Президент отрицательно покачал головой. Арье Леви раскрыл рот.
Пресс-секретарь, офицер следственного отдела и Эли Бехер с нетерпением ждали продолжения разговора.
— Я так понял, что он тоже с кафедры литературы, — продолжал Михаэль, — и не могу не задать вопрос: а не связаны ли эти два происшествия? Двое с одного факультета, в одно и то же время.
— Я об этом пока что не слышал, — с дипломатичной осторожностью сказал президент университета, — но можно, разумеется, уточнить.
Он нерешительно глянул на Леви и, когда тот кивнул, склонился над телефоном и коротко поговорил со своей секретаршей. Она подтвердила информацию. Сказала, что похороны состоятся лишь завтра, потому что нужно ждать результатов экспертизы.
— Я об этом, разумеется, ничего не знал, — словно бы извиняясь сказал президент, — но ведь это совершенно разные вещи — случай под водой в Эйлате и насильственная смерть здесь.
Арье тоже с интересом взглянул на Михаэля.
— Надо проверить, нет ли тут связи, — сказал Михаэль с сомнением, — сколько человек работает у вас на кафедре литературы?
Президент извиняющимся тоном ответил, что определенно не знает, разумеется, уточнит эти данные в администрации, но по его мнению — примерно двадцать человек. Включая ассистентов.
Президент снова озабоченно глянул на Михаэля и нерешительно добавил:
— Несмотря на трагическое, жуткое происшествие, я не понимаю, зачем нужно искать связь между этими двумя событиями, ведь одно произошло здесь, в университете, а другое — в Эйлате.
Никто не ответил этому костлявому человеку, теребившему свой галстук. Он единственный в этой комнате был в галстуке. На его белой рубашке отчетливо проступили следы пота. Арье Леви пригладил свои короткие кудрявые волосы, вытер лоб и сказал успокаивающе:
— Может, и нет никакой связи, но проверить нужно. Одно и то же время — конец недели. На той же кафедре. Все-таки.
В комнату заглянула Пнина из экспертного отдела. Ее обычной жизнерадостности как не бывало, румяные щеки побледнели:
— Мы уезжаем. Закончили.
Она посмотрела на Арье Леви. Он кивнул. Даже ей это далось нелегко.
«Значит, я не один здесь такой ранимый. Сомнительное утешение», — подумал Михаэль, когда дверь за ней закрылась.
— Мы будем вам помогать, — сказал президент, явно пытаясь установить контакт. Он улыбнулся, как бы рассчитывая на благодарность. — Вы получите любую помощь.
Снаружи послышались голоса. Присутствующие в растерянности посмотрели друг на друга. Арье Леви кивнул пресс-секретарю Гилю:
— Ну выйди к ним, скажи что-нибудь. Скажи, что идет проверка систем безопасности. Нельзя провоцировать панику. Представь им ясную картину, но при этом со знаком вопроса — это надо сделать еще до того, как начнут орать политики. Правые скажут, что гора Скопус должна быть надежным местом, что нельзя принимать арабов в университет, а левые — что университет не нужно было переводить сюда. Скандал в любом случае обеспечен.
— Так быстро прибыли журналисты?
— Разве это быстро? — Арье Леви глянул на часы. — Уже пять. Вообще-то они приходят вместе с нами, но мы дали информацию лишь полчаса тому назад, искали по рации нашего офицера связи; журналисты тут как тут, значит, офицер связи тоже скоро будет. Они сидят на нашей частоте, и нет никакой возможности что-либо скрыть.
Мером подозрительно смотрел на Гиля. Молодое лицо полицейского, его длинные светлые усы, смеющиеся глаза вызвали, по-видимому, недоверие старого дипломата. Гиль это понял и с ехидной улыбочкой смерил взглядом президента — от сверкающих черных туфель до холодных глаз.
— Так что, выйти к ним сейчас? — спросил он у начальника округа.
— Да, и пусть они все убираются. Завтра, скажи им, будет больше подробностей, — нетерпеливо проговорил Арье, и тут в комнату вломился Дани Белилати.
«Живот у него растет с каждым днем», — подумал Михаэль.
Дани обернулся и изрыгнул по адресу толпящихся у. дверей журналистов поток сочных проклятий.
— Это наш офицер связи старший лейтенант Белилати, — объяснил Арье Леви Мерому, теребившему свой галстук.
Арье сердито глянул на Дани, который поспешно запихивал в брюки свою трикотажную рубашку. Дани, вытирая красное лицо, стал путано объяснять, что он только что вернулся с рабочей встречи. Оглядев окружающих, он постепенно стал успокаиваться.
«Явно трупа еще не видел», — подумал Михаэль.
— Так что случилось? — спросил Белилати.
— Что случилось? — Арье Леви вкратце описал ситуацию.
— Тирош — это какой-то поэт? — спросил Белилати, взглянув на Михаэля, сидевшего позади начальника округа, и держа в руке незажженную сигарету.
Президент университета посмотрел на офицера связи с тем же выражением, с каким смотрел на Гиля, который вышел сейчас к группе журналистов.
