– Им не хотелось слишком долго ждать. Ведь в любом случае оставалась еще Уотсон. Через какое-то время она бы начала нервничать. Ее невозможно заставить поверить в то, что все в порядке, если бы шла неделя за неделей, а старуха так и не появлялась. В конце-то концов, какой смысл кого-то убивать, если нельзя нажиться на том, что покойник оставит после себя? Нет, нет, они могли рассчитывать, что Уотсон обратится в полицию. Но когда тело тетки нашли бы, никто и не засомневался в том, что ее убили. Старухи, пусть и выжившие из ума, не прячутся под коврами в пустых квартирах, предварительно задушив себя кухонным полотенцем.
– И что, по их расчетам, должно было произойти дальше? – спросил Каммингс, ставший похожим на собаку, взявшую след.
– О, вот тут предполагалось появление на сцене Чайного Колпака. Они с самого начала рассчитывали, что он примет на себя главный удар. Потому-то и подложили письмо к нему в квартиру. Ну ясно же, что кому-нибудь пришлось бы отвечать, но они никоим образом не имели в виду себя. Без письма никто не мог узнать, что мисс Керси подумывала заглянуть на Брендон-стрит.
– А если предположить, что он написал бы старухе, извиняясь за то, что не застал ее? – не унимался Каммингс.
– Мисс Флора легко перехватила бы письмо и сожгла его, не так ли? И кто бы знал, что его вообще писали? О, насчет этого не стоит заблуждаться или ошибаться. Шляпа – досадная случайность, но письмо в квартире Чайного Колпака – один из ключевых моментов замысла убийц.
– Они, наверное, были уверены в том, что мисс Керси намеревалась оставить все свои деньги племяннице? – предположил Брюс после своего долгого молчания.
– Я думаю, намеревалась она это сделать или нет, но мисс Керси хотела, чтобы они в это верили. Она всегда распространялась о том, что молодая женщина займет ее место. Это вполне соответствовало характеру старухи – нести морковку перед носом осла, чтобы тот взошел на гору.
– А после этого морковку спрятать.
– Она завещала мисс Флоре все остальное имущество, за исключением дома, – напомнил им Крук. – Ошиблись они в том, что предполагали, будто у нее есть много чего оставлять. Все умно рассчитали, чтобы заполучить жемчуга. Думали, что в этом случае стоит рискнуть. Однако, сами видите, Грант совершил промах со шляпой, оставив ее там, где она была на виду, а девушке удалось обнаружить тело в течение суток. Собственно говоря, Грант, очевидно, долго продумывал все дело и довольно тщательно его спланировал. Он сосредоточил внимание не на общей схеме, а отработал лишь детали, пытаясь добавить образности, которая не совсем вписывалась в картину преступления в целом. Если бы Грант не пытался выглядеть чертовски убедительным, возможно, это дело вполне могло сойти ему с рук.
– Но ведь, конечно же, не удалось, как только по его следу пустился человек-ищейка? – усмехнулся Каммингс.
– И вот это-то его и выдало?
– Именно это… а еще руки. Тебе что-нибудь известно об актерском гриме? Если ты молодой человек, а хочешь сойти за старикана, то главное внимание нужно сосредоточить не на лице, а на руках. С лицом все просто. Можно наклеить усы, бороду, сделать морщины, шрамы – да что угодно. Но вот руки – совсем другое дело. Их нужно гримировать очень тщательно. Грант мог добежать до туалетов у станции метро «Эрлс-Корт», что, как я подозреваю, он и проделал, сбросить там парик и прочую мишуру плюс смыть с лица грим. Но времени у него было в обрез. Он догадывался, что кто-то попытается проникнуть в квартиру номер три, и подумал: «В первую очередь смотрят на лицо». Так что с руками он ничего делать не стал. И когда перед его уходом я пожал ему руку, то обнаружил, что она липкая. Не от клея или смолы, не от пота, а от какого-то крема. Возможно, – добавил Крук, немного рисуясь, – сам я актер так себе, но актеры – такие же люди, как и все остальные. Они тоже попадают в беду, и из разговоров с ними можно узнать много полезного. Я знал, что Грант чем-то намазал руки, и я понял, чем именно.
– Он ведь рисковал, когда бежал обратно в дом, из которого только что вышел?
– В некотором смысле это не так. Ушел Чайный Колпак, а вернулся Хилл Грант. Если бы меня не оказалось поблизости, он бы тайком ускользнул, и девушка умерла в полном одиночестве и в темной квартире. Но если бы я находился там, то тогда он придумал бы пустяковый предлог для визита ко мне. Он не выдержал напряжения, понимаете?
– Тут его нельзя винить, – возразил Каммингс. – Многие люди боятся неизвестности, а так он мог наблюдать за событиями с близкого расстояния.
– И все время видеть, что делаю я, полиция и девушка. Он притворился по уши в нее влюбленным, хотя с чего бы это вдруг? Ведь Грант еще видел Зигрид связанной по рукам и ногам, едва замечал ее во время дознания. Хотя в этом случае меня лучше не спрашивать, я человек не сентиментальный. Но, разумеется, это дало ему повод явиться в больницу и очаровать ее, а заодно выяснить, что я предприму дальше.
– И она ему все выложила?
