Она медленно подошла к краю платформы. Голубизна внизу так и манила. Внутренний голос шепнул: «Прыгай!»
Робин почувствовала, как кровь быстрее побежала по венам. Если бы здесь был сын, она велела бы ему держаться подальше от обрыва, боясь, что он сорвется со скалы, утонет или обгорит. Когда женщина становится матерью, то начинает сканировать пространство на предмет возможной опасности, замечая несущийся автомобиль, ядовитые ягоды, жужжащую в высокой траве пчелу. Она настраивается на определенную волну, постоянно начеку и уже не может расслабиться.
Возможно, излишняя настороженность связана с произошедшими физическими изменениями. Мышцы одрябли, кожа растянулась, и вот ты уже не стройная, подтянутая и сильная девушка и не уверена, что когда-нибудь снова сможешь стать такой.
Робин пока так и не смогла понять, что ощущает в связи с материнством. Складывалось впечатление, что это некая смесь разочарования и надежды, которые сменяют друг друга, как вдох и выдох. Ей есть что оплакивать: свое прежде крепкое тело, возможность высыпаться, свободу, которую она принимала как должное. Если раньше ей хотелось отправиться на прогулку, Робин просто брала ключи и выходила из дома. Теперь же такое простое действие превратилось в сложную процедуру с подготовкой сумки со сменной одеждой и какой-нибудь едой, погрузкой всего необходимого в коляску, уговоров надеть ботиночки и оставить дома большущий пластиковый меч, который нужен, чтобы отбиваться от драконов… И лишь после этого она могла, наконец, выйти из дома.
На улице Робин шла, толкая коляску или, если Джек отказывался сидеть в ней, зажав в руке маленькую пухлую ладошку. И хотя она старалась успокоить мысли и наслаждаться окружающим миром, все равно приходилось реагировать на поведение сына и силиться разобрать пока еще непонятные слова, которые потоком изливались из его ротика каждый день, а также находить компромиссы и как-то реагировать на высказывания, которые она так и не смогла расшифровать.
Стоя над голубой лагуной, Робин осознала, что, родив ребенка, потеряла часть себя. Забыла, что она за человек, чего хочет. Совсем как в подростковом возрасте, когда, болтаясь по дому, Робин ныла, что ей скучно, пока мать в итоге не спрашивала: «Чем ты хочешь заняться?» Только вот ответа на этот вопрос не находилось. Она слишком долго не могла определиться со своими желаниями, поэтому делала то, что должна была.
Ощущая ступнями шершавую поверхность валуна, Робин посмотрела вниз. Вода казалась темно-синей. Бездонный водоем, прекрасное место для ныряния. Интересно, какая здесь высота? Десять метров? Двенадцать?
«Это всего лишь вода», – подумала Робин. Она подошла к самому краю, поджала пальцы ног. Горячие и твердые складки скалы врезались в подошвы, солнце обжигало макушку. Робин смотрела на манящую синеву, и внутри все сжалось. В груди начало пульсировать какое-то новое, неизведанное желание, одновременно и пугая, и будоража.
Робин сделала глубокий вдох и прыгнула. Ее пятки оторвались от земли, тело взлетело вверх, руки вытянулись. На долю секунды она зависла в воздухе, не двигаясь ни вверх, ни вниз. Вдалеке виднелись мачта яхты и парящая над сверкающей поверхностью моря белая чайка.
Перед ней весь мир, и в то же время никого. Вокруг лишь небо и вода. Она сильная и ловкая.
Из груди вырвался дикий крик, прокатившись эхом по скалам – клич ликующего существа, ощутившего вкус свободы. Робин начала быстро падать вниз, волосы развевались в воздухе, тело вытянулось. Громкий всплеск – и вокруг сомкнулась плотная соленая жидкость.
Открыв глаза и слушая шум в ушах, Робин медленно погружалась в голубую толщу. Затем движение замедлилось, и вот она зависла в невесомости и отдалась этому ощущению, наслаждаясь моментом. Затем заработала ногами и всплыла наверх. На потревоженной поверхности лагуны закипели серебристые пузырьки. Девушка словно заново пришла в этот мир, жадно хватая ртом воздух и улыбаясь во весь рот. Она откинула голову назад и рассмеялась. Затем легла на спину, раскинув руки и ноги, словно морская звезда, и позволяя воде держать себя.
Робин уже и забыла, каково это – чувствовать себя свободной. Некоторое время она лежала неподвижно, отдавшись на волю солнцу и морю. Потом перевернулась на живот и поплыла к берегу. На скале в ярких лучах солнца отчетливо вырисовывалась чья-то фигура. Фэн.
Робин смахнула капли с ресниц. Их глаза встретились. По груди Робин разлилось тепло, она почувствовала, как энергия наполняет каждую клеточку тела.
Фэн подошла к краю площадки, выпрямилась, подняла руки вверх и прыгнула. Ее натянутое как струна тело с рельефом мышц прорезало голубую ткань неба и практически без брызг вошло в воду. По поверхности лагуны пошла рябь. Темная тень в голубой толще удалялась, затем начала двигаться в обратную сторону, и вот рядом с Робин возникло улыбающееся лицо.
– Надо же, и ты здесь.
Они сидели на берегу, обсыхая под знойными лучами. Укрыться в тени здесь было негде, и Робин понимала, что уже сгорела, но ей хотелось продлить этот сладостный момент. Глядя, как Фэн стряхивает воду с коротких волос рукой с поблескивающим на большом пальце серебряным кольцом, Робин сказала:
– Я думала, ты вернулась на яхту.
