Впереди на камнях валялось что-то темное. Робин нагнулась и потрогала: ткань. Платье Бэллы. Она снова взглянула на море: ветра нет, волн тоже, поверхность воды гладкая. А ведь Робин должна слышать плеск воды и видеть рябь, раз Бэлла купается?
Что-то не так. Сердце забилось быстрее. Робин устремилась вперед и зашла на мелководье. Подруга весь день пила, плавает она неважно. Возможно, что-то случилось. Надо сообщить остальным, что Бэлла пропала. Робин обернулась…
– Бу!
Перед ней стояла голая и ухмыляющаяся Бэлла.
– Господи! – вскрикнула Робин и прижала ладонь к груди. – Я думала, ты еще купаешься.
– Никто из этих засранок даже не заметил моего отсутствия. Я чудом доплыла обратно.
Робин смотрела на красивое тело подруги, залитое лунным светом, на длинные мокрые волосы.
– Не нужно было лезть в море!
Бэлла обняла ее за талию.
– Моя маленькая закомплексованная крошка! Все никак не можешь забыть меня?
– Ты мокрая! – с досадой воскликнула Робин, сбрасывая ее руку. Она сунула подруге платье. – Оденься.
Та покорно натянула его, словно послушный ребенок.
– Мы отдалились друг от друга, а ведь были так близки.
Робин совершенно не нравился подобный разговор. Особенно в такой вечер.
– Мы никогда не говорили об этом, – продолжала Бэлла.
– О чем?
– О том, что тогда случилось. – Бэлла протянула руку и дотронулась влажными пальцами до места, где под волосами Робин прощупывалась нитка шрама. – Ты ведь все помнишь.
Да, она помнила.
Удар головой о бортик бассейна. Темнота. Бледное перепуганное лицо склонившейся Бэллы, зовущей ее по имени.
Подруга посадила ее в машину и отвезла в отделение неотложной помощи, тысячу раз извинившись по дороге. Робин лишь наблюдала, как на зеркале заднего вида раскачивается амулет.
В больнице им пришлось ждать два часа. Робин дрожала, закутавшись во влажное полотенце и чувствуя исходящий от тела легкий запах хлорки. Наконец ее приняли. Доктор склеил кожу на голове и дал памятку, описывающую симптомы сотрясения мозга.
– Кто-то сегодня сможет за тобой присмотреть?
– Я, – ответила Бэлла. – Я о ней позабочусь.
Когда они приехали к Робин, родители уже спали. Девушки съели несколько тостов с бутербродной пастой, запивая их лимонадом и чувствуя себя одновременно и взрослыми, и детьми. Затем они на цыпочках прокрались в спальню. Для подруг Робин обычно раздвигала диван, но если она пойдет за чистым постельным бельем, то рискует разбудить родителей.
– Не против, если мы ляжем вместе? – спросила она у подруги, указывая на свою односпальную кровать.
– Не вопрос.
Бэлла переоделась в футболку Робин, присела на краешек постели и принялась снимать макияж. Без него лицо выглядело чистым и свежим.
Они легли в постель, матрас просел.
– Прости, что из-за меня пропустила вечеринку, – сказала Робин.
Бэлла пожала плечами.
– Школа позади. Следующие лет десять можно тусить напропалую. – Она широко улыбнулась, распространив аромат зубной пасты.
Робин протянула руку, выключила свет и осторожно легла, чувствуя пульсирующую боль в затылке. В комнате стало темно. Воцарилась тишина.
– Как твоя голова? – раздался шепот.
Робин поправила подушку и повернулась набок.
– Если устроиться вот так, то лучше.
Она открыла глаза и увидела лицо Бэллы в нескольких сантиметрах от своего. Подруга смотрела на нее, а затем тихо сказала:
– Прости. Я должна была тебя держать.
Бэлла пошарила рукой под одеялом, нашла ладонь Робин и сжала ее. Их пальцы переплелись.
Прикосновение обжигало. Теплота чужого тела манила, напряжение нарастало. Интересно, ощущала ли Бэлла то же самое? Робин с удивлением отметила, как приятно заныло внизу живота. Ошеломленная, она едва могла дышать.
Бэлла нежно гладила большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Их лица внезапно оказались ближе, Робин улавливала аромат мятной зубной пасты. Губы подруги коснулись ее щеки – сначала нерешительно, словно проверяя. А затем все более и более страстно.
Робин много раз целовалась с парнями – они всегда вели себя решительно и настойчиво. С Бэллой все было по-другому: мягкие и сочные губы, рот, от которого не хотелось отрываться. Поцелуи оказались по-настоящему сладкими.
Робин почувствовала, как подруга тянет ее ладонь, проводит ею по своей гладкой коже, по животу, увлекая руку все ниже…
Робин заморгала, пытаясь отогнать воспоминания, вот только они стояли перед глазами и жгли ее изнутри.
– Мы обе помним, – сказала Бэлла.
Глава 63Бэлла
Бэлла все прекрасно помнила: сцепленные пальцы, тепло тела Робин, когда их ноги переплелись, слабый запах хлорки, все еще исходивший от ее шеи, упирающуюся ей в бедро коленку, когда они заснули в обнимку.
А еще она помнила, что утром открыла глаза и поняла, что в спальне никого. Бэлла натянула одеяло до подбородка и ждала, что вот-вот в комнату войдет Робин с пакетом печенья и чашкой чая – их неизменными бодрящими средствами по утрам. Но дверь так и не открылась.