– На тарелочке с голубой каемочкой. Она ему рассказала, что ей нельзя покидать больницу, пока я за ней не пришлю. Грант звонит мне, убеждается, что я отсутствую и Билла тоже нет, и тут разыгрывает свою козырную карту. Он, конечно, не знал, что Билл наблюдал за больницей, как кошка за мышиной норой. Это стало его еще одним промахом. Он решил, что использует свой шанс. К тому времени, когда я вернулся бы в Лондон, девушка уже должна была лежать рядом с Чайным Колпаком на дне пруда, и кто бы стал связывать Хилла Гранта с ее смертью? Ну, когда бы их обнаружили, он выглядел бы обезумевшим от горя. – Крук сделал очередной добрый глоток пива. – Ну, обезумеет он уж точно, хотя и не от горя.
Брюс что-то лихорадочно рисовал на промокашке. Каммингс обернулся к нему и посмотрел через плечо.
– Бога ради, Брюс, это что еще за чудовище такое?
Брюс ответил, не поднимая взгляда:
– Это символ, выражающий психическое состояние Гранта, когда он решил, что горсть драгоценностей стоит трех человеческих жизней.
Каммингс испытал растерянность, что случалось с ним чрезвычайно редко.
– А что заставило тебя заняться юриспруденцией, Брюс?
Брюс натянуто улыбнулся.
– Ты думаешь, что я неудачник?
– Ну, черт подери, – примирительно произнес Каммингс, – живем-то один раз. Можно просто наслаждаться жизнью. Для меня это всего лишь материал, для Крука работа, но для тебя-то…
– А для меня это еще и жизнь, – пояснил Брюс. – Крук, вот ты одну вещь не разъяснил. Откуда у тебя такая уверенность, что в деле замешана Флора Керси?
– Ты когда-нибудь слышал о самках чибисов? – поинтересовался Крук.
Каммингс ответил, что никогда об этом не думал, однако, по его мнению, чибисы размножаются, как и все остальные птицы.
– Когда самке чибиса кажется, что рядом с ее гнездом кто-то есть, она вместо того, чтобы затаиться, начинает громко кричать, тем самым привлекая всех, кто ее слышит. Ей же кажется, что криком она отпугнет их от гнезда, но скоро до всех доходит, где находится и она, и яйца. Так же и мисс Флора. Когда она при каждом удобном случае поливала Гранта грязью, говорила мне, Уотсон и всем на свете, что она его не выносит, не доверяет ему, нахлебнику и проходимцу, я начал задумываться, что же у нее на уме. Она слишком много протестовала. Снова дилетантизм, – глубоко вздохнул он.
Каммингс, любивший раскладывать все по полочкам, задал последний вопрос:
– Как ты думаешь, он хотя бы теоретически намеревался на ней жениться?
– Если бы это принесло ему выгоду – разумеется. Но вот что я вам скажу: он никогда бы этого не сделал.
– И никто на ней не женится, – подчеркнул Каммингс куда мрачнее, чем раньше.
Крук удивленно уставился на него.
– С чего это ты взял?
– Ну, ее же тоже привлекут, так ведь?
– За что?
Теперь Каммингс уставился на Крука.
– За соучастие в убийстве своей тетки.
– Я знаю, что у нас замечательная полиция, которой нет в мире равных, – признался Крук. – Но даже она не может арестовать женщину, не имея доказательств. Я знаю версию, которую мисс Флора изложит полиции, и версия эта просто замечательная. Уж поверьте мне, она обо всем подумала. Прежде всего письмо. По ее версии, она третьего апреля приехала в Минбери и случайно встретила там Хилла Гранта, который направлялся на почту. Поэтому она отдала ему письмо тетки, чтобы тот отправил его вместе с остальными. Откуда ей было знать, что он так его и не отправил?
Камминг скептическим тоном спросил:
– И ты веришь этим россказням?
– Какое, черт подери, имеет значение, верю я им или нет? Самое главное – никто не сможет доказать, что это неправда.
– А остальное?
– Подделанный штемпель. Ну, она заявит, что ничего об этом не знает. Ей неизвестно, как его подделать. Наверное, так оно и есть. Телефонный звонок, на который мисс Флора ответила вечером седьмого числа, показался ей настоящим, от тетки. Она не подумала о том, что телеграмма из военного министерства может оказаться подложной. Мистер Грант протянул ее Флоре, но она не обратила на нее особого внимания. Его дела ее никоим образом не волновали. Она не задумывалась о том, что почта закрыта. Что же до белья ее тетки, которое вернули в дом и положили в ящик в комнате старухи – ну, мисс Флора заявит, что это наверняка дело рук Гранта. Она никогда не видела открытого чемодана после того, как он вернул его обратно. Понимаете, Грант, скорее всего, возил в нем еще и свой «маскарадный антураж». Но у него была масса возможностей зайти в комнату мисс Керси, пока дома никого не было. Ну? Что вы на это скажете, ваша честь? Вы можете сказать, что от этого просто разит сговором, но не сможете этого доказать. Мисс Флора ничего не знала о девушке, у нее хватило здравого смысла не оставить ни единой строчки, которую Грант или кто-то еще мог бы предъявить в суде. Уотсон может поклясться, что предостерегала старуху насчет этого субъекта, говоря, что он авантюрист да к тому же еще и отпетый негодяй. Да и сама она преданно служила старухе много лет. Нет, совершенно не вижу, как хоть какой-то суд решится предъявить ей обвинение.