Разве может такой человек, как Белилати, думал Михаэль, с этой его лысиной, красным лицом, с пузом, торчащим из грязных штанов, — разве может он вызывать доверие у человека, который выглядит как Мером?
— Вы полагаете, будто убийство произошло в конце недели, но офицер безопасности знает, что в субботу все здания университета заперты. Чтобы войти сюда, нужно специально звонить и просить офицера открыть здание, а потом звонить снова, чтобы выйти. — Белилати словно молитву прочел, после чего посмотрел на офицера безопасности.
Охайон, которому собственный голос показался хриплым, спокойно ответил, что это действительно так, но убийство-то произошло утром в пятницу, когда все открыто и каждый может спокойно зайти и выйти.
Дани Белилати почесал лоб:
— Ладно, говорить не о чем, пока не установят время смерти, но прежде всего нужно отработать версии, связанные с системой безопасности. Кому-нибудь известно о политической активности Тироша?
Михаэль читал стихи Тироша, опубликованные в пятничных литературных приложениях. Они не произвели на него большого впечатления, поэтому он ответил:
— По всей вероятности, он — салонный левый.
— Ну да, он же из университета, — грубо ответил Белилати, — а значит, должен быть немного левым, да?
И взглянул на президента. Михаэль старался не улыбаться. Он-то знал, что Белилати говорит серьезно, тогда как все остальные полагали, что Белилати иронизирует.
Президент довольно сухо ответил, что в университете есть люди с разными политическими взглядами.
— На факультете литературы? Поэт? Да чтобы в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году был кто-то не левый? Ну-ну.
Белилати склонил потную голову и насмешливо глянул на президента.
На лбу президента проступили капли пота. Он спросил, нужен ли он еще, и обратился к Арье Леви:
— С кем мне держать связь?
Леви, с видом очень занятого человека, ответил:
— Мы обратимся к вам, когда будет известно что-то новое. Нужную информацию вы сможете получить у капитана Охайона, который теперь будет заниматься этим делом. Его всегда можно найти через диспетчерскую. Но нужно набраться терпения, — заявил он президенту поучительным тоном.
Михаэль знал, как Леви в эти минуты возвышается в собственных глазах. Поведение и внешность президента: его лощеные манеры, галстук, способность не потеть даже в условиях стресса — все это вызывало у Михаэля неосознанное отторжение, так же как его ни к чему не обязывающие, но отточенные фразы и его хорошо скрытый посыл:
«Я-то могу отличить главное от ерунды, я знаю, какое вино нужно пить с каким блюдом».
Теперь президент был в растерянности — теперь он зависел от Леви, и Леви доставляло это удовольствие.
Михаэль должен был признаться себе, что люди, подобные президенту, вызывают у него раздражение и даже зависть. «Они родились с серебряной ложкой во рту[3], из которой потом делают себе заколки для галстука», — думал он.
Так он объяснял это Майе — совершенно серьезно, когда встретил ее в доме израильского атташе по культуре, работавшего в Чикаго (как раз тогда этот атташе был проездом в Израиле — по дороге в Австралию).
От такого человека, как президент, прошедшего школу МИДа, можно было ожидать чего угодно.
Арье Леви пошел проводить президента. Начальник полиции округа уверенно шикнул на корреспондентов, которые все еще толпились в коридоре. Увидев выходящих из кабинета Леви и президента, они оставили в покое пресс-секретаря полиции и метнулись к ним.
«Впрочем, — думал Михаэль, — иначе как с холодной вежливостью и почти открытым презрением не отреагируешь на развязные манеры начальника полиции округа».
Началось обсуждение: кого включить в следственную группу, помимо Охайона и Эли Бехера?
— Циля все еще на сохранении беременности? — спросил Авидан.
— Она уже две недели не на больничном, — ответил Эли, — но не захочет мотаться по ночам и все такое. Впрочем, в качестве координатора группы она, разумеется, подойдет.
Эли вопросительно взглянул на Михаэля.
— Если она согласится, то может быть координатором, — ответил Михаэль, — но ее одной все равно недостаточно.
Леви вернулся в комнату и закрыл за собой дверь. Его лицо приняло обычное строгое выражение, а маленькие глазки, всегда напоминавшие Михаэлю бисеринки, вдруг потухли.
— Ну хорошо, теперь вы знаете, с кем вам придется работать. Итак, группа сформирована еще до того, как начальник главного управления полиции на меня набросится, не говоря уже о всяком другом начальстве и обо всем мире. Белилати! Ты присоединяешься к особой группе, и я думаю, что, если мы действительно хотим разгадать эту загадку, нужны еще двое к вам троим.
— Циля может быть здесь полезна. Она два года училась в университете до того, как пришла в полицию, и кое-кого здесь знает, — сказал Михаэль.
Леви покосился на него:
— А кто еще?
— Сейчас не знаю, разве что вернуть Рафи после расследования того случая с Яффскими воротами.
— Ты консерватор, Охайон. Тебе нравится работать с одними и теми же людьми, да?
Михаэль не ответил, но подумал об Амнуэле Шорере, прежнем начальнике сле