— Конечно же… ради бога.
— Может я немного опережаю события, но, кажется, мы распутали это преступление. Братья Тайкс…
— Братья Тайкс… — вырвалось у меня.
— Помните медаль, которую обнаружила ваша жена… Та, из вашего чемодана. Мы отправили ее на экспертизу, и там установили, что она принадлежит Честеру Тайксу. Ни в какой регате он ее не завоевал, а получил в 1931 году за участие в конкурсе на лучшую модель судна. Он изготовил маленькую яхту.
— Черт побери… А как же…
— Вы имеете в виду их алиби? — опередил меня лейтенант.
— Да, ведь капитан рыбацкой шхуны подтвердил, что в ту ночь — пятнадцатого октября — братья находились у него на борту и участвовали в лове устриц.
— Именно так он и утверждал, но знаете, что выяснилось? Этот капитан — родной дядя Тайксов.
— Невероятно! В самом деле? В таком случае…
— Разумеется, — лейтенант снова стал прогуливаться по комнате. — У нас уже есть ордер на их арест, но мы никак не можем отыскать этих субъектов. Они словно в воду канули. Но считайте, что они у нас в руках; это вопрос двух, максимум трех дней…
И он дружески похлопал меня по плечу.
— А что касается Ральфа Эванса — будьте совершенно спокойны. Я за него ручаюсь.
Слушая Рейнольдса, я старался обрести уверенность и приободриться. Как было бы здорово, если бы он действительно оказался прав. Братья Тайкс арестованы. Тайна голубой яхты раскрыта. Однако лейтенант уже столько раз будил во мне надежду, что и на этот раз я не мог избавиться от сомнений.
Рейнольдс почувствовал мой скептицизм.
— Посудите сами… разве я осмелился бы отпустить вас в Нью-Йорк и оставить миссис Лидс дома совершенно одну, если бы имел хоть малейшие опасения?
— Наверное, нет.
— Хотите, на время вашего отсутствия я лично позабочусь о безопасности вашей супруги?
— О, конечно, — обрадовался я. Наконец-то мне стало гораздо спокойнее. Словно с моей груди свалилась огромная тяжесть.
— Значит договорились. Правда, я очень занят, но обещаю как минимум раз в день навещать вашу жену. А теперь отправляйтесь в дорогу и ни о чем не беспокойтесь. Когда ваш концерт?
— Завтра вечером.
— А когда собираетесь вернуться?
— В четверг после обеда.
— Прекрасно. Это совсем ненадолго. Я буду беречь миссис Лидс, как зеницу ока, и предупрежу Эванса, чтобы он остерегался братьев Тайкс, если им вдруг взбредет что-либо в голову. Этот Эванс — настоящий силач.
— К счастью…
Рейнольдс проводил меня к дверям. С окрестных лугов доносилось блеяние овец. Приятный, поистине успокаивающий пасторальный звук.
— Желаю успеха, — сказал лейтенант на прощание.
Я отъехал от него в гораздо лучшем настроении, испытывая чувство выполненного долга. Мэри оставалась в надежных руках, под охраной двух молодых, сильных мужчин. И теперь я собирался всецело заняться своими делами. В конце концов я ждал этого момента и трудился ради него многие месяцы.
Оставив позади себя городок, я выехал на автостраду и уже к часу дня добрался до Нью-Йорка. Неплохо пообедав в маленьком, но с прекрасной кухней ресторане, я вернулся в отель и немного вздремнул. После сна я принял душ, побрился и переоделся в спортивную куртку и серые фланелевые брюки. Затем уселся в ожидании корреспондентов из журнала «Взгляд». Вид на город, открывавшийся из окна моего номера, был великолепен.
Прямо передо мной раскинулся Центральный парк, утопающий в яркой свежей зелени, окутавшей его словно ажурная изумрудная шаль. Между деревьев неторопливо прогуливались люди в разноцветных одеждах. С обеих сторон этого необыкновенного зеленого оазиса гигантской стеной вздымались небоскребы, пылающие в лучах заходящего солнца. Они мигали тысячами окон, переливались красками, и казалось, что они двигаются, наполняясь звуками большого города. Звуки эти были поистине неповторимы и восхитительны: абстрактные, безликие, неземные. Будто протяжный грохот, составленный из бесчисленных разнородных звучаний. Подобного эффекта я стремился достичь в «Метопи». Меня охватил неописуемый восторг. Я впитывал в себя этот необыкновенный город и его хаотичную бетонную музыку. Наконец осуществилась моя мечта — я настоящий композитор, я создал Великое Творение.
Когда весенним солнечным днем смотришь из окна нью-йоркского отеля, то видишь перед собой гигантскую корону. Там, внизу, простирается многоцветный, сверкающий бриллиантами, отливающий пурпуром и изумрудом ореол славы и успеха. Кажется, достаточно одного волшебного слова, и этот поистине королевский венец материализуется. И состоится коронация. И в твою честь поднимутся миллионы бокалов. И расстелется королевский ковер, протянувшись в бесконечность…
Я сидел у окна с блаженным чувством удовлетворения от выполненной работы. Ожидал интервью, которое представит меня обществу. Ожидал славы и признания и в мечтах уже видел себя на вершине успеха. Будущее представлялось мне сплошным триумфом. Джон Уайльд Лидс Второй, оставивший мир бизнеса ради мира искусства будет признан великим композитором. Когда-то, еще в школе, мальчишки дразнили меня «пони». Я был самым маленьким в классе. Мое имя служило поводом для всякого рода насмешек, поскольку фирма Лидс по всей стране известна своим сантехоборудованием. Но теперь никто не посмеет высмеять это имя. Наоборот, мое имя будет произноситься с восторгом и восхищением и встречаться бурными овациями. Оно будет увековечено в мраморе. И, быть может, мой бюст займет почетное место в Центре Линкольна. Я снова погрузился в мечты и представил себя на церемонии открытия бюста, пожимающим направо и налево руки моих почитателей. Мэри, конечно, рядом. Очаровательная и элегантная. А вокруг — самые известные и знаменитые люди нашего времени. И всюду цветы, шампанское, пальмы в больших кадках. Торжественные речи…
Телефонный звонок.
