, — я кивнул на Форум, — найдётся пара-тройка трибунов, которые из кожи вон лезут, разжигая речами толпу. Как бы то ни было, выборы трибунов в этот год действительно прошли без помех. А вот остальным повезло меньше.
— Почему?
— Потому что Милон добивался должности консула, а Клодий — претора. Милон защищал интересы «лучших людей», Клодий — плебеев. Если бы их обоих избрали, каждый стал бы ставить другому палки в колёса. Милон рубил бы на корню любой законопроект Клодия; а Клодий, в свою очередь, срывал бы все планы Милона.
— Каждый был бы для другого костью в горле, — заметила Диана.
— Именно. Поэтому каждый из кожи вон лез, чтобы не допустить избрания другого. При этом оба пользовались сильной поддержкой своих избирателей, и на выборах победили бы без проблем. Так что всякий раз, когда назначался день выборов, случалось что-то такое, что мешало их проведению. Назначается день — авгур усматривает в полёте птиц неблагоприятное знамение — выборы переносятся. Назначается новый день — обнаруживается принятый в незапамятные времена закон, что именно в этот день выборы проводить нельзя. После долгих дебатов назначают новый день — и с утра на Марсовом поле вспыхивают беспорядки. И так до бесконечности. В нашей республике с выборами давно уже не всё благополучно — затеваются иски и тяжбы, чтобы не допустить избрания неугодных или сместить их до срока; подкуп и запугивание избирателей процветают махровым цветом. Но то, что творится последний год — это уже просто хаос. Республика, которая не в состоянии даже обеспечить проведение выборов, не много стоит.
Будто в подтверждение моих слов, базилика Порция вспыхнула с новой силой, как куча хвороста. Похоже, огонь добрался до кладовой, где хранилось масло для светильников. Мгновение спустя в лицо мне ударило волна жара. Пирующие разразились победоносными криками.
Цепочки людей с вёдрами быстро потянулась сторону нового очага пожара. Словно гигантские змеи, извергающие из пасти воду, пытались погасить пламя.
Я обернулся к Диане.
— Так что сама видишь, ничего удивительного, если Милон в конце концов и убил Клодия. Иначе и кончиться не могло. Разве что Клодий убил бы Милона.
Диана задумчиво кивнула.
Вскоре Бетесда позвала её из сада. Приближалось время ужина, и Диана спустилась, чтобы помочь матери накрывать на стол. Похоже, мои ответы её устроили; но в глубине души я понимал, что на главные её вопросы так и не ответил.
Нам что-то угрожает?
Думаешь, с нами что-то может случиться?
Вспышка пламени в базилике Порция вызвала среди клодиан заметное оживление. Пир закончился. На Ростру опять поднялись ораторы. До меня донеслось пение толпы.
Потом началось что-то странное. Один за другим клодиане подымались по почерневшим ступеням к дымящимся развалинам курии. Обратно они спускались с горящими факелами. Они зажигали факелы от очищающего огня, которому предали останки Клодия. Я подумал, что они унесут их домой, чтобы сохранить частицу священного огня в своих домашних очагах; но скоро понял, что ошибся.
Клодиане потянулась по направлению к Палатину. Благодаря свету факелов следить за ними было нетрудно. Огненные ручейки бежали между храмами и выливались на площади, возвращаясь тем же путём, каким пришли. Некоторые огоньки подымались по Спуску, другие огибали холм и исчезали из поля зрения, направляясь, видимо, к западному склону Палатина. От множества факелов было так светло, что я ясно видел Цицерона и Тирона, стоящих на своей крыше спиной ко мне, сблизив головы.
Поднявшиеся по Спуску сворачивали на запад, удаляясь от моего дома и приближаясь к дому Цицерона. У меня перехватило дыхание. Я видел, как напряжённо застыл Цицерон. Но огоньки продолжали двигаться дальше. Идя по улице, огибающей Палатин, они на противоположном склоне холма непременно встретятся с остальными. Чей дом в той части города?
Милона.
Я понял: клодиане собираются предать дом Милона тому самому огню, который обратил кровавые останки их вождя в пепел. А заодно предать огню и самого Милона — если у него хватило духу вернуться в Рим.
— Папа! — позвала Диана снизу. — Мама зовёт ужинать.
— Сейчас, Диана.
Дом Милона был далеко для бросающих камни; и достаточно близко для огня, который под порывами ветра станет перекидываться с крыши на крышу. Если подожгут дом Милона, пожар, чего доброго, охватит весь Палатин…
Может, нам всем перейти в к Эко? Эсквилин далеко; огонь туда не дойдёт. Но кто же станет тушить наш дом, если он загорится? Да и удастся ли нам благополучно добраться до дома Эко? Идти через Субуру в такую ночь, когда на улицах полно головорезов…
— Папа, ты идёшь? Что там?
Несколько отставших бегом поднялись по Спуску, обогнули дом Цицерона и скрылись за поворотом улицы.
— Иду.
Я в последний раз взглянул в направлении дома Милона. Мне показалось, что оттуда доносятся вопли и лязг металла, но разобрать что-то на таком расстоянии было совершенно невозможно.
— Папа?
Я шагнул к лестнице и поставил ногу на первую ступеньку.
