Эту «суть вещей» Михаэля постоянно с улыбкой припоминали во всех следственных группах, где он работал. Это был его личный, исключительный стиль расследования. Он обязан был (так он полагал) войти в мир подследственного, почувствовать тонкие струны души убитого.
Литературные ассоциации стали у него возникать с тех пор, как он увидел труп. Это было частью некоего иррационального, неконтролируемого процесса, попытка войти в мир людей с кафедры литературы. Он постепенно проникал, как ему казалось, во внутренний мир Тироша. Следователь отчетливо ощущал его одиночество, опустошенность, нечто искусственное, деланное. Он понимал, что не только он один это чувствует. Но Дани Белилати и Эли Бехер были настроены против Тироша, открыто демонстрировали свое пренебрежение его миром. Михаэль повиновался своим ощущениям, позволял им овладеть его сознанием. Он хотел, чтобы жизненные импульсы Тироша передались ему.
— Ну, пошли? — Дани оборвал поток его мыслей.
— Нет еще. Здесь есть сарай?
— За домом. Но там все как обычно — немного инструментов, ящики, бумаги, бутылки с вином и какая-то мебель, — сказал Цвика. — Я и там сфотографировал.
— Ладно, тогда можно запирать и уходить.
Михаэль вздохнул. У двери он остановился и сказал Белилати:
— Вообще-то давай все-таки возьмем тот последний ящик из тумбочки в спальне.
— Ты сказал, что там только стихи, — ответил Белилати.
— Все-таки дай мне пустой мешок, — сказал Михаэль Цвике и вернулся в спальню.
Взяв записные книжки со стихами и фотоальбомы, он снова бросил взгляд на кровать. Шелкового халата уже не было. Люди из лаборатории упаковали и его. Михаэль еще раз огляделся и захватил с собой книгу стихов Анатолия Фарбера, лежавшую на кровати.
«Надо будет просмотреть ее, — подумал он устало, — ведь это последняя книга, которую читал Тирош перед смертью».
Михаэль присоединился к коллегам и осторожно поставил еще один мешок в машину отдела уголовного розыска. Машины «форд-эскорт» на стоянке не было. Михаэль на мгновение растерялся, но вспомнил, что Эли Бехер уехал в контору. Он сел в «рено» Белилати — справа от него. Рация засигналила.
— Где ты? — спросил диспетчер, услышав голос Михаэля. — Тебя ищут.
— Хорошо, ответил Охайон, уменьшив звук в приборе. Он зажег «сигарету на дорожку», снова усилил звук и сказал, что будет в диспетчерской через несколько минут.
Они подъехали к зданию полицейского управления на Русском подворье.
— Сейчас вернусь, — сказал Белилати и исчез.
Эли Бехер в диспетчерской говорил по телефону:
— Так найдите мне Арье Леви, что за разговоры? Нельзя копию получить?
— Идиоты, я тебе говорю! — обратился он к Михаэлю. — Совсем спятили, не хотят дать мне копию отчета патологоанатома. С ними напрямую невозможно работать!
— Кто не хочет давать?
— Да эти, из Эйлата. И патологоанатом из Абу Кабира тоже выкамаривается. — Эли закончил фразу сочными ругательствами.
Пятеро полицейских сидели у пульта, отвечали на телефонные звонки, но слышали каждое слово их разговора.
— Погодите, — сказал Михаэль, — прежде чем вы найдете начальника округа, дайте-ка мне еще раз Абу Кабир. Кто там дежурный патологоанатом?
Эли Бехер назвал имя.
— Я поднимусь наверх, в контору, пошли со мной, — сказал Михаэль.
Эли Бехер, как всегда, успокоился, но лишь после того, как Михаэль положил трубку и тихо сказал:
— Я говорил с Гиршем, они нам передадут отчет завтра утром. Но сейчас он перезвонит нам и сообщит главное.
Михаэль молча курил, Эли Бехер вышел, вернулся с двумя чашками кофе, и тут зазвонил телефон. Михаэль внимательно слушал собеседника, то и дело поддакивая, быстро записывал отдельные фразы. В конце разговора Михаэль поблагодарил патологоанатома Гирша, с которым работал уже восемь лет, поинтересовался, как дела у сына в армии и у дочери в университете, передал горячий привет жене и положил трубку.
— Ну? — спросил Эли. — Есть связь между двумя происшествиями? Есть что-нибудь?
— И не просто связь! — Михаэль большими глотками допил кофе.
Перед его взором снова встал морской пейзаж в доме Тироша и тело Додая, распростертое на песке.
— Идо Додай умер от отравления окисью углерода. Чтоб ты знал — это ядовитый газ, тот, что выходит из выхлопных труб автомобилей. Многие самоубийства в Америке происходят в закрытых гаражах, когда включают двигатель. Вот это оно и есть, — сказал Михаэль.
— Но что значит отравлен? — спросил Эли Бехер, страшно удивленный. — Сам или с чьей-то помощью?
— Этот газ организм не выделяет, если ты это имеешь и виду. Гирш объяснил, — Михаэль стал говорить медленно и терпеливо, как бы объясняя и себе тоже, — кислород связывается с красными кровяными шариками, в них есть гемоглобин, в нем — атом железа, с ним и связывается кислород, которым мы дышим. Когда в крови CO — угарный газ, гемоглобин в легких не может связывать кислород и переносить его по всему организму. Этот газ, СО, соединяется с железом даже лучше, чем кислород, и человек, который им дышит, быстро задыхается. Теряет сознание и ничего при этом не чувствует.