— Слушаю.
— Вас спрашивает мистер Тайкс. Ему можно подняться к вам в номер?
— Постойте, постойте… как вы сказали?
— Мистер Тайкс, сэр. Из журнала «Взгляд».
На мгновенье у меня перехватило дыханье.
— Сейчас спущусь, — наконец выдохнул я.
17
Неторопливой походкой я вышел из лифта. Оправившись от первого впечатления, я даже находил ситуацию несколько забавной. В конце концов Тайкс — не такое уж редкое имя. Меня просто удивляло стечение обстоятельств. Еще несколько часов назад это имя означало для меня имя убийцы, а сейчас — репортера, представляющего известный многотиражный журнал.
На кушетке сидел маленький лысый человечек, а рядом с ним женщина с фотоаппаратом. Да, это наверняка не Честер Тайкс.
— Мистер Тайкс? — спросил я.
— Да. Мистер Лидс? — ответил он тонким голосом, слегка шепелявя.
И Вана он ничем не напоминал.
— Вы из «Взгляда»? — улыбнулся я.
— Совершенно верно. Позвольте представить вам мисс Финиан.
Мисс Финиан была немолодой, мужеподобной, энергичной особой.
— Мы поговорим здесь, внизу, или поднимемся к вам в номер? Хотелось бы сделать несколько снимков.
— Пойдемте наверх. Там освещение лучше.
Я был доволен, полностью расслабился и совершенно спокойно беседовал с ними. Но как только мы оказались в номере, и мисс Финиан стала возиться с экспонометром, все мое прекрасное настроение мигом улетучилось.
Так, ни с того ни с сего. Словно в самом обыкновенном чемодане внезапно открылось второе дно.
Мистер Тайкс сидел себе на моей кровати и курил сигарету. Он был похож на лилипута в игрушечном костюме.
— Должен признаться, дорогой мистер Лидс, у меня к вам особое отношение, — неожиданно заявил он и улыбнулся, показывая желтые зубы. — Мои родственники живут с вами по соседству…
— Ваши родственники…
— Да. Честер и Ван Тайкс. Я их двоюродный брат. Вы наверное знакомы с этим семейством? Они все прекрасно знают и постоянно упоминают о вас. Честно говоря, впервые я услышал о вас от своей кузины Нетти Тайкс. Она сказала, что вы композитор и часто бываете в Нью-Йорке. И именно Нетти настаивала, чтобы я взял у вас интервью.
— Боже мой… — простонал я.
От волнения у меня все поплыло перед глазами. Я был в полном замешательстве. Но решающий удар ждал меня впереди.
— Нетти содержит антикварный магазин. Знаете, в таком большом белом доме на Морской улице. Она вдова Вана. Вы не знакомы с Нетти? Неужели? Но вы должны знать Честера. Он библиотекарь…
Он улыбнулся и покачал головой.
— Сразу видно, что вы настоящий композитор… вы держитесь вдали от людей. Если не ошибаюсь, ваш дом стоит уединенно на берегу залива. Помню, еще мальчишкой я часто бегал туда — ловить рыбу с берега… Извините… Что случилось, мисс Финиан?
— Я просто хочу сделать несколько снимков, — ответила мисс Финиан. — Как его лучше снять — сидя или стоя?
— Сидя, — ответил коротышка. — Так, как сейчас.
Блеснула вспышка.
Я сидел с охваченной ужасом, безумной физиономией; белый, как стена. Снимок, разумеется, получился отвратительным, видимо поэтому его и напечатали. Подпись под ним гласила:
«Джон Уайльд Лидс Второй — наследник огромного состояния владельца фирмы сантехоборудования присоединяется к длинноволосым». Я выглядел на нем так, словно увидел призрака.
Впрочем, так оно и было.
Призрак, на которого я уставился, был плодом воображения моей Мэри. Честер Тайкс, согласно ее словам, был рыбаком, живущим в разваливающейся лачуге, окруженной горами устричных скорлуп. Я глупо пялился на эту лачугу, на заржавевший холодильник, валяющийся на крыльце. Пялился на его грозного брата Вана и на женщину с тугим узлом волос на затылке, смотрящую по телевизору богослужение, которая, как оказалось, разбирается в современной музыке, содержит первоклассный антикварный магазин и почитывает «Взгляд». Боже мой, я постепенно начинал все понимать.
Такова была горькая правда. Очень часто ее трудно переварить. Бывает, что слишком большая порция вызывает у человека тошноту и головокружение. И он спасается от правды, желая по-прежнему вдыхать сладкий воздух обыденной лжи.