Настроения, которые я описал, оставались у меня до 1932 г. Естественно, в таком настроении я ругал партийное руководство и лично товарища Сталина. Но с того времени, как я вернулся из Кустаная, я не испытывал таких нездоровых чувств. Я ни с кем не встречался, не вел антипартийных бесед, я не знаю ни о какой организации, ни о каком центре (Л 330).
Каменев сделал подобное заявление в одном допросе, который у нас есть, от 17 декабря 1934 г. из архивов Волкогонова.
Отрицаю не только руководство какой-либо к.-р. антипартийной организации, но и принадлежность к ней, а также свою осведомленность о существовании подобных организаций. С момента отъезда в Минусинск / ноябрь 1932 г. / я ни с кем из б. участников зиновьевско-троцкистского блока не поддерживал связей и никого из них не видел.
Лено его тоже не упоминает.
В другом месте своей книги Лено пытается заявлять, что именно у Сталина и НКВД возникла идея, что были московский и ленинградский «центры» зиновьевской тайной организации. Мы рассмотрим эти аргументы Лено в другой главе.
Однако, рассматривая это признание Котолынова от 12 декабря, Лено пропускает то, что Котолынов не только соглашается с тем, что существовали ленинградская и московская группы, но также называет имена некоторых их членов. Он также подтвердил, что ленинградцы поддерживали связь с Москвой через Румянцева.
Вопрос: Кто Вам известен из состава ленинградской к.-р. организации?
Ответ: **В. РУМЯНЦЕВ, С. МАНДЕЛЬШТАМ, А. Т0ЛМА30В, Ф. ФАДЕЕВ, Я. ЦЕЙТЛИН. В индустриальном институте: АНТОНОВ, ЗВЕЗДОВ, НАДЕЛЬ М. Со всеми ними я был связан. Я был также связан с троцкистом СУРОВЫМ, кажется высланным за к.-р. деятельность. Кроме того, я был связан с НАТАНСОН до ее высылки и с БОГОМОЛЬНЫМ.**
*ЛЕВИНА знаю как активного зиновьевца, предполагаю, что вокруг него группируются участники группы «23-х», в частности МЯСНИКОВ и ЗЕЛИКСОН.*
Вопрос: Кто еще кроме Вас поддерживал связи с московским центром к.-р. организации?
Ответ: *Связи с Москвой поддерживал также РУМЯНЦЕВ, который всегда был осведомлен и информировал меня о последних политических новостях.
**В частности, в одной из встреч РУМЯНЦЕВ рассказывал мне о выводе ЗИНОВЬЕВА из состава редакции журнала «Большевик». РУМЯНЦЕВ высказывал сожаление по адресу ЗИНОВЬЕВА и недовольство отношением к нему партийного руководства.**
Несколькими страницами ранее (Л 310–311) Лено приводит часть допроса Василия Звездова от 12 декабря 1934 г. Когда его попросили сделать список членов ленинградского центра – очевидно, он не говорил «группа» – Звездов назвал всех лиц, которых называет здесь Котолынов (кроме Мандельштама) и нескольких других тоже. Одним из тех, кого Звездов опознал как члена ленинградской группы, но которого Котолынов не назвал явно, был Николаев. Признания Котолынова и Звездова подтверждают друг друга.
То, что Котолынов не назвал Николаева членом ленинградской группы, неудивительно, ведь Николаев только что убил Кирова. Мы владеем другими показаниями, вдобавок свидетельствами из дневника Николаева и заявлением Николаева в его камере от 4 декабря (либо буквально сделанными во сне или в разговоре с самим собой ночью), что Николаев и Котолынов были близки.
Следовательно, мы могли бы ожидать, что Котолынов опровергнет связь с Николаевым независимо от того, имел ли он ее или нет. Однако Котолынов не опроверг ее. Наоборот: он подтверждает ее, хотя и косвенным, непорядочным образом.
Вопрос: Что Вы можете показать по поводу теракта над т. КИРОВЫМ членом Вашей к.-р. организации Л. НИКОЛАЕВЫМ?
Ответ: Политическую и моральную ответственность за убийство т. КИРОВА НИКОЛАЕВЫМ несет наша организация, под влиянием которой воспитался НИКОЛАЕВ в атмосфере озлобленного отношения к руководителям ВКП(б).
Заявление Котолынова – фактически признание того, что Николаев действительно был членом ленинградской организации. Во-первых, Котолынов не возражал, когда Люшков упомянул Николаева в качестве «члена вашей организации».
Более того, Николаев никак не мог быть «воспитан нашей организацией в атмосфере озлобленного отношения» к партийному руководству настолько, что она несла «политическую и моральную ответственность» за убийство, если только он не поддерживал регулярной связи с организацией на протяжении какого-то периода времени, то есть не был членом организации. Это была не организация с «членскими билетами» или «общими собраниями», на которых присутствовали все члены. Это была тайная организация. Вероятно, члены встречались малыми группами по 2, 3 и 4 человека одновременно. Таков обычный порядок встреч для тайной организации, обусловленный ее ячеечной структурой. Ее членами были те, кто встречался и кого все остальные считали членами. Явно Николаев должен был быть одним из них.