– Бэлла и Лекси поплыли вместе, так что я отправилась сюда.
Робин была этому рада. Она взглянула на сияющую гладь лагуны.
– Как же это здорово. Уехать, забыть о реальной жизни на несколько дней.
Фэн повернулась и прищурилась, защищая глаза от солнца.
– А какая она, реальная жизнь?
Робин пожала плечами.
– Нормальная, наверное. У меня есть сын, родители… Просто… Как бы это сказать, иногда все слишком… – она замялась, подыскивая нужное слово, – …пресно.
– Ясно. А работа? Ты юрист, верно?
– Да. Тоже очень пресно, правда?
– Тебе нравится твоя профессия?
Робин хотела сказать, что чувствует себя уверенно и не беспокоится о будущем, но Фэн спрашивала не об этом. Поэтому, помолчав, Робин ответила:
– Нет.
Каждое утро, уходя на работу, она чувствовала, как сжимается сердце, и старалась отвлечься от мысли, что Джек проведет весь день один, пока ей придется копаться в кадастровых документах. Робин думала только о том, как бы дотянуть до вечера.
Фэн спросила:
– А кем ты хотела стать в детстве?
– Фотографом, – не задумываясь, ответила Робин. – У меня был альбом, я снимала все, что казалось мне красивым, и вклеивала туда.
– Тогда почему ты стала юристом?
Она приняла решение, готовясь к выпускным экзаменам в школе. И родители, и учитель предложили ей попробовать свои силы в этой сфере. Дрю погиб всего несколько недель до того. В тот момент Робин казалось, что мир вокруг нее пошатнулся и земля может в любой момент разверзнуться под ногами. Смерть близкого человека обернулась шоком, осознанием того, какой жестокой порой бывает жизнь. Горькая утрата либо закаляет – тогда человек уверенно идет вперед с гордо поднятой головой, готовый преодолевать очередные невзгоды; либо учит быть осторожным и ожидать нового удара судьбы.
– Тогда выбор выглядел весьма разумным. Мой брат погиб. Жизнь переменилась. Юриспруденция казалась чем-то надежным. Родители настаивали, и я согласилась.
Фэн медленно кивнула.
– Понимаю. Иногда мы принимаем решения, которых ждут от нас окружающие.
Она посмотрела на Робин так, словно видела ее насквозь или могла читать мысли. Та, чувствуя, как пылают щеки, спросила, указывая на лагуну:
– Ты раньше бывала в подобных местах?
– Никогда. Я даже не знала, что бывают такие водоемы.
Робин обрадовалась такому ответу – словно созданная морем лагуна стала особенной из-за того, что они открыли ее вместе. Жаль, у них нет с собой фотоаппарата, так хочется запечатлеть окрестности. И все же Робин понимала, что снимок все равно не передаст всех деталей: запаха нагретых солнцем камней, свежести дующего с моря бриза, движений кружащей над волнами белой чайки. И главное, на нем не будет Фэн, которая сидит рядом, согнув спину и обняв руками колени, а ее серебряный гвоздик в носу сверкает каждый раз, когда она поворачивает голову.
– Почему ты не приезжала сюда целых семь лет?
Фэн немного помолчала.
– С этим островом связаны не только хорошие воспоминания.
Накануне, собираясь на прогулку, Робин увидела, как Фэн прячет в буфет свою фотографию в позолоченной рамке, стоявшую в гостиной. Ей так хотелось спросить: «Почему именно этот снимок? Что он для тебя значит? Почему ты не хочешь на него смотреть?» Однако Робин понимала, что Фэн намеренно убрала фотографию, когда осталась одна. Поэтому просто ответила:
– Очень жаль.
Хотя и не знала, чего именно ей жаль.
Некоторое время девушки молчали. Затем Робин спросила:
– Ты рада, что снова приехала сюда?
Фэн повернулась и посмотрела ей прямо в глаза.
– Да. Думаю, да.
Глава 31Лекси
Яхта лениво качалась на волнах. Легкий бриз слегка вздыбил поверхность моря, и небольшие волны настойчиво атаковали корпус судна.
Лекси устроилась на полотенце, подложив руки под голову. Лежащая рядом Бэлла расстегнула лифчик.
– Ты не можешь загорать топлес! – воскликнула Лекси.
– Уверена, Яннис уже видел женскую грудь. Вряд ли такую шикарную, конечно. – Бэлла повесила лифчик на перила.
– Ты будешь смущать остальных, – прошептала Лекси и, перегнувшись через подругу, достала и швырнула ей верх купальника. – Я серьезно!
– Вообще-то это они меня смущают, – тихо и отчетливо произнесла Бэлла, глядя на Ану и Элеонору, которые читали в тени навеса на корме. Она водрузила лифчик на место и спустила лямки с плеч. – На Ибице мы все лето загорали в одних трусиках-бикини.
– Так то на Ибице.
– Боже. Я хочу, чтобы нам снова было восемнадцать, и мы свалили на все лето. Я скучаю по ощущению свободы, по той жизни, которую мы вели. Ты помнишь? Тусовки, танцы всю ночь напролет. Громкая музыка, от которой в груди все прыгает, словно сердце сошло с ума. Орущая толпа в лучах прожекторов. Вот это было время. Мы не расставались и кутили на полную катушку.