Наконец Бэлла босиком спустилась вниз. Ей пришлось натянуть платье, в котором она была вчера, – кусок переливающейся золотой ткани, который выглядел слишком дешево и гламурно в ярком утреннем свете.
Робин вместе с родителями сидела за кухонным столом: лицо без косметики, волосы гладко зачесаны, глаза опущены.
– Доброе утро! – поприветствовала подруга, не глядя на Бэллу.
– Доброе утро! – подхватил глава семейства. – Мы слышали, вчера ты отвезла нашу дочь в больницу? Огромное тебе спасибо.
– Пустяки, – ответила Бэлла, пытаясь поправить слишком низкий вырез декольте. Она сжала руки в кулаки, чтобы спрятать ярко-красный лак, казавшийся слишком вызывающим в этом тихом, пропитанном горем доме. Стало не по себе, словно она заявилась на похороны в маскарадном костюме. В поисках поддержки Бэлла посмотрела на подругу, но та не отрывала глаз от тарелки.
– Дочка прилично ударилась головой, – сказала миссис Дэвис каким-то странным тоном.
– Да уж. – Бэлла пересекла комнату, собираясь сесть за стол, но Робин резко встала.
– Я измотана. Пойду еще посплю. Ты сама доберешься?
– Да, конечно. Мне уже пора.
Никаких вещей у Бэллы с собой не было, поэтому она просто взяла туфли и ключи от машины и направилась в коридор.
Робин открыла входную дверь, по-прежнему не поднимая глаз.
Бэлла шагнула на крыльцо босиком, держа в руках туфли на шпильках, повернулась и спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
Подруга дотронулась до затылка.
– Алкоголь и сотрясение мозга – не самое удачное сочетание. Совсем ничего не помню.
Лицо Бэллы вспыхнуло.
– Ясно.
Повисло неловкое молчание.
– Что ж, тогда я лучше пойду, – наконец выдавила Бэлла.
– Конечно. Увидимся. – Робин упорно изучала землю под ногами.
Пока Бэлла шла по тупиковой улице к машине, ее щеки пылали от унижения. Она швырнула туфли на пассажирское сиденье, сунула ключ в замок зажигания, дважды заглохла и наконец сдала назад, так яростно нажимая на педали, что двигатель заревел. Бэлла включила магнитолу на максимум, и яростные удары ладонью по рулю потонули в рвущейся из колонок музыке.
И вот, стоя на берегу лицом к лицу с Робин, Бэлла сказала:
– Я прекрасно помню все, что произошло. И ты тоже, я это знаю.
Робин выдержала ее взгляд.
Что Бэлла хотела услышать? Извинения? Или признание, что все произошло на самом деле?
– Мне очень жаль, – наконец произнесла Робин. Она опустила голову, обошла Бэллу и растворилась в темноте.
Глава 64Элеонора
Элеонора потихоньку ускользнула от костра – подальше от смеха, запаха дерева и дыма.
Да, девушки стараются. Фэн слушала ее рассказы о Сэме. Робин следила, чтобы у Элеоноры не закончилась выпивка, и спрашивала, какую песню включить. Лекси освободила ей место у костра и хотела втянуть в разговор. Но Элеонора больше не могла притворяться. Она безумно устала от необходимости улыбаться, поддерживать беседу, говорить одно, а думать совершенно о другом.
Элеонора завернула бутылку водки в плед и положила ее на дно лодки. Под покровом темноты она оттащила шлюпку к воде, стараясь держаться подальше от костра и надеясь, что никто не заметит ее бегства и не начнет приставать с вопросами, почему ей захотелось погрести одной ночью. Какой ответ можно дать на такой вопрос? Что ей стало совершенно невыносимо? Что она уже три дня присутствует на празднике в честь другой женщины и ее терпение иссякло?
Элеонора и сама не понимала, почему решила выйти в море в темноте, да еще и с бутылкой спиртного. Впрочем, возможно, она кривила душой. Потому что прекрасно помнила, как очнулась на полу в ванной и лежала, прижавшись щекой к линолеуму, а перед глазами все плыло. Она чуть не пересекла грань. Страшная правда заключалась в том, что от последнего шага отделяло всего ничего: флакон снотворного, шаг со скалы или прыжок в омут.
Элеонора столкнула лодку в воду, затем забралась в нее, надеясь, что смех и разговоры заглушат плеск воды. Схватив весла, она принялась грести, сначала нервно, рывками, затем более спокойно, поддавшись размеренному ритму. Стекавшая с лопастей вода серебрилась в свете луны. Огонек костра и силуэты остальных девушек таяли в ночи.
Некоторое время Элеонора работала веслами. Луна освещала ей дорогу. Лодка покинула бухту. Руки устали. Все, пожалуй, хватит грести. Пусть течение решит ее судьбу.
Она поднесла бутылку ко рту и сделала большой глоток водки. Затем постелила на дно плед и легла, примостив руки под голову.
Звезды. Сколько их! В Лондоне, если Элеонора пробуждалась посреди ночи и больше не могла заснуть, то выходила на крошечный балкончик и всматривалась в небо в поисках нескольких ярких точек, пробивавшихся сквозь городскую иллюминацию. Ее проблемы сразу переставали быть серьезными. Вселенная огромна, а Элеонора со сдавливающей грудь скорбью – просто букашка.