Более того, то, что Котолынов не назвал Николаева членом ленинградского центра, в то время как Звездов назвал его, является доказательством того, что ни признание Звездова, ни таковое Котолынова не было результатом воздействия «средств физического давления» и не было сфабриковано. Если бы тот факт, что Царьков назвал Николаева, был результатом пыток, то и к Котолынову также могли применить пытки, чтобы их признания совпадали.
Таким образом, этот отрывок из допроса-признания Котолынова от 12 декабря, хоть и короткий, но содержит важные и изобличающие улики. То, что Лено полностью не рассмотрел их и выводы из них, предполагает, что он намеренно умолчал о них, чтобы скрыть их содержание от читателей.
Допрос Царькова от 13 декабря 1934 г.
Этот допрос-признание имеет первостепенное значение. Ни Кирилина, ни Лено вообще не упоминают о нем. Возможно, Кирилина никогда не видела его. Однако у Лено нет такого оправдания. Документ есть в архиве Волкогонова, и он является доступным для публики с 2000 г. либо через систему межбиблиотечного обмена на микропленке из Библиотеки Конгресса или в самой Библиотеке Конгресса. Лено потратил годы на исследования и написание своей книги. Само собой, ему следовало проверить архив Волкогонова.
Признание Царькова важно по следующим причинам:
• он подтверждает, что оппозиционная подпольная зиновьевская группа действительно существовала в Ленинграде;
• он подтверждает, что Румянцев был руководителем ленинградской группы;
• он называет Котолынова одним из четырех человек, которые «были нашими непосредственными руководителями, которые возглавляли нашу борьбу против партии»;
• Царьков однозначно заявляет, что группа «рассматривала Кирова с особой враждебностью, так как именно он лично нанес поражение нашим лидерам в открытой борьбе перед широкими массами»;
• он подтверждает, что Зиновьев и Каменев были «руководителями зиновьевской организации»;
• Царьков признает, что зиновьевцы имели два плана для победы над партийным руководством и возвращения к власти собственных лидеров. Одним было вмешательство империалистических стран, которое они первоначально считали неизбежным. Он ясно подтвердил участие Зиновьева и Каменева в этих планах;
• он подтверждает, что зиновьевцы выступали за «устранение Сталина из партийного руководства» путем убийства и недвусмысленно связывает с этим убийство Кирова;
• Царьков не только подтверждает, что Николаев был членом ленинградской зиновьевской подпольной группы, но и то, что он был «ближе всех к Котолынову».
Мы рассмотрим эти последние три пункта более подробно.
Вот имеющая к этому отношение часть текста признания Царькова:
Директивы, исходящие значительно позже от центра, толковали, что возможность возвращения вождей зиновьевской организации – ЗИНОВЬЕВА, КАМЕНЕВА и др. к руководству партии обусловливается только двумя моментами:
1) Это нападение империалистических стран на СССР. Вызванная таким образом война неизбежно, как мы думали, должна будет привести к приходу наших вождей к руководству партии. В этом случае наши установки совпадали с надеждами и чаяниями всех контрреволюционных и фашистских сил внутри и вне страны.
2) Устранение СТАЛИНА от руководства партии.
Первая надежда не оправдалась: война не наступила. И поэтому в арсенале борьбы с партией – из действенных аргументов осталось одно: устранить СТАЛИНА. На этой почве возникали и росли среди нас, молодых, самые крайние экстремистские настроения. Выстрел НИКОЛАЕВА в КИРОВА является, таким образом, прямым и непосредственным актом существующих в организации настроений.
Признание Царькова важно не только для расследования убийства Кирова, но и для понимания в целом оппозиции 1930-х годов. Как кажется, выражение «устранение Сталина», происходило непосредственно от Троцкого, который использовал его в одной статье в своем «Бюллетене оппозиции». В другом месте этого обзора мы покажем, что Бухарин стал использовать его очень рано, возможно, еще до Троцкого, и что его молодые последователи понимали его значение как «любыми необходимыми средствами», включая убийство.
На январском 1937 г. московском процессе Карл Радек сказал, что он никогда не сомневался, что это означало «убийство», хотя Троцкий не использовал это слово. И вот Царьков за несколько лет до январского 1937 г. процесса говорит то же самое – убийство. Следовательно, Царьков признался, что «молодые» члены группы были решительно настроены на то, чтобы вернуть к власти своих лидеров, Зиновьева и Каменева, путем убийства Сталина и других партийных лидеров, недвусмысленно называя убийство Кирова Николаевым выражением этого мнения.
Важно заметить, чего не говорит Царьков. Он не заявляет, что кому-либо, включая Николаева, «приказали» или поручили убить кого бы то ни было. Наоборот, он заявляет, что «самые крайние настроения» более молодых членов – это, очевидно, значит склонность к убийству – были результатом двух фактов: (а) сильной ненависти к сталинскому партийному руководству; (б) отсутствию альтернативы «устранению Сталина» для достижения цели.