Нет сомнений, что Герберт – наиболее вероятный кандидат в сообщники Джо. У него есть общественный и личный мотив избавиться от Юстаса. Он умен, отважен, бескомпромиссен и в определенных обстоятельствах мог поддаться фанатизму самого опасного толка – рассудочному. В то же время нельзя сбрасывать со счетов Гэбриэла Сорна или мистера Барнса. Гэбриэла и Джо, насколько я знаю, не связывала крепкая дружба. Однако у юноши имелось два веских мотива для убийства Юстаса: деньги (если он знал о наследстве) и неврастения на почве сыновних чувств. Впрочем, ему и мистеру Барнсу было бы сложно избавиться от тела – в отличие от Кэммисона. Врач умет анатомировать трупы, проводит много времени за городом и имеет гораздо больше возможностей уничтожить останки по сравнению с теми, кто вынужден с утра до вечера торчать на пивоварне.
Найджел чувствовал себя очень неловко. Ему нравились Герберт и Софи. Он и в городе остался лишь потому, что им явно нужна была его помощь. Герберт со всей откровенностью изложил ему собственные мотивы. Больше того, Найджел сам видел, как тот осматривал тела Юстаса Баннета и мисс Меллорс. Можно ли поверить, что Герберт, будь он прямо или косвенно причастен к смерти обоих, выдержал бы это испытание не моргнув глазом? Увы, можно. У него стальные нервы, глупо отрицать это. И все же, нет ли другой теории, которая объяснила бы факты и при этом исключила бы Герберта из списка подозреваемых?
Найджел глубоко вздохнул, осушил кружку и перелил в нее третью бутылку – сигнал к тому, что битва разума против невидимого врага достигла решающей стадии. Он лег поперек кресла, перекинул длинные ноги через подлокотник и тщательно пересмотрел все обстоятельства дела.
Сперва перед его опытным взором прошли характеры всех сопричастных. За ними – события и улики. Затем он напряг свою выдающуюся вербальную память и вспомнил все, что слышал с тех пор, как прибыл в Мэйден-Эстбери; не только свидетельские показания, но также оброненные время от времени замечания, явно не имевшие отношения к делу, однако сейчас даже более важные. Тут-то ему в голову и пришла идея, из которой вскоре выросла целая теория преступления. Он вспомнил, как Софи Кэммисон бросила короткую фразу – настолько пустячную и неуместную, что не было ни единого повода на ней задержаться. И все же она его раздразнила: будто сорванец, который строит нос статуе адмирала Нельсона – нелепое нахальство, смехотворная несоразмерность, от которых при всем при том невозможно отвести взгляд. Когда Найджел с некоторым раздражением вспомнил об этом, его посетила еще одна мысль. Будто на электрической вывеске, где одна за другой загораются буквы, у него в голове постепенно сложилось имя. И следя за тем, как разбегаются огоньки, Найджел знал, что имя, которое они составляют, – это имя убийцы.
Он взглянул на часы – десять минут десятого. Не готовился ли убийца нанести этой ночью новый визит? Инспектор не спускал глаз с пивоварни. Полиция поджидала в засаде у каждого входа. Убийце позволили бы войти, но выйти оказалось бы куда как сложнее. Если, конечно, он хотел войти. Возможно, даже сейчас он планирует нанести удар в другом месте. Что, если его последняя ночная вылазка нужна была для отвода глаз? Найджел беспокойно поерзал. Было неприятно осознавать, что следующий выпад может целить в него. Преступник не знал жалости и до сих пор бил без промаха. Возможно, эту ночь безопаснее переждать на пивоварне, под присмотром полиции? Что ж, двум смертям не бывать. Умирать, так с музыкой.
