венной подсказкой – то, что являлось ему во вспышках небольших видений.
– Она человек, ваше величество. Мы… не похожи на демонов и поправляемся медленнее, – ответил Ксезу, бросив взгляд вдаль по коридору. – А что касается ее поведения, проявите понимание к ситуации, ваше величество. На нее столько всего свалилось в последнее время.
– Я рассказал ей, что связан с землей. – Морозко опустил взгляд на свои руки и подцепил ноготь на большом пальце.
Ксезу не дрогнул, но открыл было рот, чтобы заговорить, несколько раз, прежде чем ограничиться коротким вопросом:
– Могу я спросить зачем?
Морозко с мрачным смешком согнул пальцы в кулак:
– Она попыталась меня зарезать.
– Опять, ваше величество? – устало вздохнул Ксезу.
Нахмурившись, он пожал плечами:
– Есть у нее на меня такая реакция.
Король оттолкнулся от стены. Иногда он и забывал, что его распорядитель – человек. Они не были друг другу как родные, но все же он всецело доверял ему. Только чужеродные черты его лица и рост вечно напоминали Морозко, кто он такой. И все же он был благодарен Ксезу за напоминание о смертной хрупкости.
– Это никак не меняет того, зачем она здесь, – прошипел он. И вообще, ее эмоциональные переживания были совсем не его проблемой. Он не был обязан заботиться о ее комфорте сверх того, что он и так уже ей любезно предоставил. Поведя челюстью, он стиснул зубы. Недавнее видение медленно, но верно порождало в нем смятение.
Он закрыл глаза, позволяя картинке снова возникнуть перед глазами.
Сжав губы в тонкую линию, Эйра смотрела на него. Ее темные волосы были покрыты грязью, из уголка губ стекала кровь, а в ресницах блестели слезы. Морозко стоял на коленях на земле, держась за пульсирующий бок. Сквозь его пальцы текла теплая липкая жидкость.
– Морозко. Прошу тебя, – хрипло сказала она.
В тот момент было яснее ясного, что ее страх и горе были предназначены ему. Но какое ей было дело, умрет ли он от ранений, поглотит ли его очередная волна перевертышей?
– Морозко!
Ее нужно просто убить и покончить с этим. Все эти попытки расшифровать видения только откладывают неотвратимое. Эйра или Фростерия. Один свет не важнее всего королевства.
И все же его видения никогда раньше ему не врали. Они говорили правду, и, как бы ни менялось будущее от их решений, итог никогда не уходил далеко от того, что он видел. Так почему же птичка горько плакала по нему, почему произносила его имя так, что от одного звука трескалась ледяная броня его проклятого сердца? И это та самая смертная, которая, он уверен, дышала бы огнем, если бы могла. Он видел в ней нотку нежности, когда она раскрашивала своих кукол и говорила о том, почему это делает, но чтобы эта эмоция касалась напрямую его? Да он и не заслужил такого.
Когда его имя прозвучало вновь, Морозко распахнул глаза. Оно эхом отдавалось в голове, словно в нее вонзили нож. Морозко. Морозко. Морозко. Не говоря ни слова, он пошел прочь от Ксезу. Громкое стаккато его шагов эхом отдавалось от стен, напоминавшее больше бег, чем обычный шаг. Его собственное имя выедало его голову изнутри, и он стиснул зубы, чувствуя, что оно ведет в комнату Эйры. Дойдя до двери, он распахнул ее, врываясь внутрь, но не нашел ее ни в кровати, ни на балконе. Каждый мускул напрягся, ледяное сердце еще быстрее застучало.
Широко распахнув глаза, он учуял в воздухе запах можжевелового мыла и ринулся в купальню, к ванне, в которой мерно покачивалась вода. Его тело среагировало быстрее, чем он успел понять, что она даже не шевелится. Морозко поднял Эйру на руки, прижав к себе, словно неразумного ребенка.
Ее голова упала на его плечо под неудобным углом, все тело безжизненно повисло, неподвижно, быстро остывая.
«Только не так, Эйра. Только не так!»
– Ты не погибнешь так, Эйра из Винти! – его голос взлетел, достигая почти визгливой ноты. Он отнес ее в кровать и положил на матрас, быстро оценивая ее состояние. Ее грудь не вздымалась, кожа была серой и холодной на ощупь. Как давно она была там? Вода в ванне, к счастью, еще не успела остыть.
– Проклятье, – прошептал он. – Ну же, Эйра, очнись. – Он прижал ладони к ее холодным щекам и нахмурился. Морозко бы предпочел увидеть на ее лице привычный оскал, но только не это выражение смерти. Но ведь он был предвестником гибели. И никем другим.
Он зашипел, разрываясь между тем, что нужно было сделать, и тем, чего не сделать он просто не мог. Без единого колебания он прижал губы ко рту Эйры. Тот открылся, но дело было сейчас совсем не в поцелуе и не в нотке корицы на ее губах. Он отказывался позволять ее искре жизни угаснуть. На его условиях. Она должна была умереть только на его условиях.
С резким выдохом его ледяное дыхание ворвалось в ее легкие. Прижавшись к ее боку, он шептал ей на ухо заклинания, приказывая смерти разжать ледяные пальцы, шептал своей крови работать не против нее, а в ее пользу.
