирином, а именно — директива Троцкого о переходе к террористическим действиям. Письмо подтверждало то, что сказал Смирнов.
В 1932 году я получил еще одно письмо от Седова, которое мне привез Зайдман — троцкист-инженер. В нем предлагалось ускорить террористические акты по отношению к Сталину, Ворошилову, Кагановичу и Кирову (Процесс 94).
Это подтверждает то, что рассказала Бруэ Лилия Даллин — что Седов был единственным человеком, кто знал все о планах Троцкого. Это также согласуется с отчетами Марка Зборовского Москве, что Седов сообщил ему по секрету, что следует убить Сталина, несмотря на то что и Седов, и Троцкий публично отказались от убийства, как несовместимого с марксизмом.
В гарвардском архиве Троцкого есть также письма Седова, написанные антипирином.
Подобно Радеку и Пятакову, и, как мы увидим, Ягоде, Муралов был против «работы эсеровскими партизанскими методами» путем индивидуальных убийств, но тем не менее участвовал в планах убийства.
Вышинский: Расскажите, пожалуйста, после убийства Сергея Мироновича Кирова вы встречались с Пятаковым?
Муралов: Встречался.
Вышинский: Не было у вас разговора по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова?
Муралов: Был разговор. Мы делились впечатлением, которое этот акт произвел на всех, и о том, что все-таки директива приводится в исполнение: одного человека уже убрали.
Вышинский: Одного убрали! А не говорил Пятаков, что теперь очередь за остальными?
Муралов: Подтверждаю, говорил… (Процесс 97).
Вышинский: На предварительном следствии, когда вас допрашивали в прокуратуре СССР, вы показывали следующее. Позвольте мне зачитать т. XXV, стр. 109:
«В 1934 г. после убийства Сергея Мироновича Кирова я встретил Пятакова в Москве и в беседе со мной он сказал: "Одного из перечисленных в плане убрали, теперь очередь за остальными; но мы не должны спешить"». Это верно?
Муралов: подтверждаю это, именно это он и говорил (Process 224–225).
Вышинский: Но разве не говорили, что терроризм в целом не дает результата, если только один убит, а остальные остались, и, следовательно, необходимо действовать одним махом?
Муралов: И я, и Пятаков чувствовали, что было бесполезно действовать эсеровскими партизанскими методами. Мы должны организовать это так, чтобы вызвать панику одним ударом. Мы рассматривали панику и испуг в руководящих рядах партии как одно из средств, с помощью которого мы придем к власти (Process 226).
Более короткий русский текст:
Вышинский: А не говорилось ли, что террор вообще не дает результатов, когда убьют только одного, а остальные остаются, и поэтому надо действовать сразу?
Муралов: И я, и Пятаков — мы чувствовали, что эсеровскими партизанскими методами действовать нельзя. Надо организовать так, чтобы сразу произвести панику. В том, что создастся паника и растерянность в партийных верхах, мы видели один из способов придти к власти (Процесс 97).
Показания на Втором московском процессе в отношении убийства Кирова помещают это деяние в контекст гораздо более широкого заговора, состоявшего из ряда независимых подпольных групп, которые контактировали друг с другом через координирующий центр. Они также снимают обвинения с троцкистской организации, которая не принимала непосредственного участия в убийстве Кирова.
Традиционное объяснение антитроцкистской кампании 1930-х годов состоит в том, что это была фальсификация, которая продемонстрировала, как Сталин видел Троцкого своим главным соперником и хотел очернить его. Если бы дело было в этом, то к чему НКВД «писать сценарии» признаний, которые показали, что троцкисты не были непосредственно вовлечены в убийство Кирова? Конечно, они знали, что такое покушение планировалось зиновьевцами. В юридическом смысле это делало их также несущими ответственность. Однако, несомненно, существует моральная разница между знанием о готовящемся убийстве и участием в его исполнении. Троцкий изображен требующим убийств, но его люди не осуществляли их.
Это также трудно согласуется с тем фактом, что двое из главных подсудимых троцкистов, Радек и Сокольников (наряду с двумя менее значительными подсудимыми), получили лишь тюремные сроки на основании того, что они не участвовали ни в убийстве Кирова, ни в саботаже, в которых признались остальные из подсудимых.
То, что у нас нет свидетельств о «создании сценариев» признаний Сталиным или по его указанию, вынуждает любого честного исследователя обращаться с этими признаниями, как с подлинными, если или пока не обнаружатся доказательства такого «создания сценариев». В отсутствие таких доказательств признания на этом процессе раскрывают, что заговор с целью убийства ведущих членов партии восходит ко времени формирования блока в 1932 г. и планам убийства Кирова не позднее апреля 1933 г. Деяние Николаева выглядит как кульминационная стадия гораздо более широкого заговора.
Третий московский процесс
Генрих Ягода был единственным из подсудимых на Мартовском процессе 1938 г., который был тесно связан с фактическим убийством Кирова. Свидетельства других подсудимых дают больше информации о заговоре правых, но не раскрывают больше ничего о заговоре с целью убийства Кирова или самом убийстве. Мы также рассмотрим остальные показания, связанные с убийством Кирова, потому что они дают убедительные доказательства того, что показания подсудимых не были «сценарием» и не были «сфабрикованы» ни в малейшей степени, а были подлинными. Обвиняемые Иванов, Рыков и Бухарин настаивают на том, что они не знали заранее о заговоре с целью убийства Кирова, несмотря на их ведущие роли в тайной организации правых и взаимоотношения правых с троцкистской и зиновьевской организациями.
Бухарин заявлял, что он не знал заранее о заговоре с целью убийства Кирова, несмотря на его признание в том, что он был членом блока правых и троцкистов.
Вышинский: Установка на организацию террористических актов, на убийство руководителей партии и Советского правительства у блока была?
Бухарин: Она была, и я думаю, что эту организацию следует датировать примерно 1932 годом, осенью.
Вышинский: к ваше отношение к убийству Сергея Мироновича Кирова? Это убийство было совершено также с ведома и по указаниям «право-троцкистского блока»?
Бухарин: Это мне не было известно.
Вышинский: Я спрашиваю: с ведома и по указаниям «право-троцкистского блока» совершено было это убийство?
Бухарин: А я повторяю, что это мне неизвестно, гражданин Прокурор.
Вышинский: Специально об убийстве Сергея Мироновича Кирова вам не было известно?
Бухарин: Не специально, а…
Вышинский: Обвиняемого Рыкова разрешите спросить.
Председательствующий: Пожалуйста.
Вышинский: Подсудимый Рыков, что вам известно по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова?
Рыков: Я ни о каком участии правых и правой части блока в убийстве Кирова не знаю.