Михаэль остановился и глянул в зеленые помаргивающие глаза Эли, который был весь внимание.
— Вот почему лицо Додая было совершенно розовым, а все внутренние органы разорваны от погружения на глубину. «А я не знал, что он нырял на глубину тридцать метров, я в этом не понимаю», — подумал Михаэль.
— Губы покойного Идо были совершенно синими, они называют это, — Михаэль склонился над своими записями, — цианоз. Смертельную концентрацию угарного газа нашли путем анатомического анализа, — продолжал Михаэль, — теперь я понимаю, о чем говорили там, на берегу, возле машины «скорой».
Эли глянул на него широко раскрытыми глазами:
— Но как к нему попал этот газ?
— Я точно не знаю, но кто-то, по-видимому, выпустил из баллона часть сжатого воздуха и впустил туда угарный газ. Два баллона послали на анализ в Институт морской медицины. Я думал, ты у них все выяснишь.
— От них не было ответа, наверно, они уже ушли домой. Но я не понимаю — скажи, выходит, каждый может впустить угарный газ в баллон с кислородом? Как это сделать?
— Ну, это как раз не проблема. А вот чтобы до этого додуматься, надо быть гением.
Михаэль отряхнул пепел сигареты в кофейную гущу:
— У каждого баллона для подводного плавания есть вентиль, — объяснял Михаэль, — и у баллона с угарным газом есть вентиль. Так что можно их свинтить. Кто-то соединил вентиль баллона со сжатым воздухом с емкостью типа «Сода Стрим», в которой находился ядовитый газ, и впустил ядовитый газ в баллон с воздухом. Вот и все.
— А разве Додай не мог почувствовать? — задумчиво спросил Эли Бехер. — У этого газа есть запах?
— Нет, — Михаэль глянул на складку у Эли на переносице, — нет никакого запаха. Просто человек задыхается и умирает, ничего не чувствуя.
— Так что, — с ужасом спросил Эли, — мы имеем дело с химиком?
— Для этого не надо быть химиком, достаточно творческого мышления. Достать угарный газ может каждый, такие баллоны есть в любой химической компании, в каждой приличной лаборатории. С этим нет никаких проблем. Нужно только позаботиться, чтобы баллон не был слишком тяжелым или слишком легким, чтобы по весу не отличался от баллона со сжатым воздухом.
— И он умер в субботу?
— В двенадцать десять, в субботу, — согласился Михаэль.
— Так мы сейчас ищем двух убийц? — с отчаянием в голосе спросил Эли.
— Или одного, который убил двоих. И не только мы. Случай с Додаем относится к Эйлату, там тоже ищут.
Дани Белилати влетел в комнату, тяжело дыша. Он обычно говорил много и путано, так что не всегда можно было понять, о чем речь:
— Почему вы не даете кофе? Что вы сидите здесь, будто на вас гора упала? Что стряслось?
Михаэль вкратце рассказал.
— История начинает усложняться, — вздохнул Белилати.
— Ничего, — успокоил его Михаэль, — а теперь объявляется перерыв на обед, прежде чем перейдем к списку допрашиваемых завтра. Или знаете что, давайте сходим к Меиру в ресторан, прямо с этим списком, и там пройдемся по нему, а по дороге, может, и Цилю прихватим, если не возражаете.
Эли глянул на часы, пробормотал, что уже одиннадцать, но все же набрал номер и что-то прошептал в трубку.
— Я прихвачу ее по дороге, — сказал он, положив трубку.
После того как они вышли из комнаты, Михаэль позвонил домой. Телефон звонил долго, никто не брал трубку.
«Майя не пришла», — подумал он со смешанным чувством печали и облегчения. Юваль был у матери, готовился ко дню рождения ее отца, которому завтра исполнялось семьдесят. Михаэль вспомнил, как Юзек — бывший тесть — говорил: «Этот ваш развод убьет нас».
Михаэль поспешил присоединиться к Эли Бехеру и Дани Белилати. Они замолчали, когда он подсел к ним в машину, и не произнесли ни слова, пока не прибыли в ресторан Меира.
Ресторан находился в центре рынка Бен-Иегуда, в «проклятом доме». За долгие годы совместной работы Циля приучила их к этому ресторану как к единственному месту отдыха — они заходили туда после обнаружения трупов, после напряженной работы, ожидания анатомических анализов.
Трое парней, выполнявших обязанности официанта, повара и кассира, принимали Цилю как родную сестру. К Михаэлю они относились с особым почтением. Однажды он поинтересовался, что она сказала им о нем.
— Я сказала, что ты из отдела расследований мошенничеств, работаешь с теми, кто уклоняется от уплаты подоходного налога, — подмигнула ему Циля.
С тех пор Михаэль смущался, сидя здесь, особенно когда ему выписывали счет. Обычно он в это время рассматривал стену напротив кассы, портреты Бабы Сали[7] и рава Шараби, который, по слухам, проклял это здание. Портрет рава над кассой призван был нейтрализовать проклятие, нависшее над рестораном.
Никто не знал, кто из троих парней, иногда носивших кипу, а иногда нет, — Меир.