Он оторвался от нее лишь затем, чтобы найти сухое полотенце и вытереть ее, а потом накинул на нее теплое одеяло. В тот момент, как она оказалась под меховым пледом, ее спина внезапно выгнулась дугой. Ее глаза, обычно такие темные и блестящие, распахнулись и оказались морозно-голубого цвета, под стать ему. Она жадно втянула в себя воздух, и он ответил тем же.
Морозко отвел темные пряди с ее лица.
– Ты же боец, Эйра. Так борись, – прошептал он.
Эйра подняла вверх ладонь, словно пытаясь до чего-то дотянуться. Морозко провел пальцами по ее руке и почувствовал под ними электрический ток. Что-то чужое коснулось его силы, и он вдруг поежился. Ощущение было пьянящим и пугающим одновременно.
– Эйра, проснись! – рявкнул он, и ее глаза снова открылись, но стали вновь карими, как и раньше, и задержали взгляд на нем лишь на секунду. Она поперхнулась, потом еще раз, и он перевернул ее на бок, после чего из ее рта вырвался поток воды.
Морозко стучал ее по спине, пока судороги не прошли, а потом, нахмурившись, отстранился, чтобы снова оценить ее состояние. Щеки раскраснелись от натуги рвоты, а лицо снова нахмурилось, когда она подняла на него заметно рассеянный и испуганный взгляд.
– Ты чего такой растрепанный? – прохрипела она, тут же поморщившись.
А он был растрепанный? Рядом не было зеркала, в которое он мог бы посмотреть, чтобы оценить справедливость оценки девушки, но, учитывая, через что они только что прошли, он бы даже не удивился правдивости ее слов.
Он хмыкнул, снова осмотрев ее, а потом повернулся к двери. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он ворвался в комнату и начал шуметь, но Ксезу и Кусав смотрели на него – на них, – разинув рты.
– Ксезу, пусть Ульва заварит Эйре свежий чай. И, пожалуй, бульон тоже, – приказал Морозко.
– Как скажете, ваше величество. – Ксезу, все еще тараща глаза, поклонился и быстро выскочил из комнаты.
– А ты, Кусав, возвращайся на пост и закрой за собой дверь. Вам тут не представление, я ясно выразился? – Морозко выразительно посмотрел на стражника.
Кусав стукнул себя кулаком по груди.
– Да, ваше величество. – Щелкнув каблуками, он вернулся на свое прежнее место снаружи, послушно закрыв за собой дверь.
Когда другие мужчины ушли, Морозко снова переключил все свое внимание на Эйру, которая успела сесть. Одеяло свалилось к ее талии, и он, не сдержавшись, проследил за ним глазами, а потом, поднимая взгляд обратно вверх, ненадолго задержался на округлом очертании ее грудей – ее соски напряглись от холодного воздуха.
Эйра, кажется, резко пришла в себя, потому что она подтянула одеяло обратно на себя и тут же оскалилась.
– Ты что сделал?
Морозко фыркнул и отбросил волосы с лица.
– Я? Я спас тебе жизнь.
– Чего? – Ее губы скривились в непонимании.
Он подошел ближе и бросил на кровать халат.
– Позволь, я освежу твои воспоминания. Ванна, неспособность дышать под водой… – Морозко наблюдал за тем, как на ее лице проступило осознание произошедшего. Сложно было сказать, что напугало ее больше: то, что она чуть не утонула, или то, что он возился с ней, пока она была голой и без сознания.
– Не стану рассказывать тебе, почему не стоило мыться без помощи служанки. Ты, пожалуй, и сама уже поняла, что это было глупо. – Он вскинул бровь, ожидая знака, что она действительно это осознала. Ее щеки вспыхнули то ли от раздражения, то ли от смущения. Так или иначе, было приятно снова видеть на ее лице жизнь.
Скрестив руки на груди, он отвернулся, дожидаясь, пока она наденет халат. Раздалось шуршание ткани, а когда оно стихло, Морозко снова развернулся к Эйре лицом. В этот момент раздался стук в дверь.
– Входите, – приказал Морозко.
Дверь открылась, и на пороге появилась Ульва с подносом, на котором стоял хрустальный кувшин и тарелка с горячим бульоном. В нос Морозко ударили смешанные запахи соленого бульона и мятного чая с зимними ягодами. Ульва торопливо подошла к кровати, поставила поднос и налила Эйре чашку чая. Замерла было на секунду, словно намереваясь что-то сказать, но Морозко бросил на нее взгляд, от которого она тут же вылетела за порог.
– Спасибо, Ульва, – торопливо выпалила Эйра, когда женщина закрывала за собой дверь.
Как только они снова остались одни, Морозко принялся снова внимательно изучать Эйру. Ее очнувшееся тело дрожало от напряжения, и он знал, что любая издевка сейчас может ее вымотать. Но он не собирался подначивать или шутить. Он пришел узнать… почему?
Видение. И звук его имени, который чуть не расколол его череп надвое?
– Чего ты так на меня смотришь? – пробормотала Эйра, протягивая руку к подносу. Ее ладонь тряслась так сильно, что, если бы она взяла в руки чай или тарелку, все содержимое бы немедленно оказалось на ней.
Морозко шагнул вперед и поднял поднос, чтобы опустить его на кровать рядом с Эйрой.
– Не глупи. Ты едва сидишь, есть ты сама еще точно не готова. – Он взял ложку и набрал в нее немного бульона. Морозко был готов к протестам, но заметил лишь нотку небольших колебаний. Когда он поднес ложку к ее губам, Эйра немного отпила.