То был невесёлый ужин. Мне кусок не лез в горло. Дождавшись, когда Бетесда и Диана пойдут спать, я снова поднялся на крышу; но сколько ни всматривался в направлении дома Милона, огня так и не увидел. На всякий случай перед тем, как спуститься, я позвал Белбо. Всю ночь мы сменяли друг друга — один спал под тёплыми одеялами на широкой скамье в саду, пока другой оставался на крыше, всматриваясь в ночное небо, чтобы вовремя заметить гибельный свет.
В конце концов небо заполыхало — но совсем с другой стороны. Над Римом занимался день. Ночь миновала, а мой дом остался невредим.
Поднявшись на крышу, я снова взглянул на Форум. В неярком утреннем свете он выглядел размытым, как смазанная картина. Холодный ветер принёс запах обугленного дерева и обгоревшего камня — всего, что осталось от здания римского сената, которое по воле толпы послужило погребальным костром для её кумира.
Глава 5
— И нарвались на град стрел. — Эко потянулся и душераздирающе зевнул — прошлой ночью он тоже спал лишь урывками. — По крайней мере, так говорят в городе. Они-то, наверно, рассчитывали, что в доме если кто и будет, то лишь слуги. Думали, ворвутся, слуг перебьют, дом разграбят и сожгут — всё без помех. Не тут-то было. На крыше их поджидал отряд лучников. Лучники не промахивались и стрел не жалели, так что управились быстро. Пара-тройка самых ретивых остались лежать, утыканные стрелами, как ёж иглами, а остальные пустились наутёк.
Мы сидели вдвоём в моём саду на складных стульях напротив статуи Минервы, греясь в лучах полуденного зимнего солнца.
— Но после этого они хотя бы угомонились? Сжечь курию, наесться до отвала, наслушаться речей — думаю, вполне достаточно для одного дня.
— Видимо, для них оказалось не достаточно. Потому что, спустившись с Палатина, они двинули через Субуру к воротам и оттуда в город мёртвых.
— Что им могло понадобиться на кладбище? Или лемуров они боятся меньше, чем стрел?
— К гробницам и могилам они не подходили. Направились прямиком в рощу Либитины. Завалились в её храм всей толпой.
— А в храме-то они что забыли? Объявить о прибытии Клодия в мир мёртвых — дело его родных. А звать либитинариев было уже поздно — Клодия успели сжечь, не заботясь при этом о религиозных формальностях.
— Клодий тут ни при чём, папа. Если помнишь, именно в храме Либитины хранятся фаски, когда в республике почему-то нет консулов. Ну, знаешь, эти прутья и секиры, которые несут ликторы перед консулами на процессиях и церемониях.
— Знаки консульской власти. — Я кивнул. — Теперь понимаю.
— Именно. Надо же их где-то хранить, когда в республике нет консулов, вот их и хранят в храме богини мёртвых — не знаю уж, почему. В общем, они забрали фаски и побежали назад в город — искать тех, кто выставлял свою кандидатуру на выборах консула. Соперников Милона.
— Публия Гипсея и Квинта Сципиона.
— Клодий, конечно же, поддерживал обоих. Сначала толпа отправилась к дому Сципиона и стала призывать его выйти и принять фаски.
— Без всяких выборов? Просто потому, что его выкликнула толпа?
— Да, вот так просто. Как бы то ни было, ничего у них не вышло. Сципион носу из дому не высунул.
— Наверняка до смерти перепугался. Ничего удивительного. Этой ночью до смерти перепугались все.
— Та же история повторилась перед домом Гипсея. Крики, призывы принять фаски, но кандидат даже дверей не открыл. И тогда кто-то подал идею предложить фаски Помпею.
— Но Помпей же проконсул, управляет Испанией. А проконсул не может претендовать на должность консула. Помпей командует войсками и по букве закона даже не может находиться в пределах Рима. Потому-то он и живёт на своей загородной вилле.
— Значит, буква закона их не интересует. Как бы то ни было, вся толпа опять валит из Рима — на этот раз через Родниковые ворота по Фламиниевой дороге, заявляется на виллу Помпея и стоит перед воротами, размахивая факелами, подымая фаски и призывая Помпея объявить себя консулом. А некоторые так даже и диктатором.
Я вскинул голову, поражённый.
— Они что, совсем рехнулись? Да половины из них ещё на свете не было, когда в Риме последний раз был диктатор.
— А теперь многие в Риме считают, что пришло время опять назначить диктатора. Надеются, что он наведёт порядок.
— Они понятия не имеют, о чём говорят. При диктатуре станет только хуже. И потом, я в жизни не поверю, что их главари надумали предложить Помпею консульство. Клодий и Помпей терпеть не могли друг друга. Вдобавок, Помпей никогда не был популяром.
— Тем не менее, он популярен в народе. Великий полководец, завоеватель Востока, Помпей Магн.
— Всё равно не сходится. Те, кто надоумил толпу сжечь курию, в жизни не захотят над собой диктатора — тем более такого реакционера, как Помпей. — Я покачал головой. — Одно из двух: либо это была совсем другая толпа, либо в какой-то момент туда затесались ораторы из числа людей Помпея и перехватили инициативу.