Найджел спустился в прихожую к телефону. Две догадки требовали подтверждения. Он полистал справочник и набрал номер. Герберт Кэммисон из своего кабинета услышал, как он говорит: «Алло, позовите, пожалуйста, мистера Триппа. А, это вы… Говорит Найджел Стрейнджуэйс от доктора Кэммисона. Я помогаю полиции расследовать дело Баннета… Да… Всего один вопрос. Вставная челюсть, которую вы воссоздаете… А, уже закончили… Да, тонкая работа, должно быть… Юстас Баннет, сомнений нет? Да, я так и думал. Как вы это установили? Конечно, гипсовый слепок челюстей. Как удачно, что вы его сохранили… Не только его? Слепки Джо и миссис Баннет? М-м… Да у вас там целая камера семейных ужасов. Дальнейшее опознание не требуется?.. Согласен. Большое спасибо. Спокойной ночи».
На мрачном лице Герберта отразилась легкая озабоченность. Она усилилась, когда через приоткрытую дверь он услышал, как Найджел набрал еще один номер и произнес: «Миссис Баннет дома? Спасибо… Говорит мистер Стрейнджуэйс. Постойте, а вы… Ах да, кухарка. Что ж, если вы ответите на один-два вопроса, то избавите хозяйку от хлопот… Да, я работаю с полицией. Вспомните ночь ограбления, с субботы на воскресенье. Миссис Баннет говорила что-то о пропавшей еде… Согласен, совершенно нелепо. Пара буханок и пирог с тмином? Да, наверняка их прихватил взломщик. Надеюсь, он не оставил вас в воскресенье без окорока? Не оставил. Да, могло быть гораздо хуже, правда? Спасибо. Спокойной ночи».
Когда Найджел повесил трубку, доктор Кэммисон тихо закрыл дверь и, чуть нахмурясь, застыл посреди кабинета. Минуту спустя он услышал, как звякнул дверной звонок. На пороге стоял Гэбриэл Сорн.
– Мне нужно поговорить со Стрейнджуэйсом, – сказал он.
Глава 14
Ты зверя уже приметил.
20 июля, 21.20–23.20
Можно сказать, что появление Гэбриэла Сорна у Кэммисонов открыло последнюю главу в деле Баннета – последнюю, поскольку признание убийцы сойдет лишь за эпилог. Глава эта стала достойной развязкой предшествующих событий, до того мрачных, гнусных и запутанных, что они, казалось, непременно должны были кончиться разочарованием. Ночь на вторник ознаменовалась не только поимкой хладнокровного и чудовищно изобретательного убийцы. В ту ночь стойкий полицейский – быть может, впервые – упал в обморок не от потери крови. В ту ночь Гэбриэл Сорн – впервые и, скорее всего, в последний раз – проявил высочайшее мужество. И наконец, в ту ночь пивоварня Баннета вместе с несколькими почтенными обитателями Мэйден-Эстбери, не говоря уже о самом Найджеле, едва не исчезла с лица земли.
В 21.20 Гэбриэла Сорна, пришедшего на разговор к Найджелу, провели в его спальню. Было заметно, что юноша с трудом подавляет какое-то сильное чувство: его левый глаз дергало от нервного тика, а манера, то колючая, то несдержанная, обращала на себя внимание больше, чем прежде. Он сел в плетеное кресло и вцепился в подлокотники так, что побелели костяшки – будто набирался мужества перед зубоврачебным сверлом. Найджел, которого Софи не без основания назвала бесчеловечным, горел желанием разобрать поведение Сорна и посему не испытывал ни жалости, ни презрения к той прискорбной фигуре, которую он представлял.
– Нашли своего убийцу? – спросил Сорн.
– Насколько я понимаю, полиция уверена в скором аресте, – бойко ответил Найджел.
– «Насколько вы понимаете»? Звучит так, будто вы не слишком в них верите.
Замечание было, по сути, вопросом, однако Найджел не стал на него отвечать. Он отлично знал: если хочешь кого-то смутить, храни молчание – пусть тот сам сделает первый шаг. Найджел скосил глаза к носу. Через десять секунд Сорн выпалил:
– Ну а вы-то что? У вас нет никаких гипотез о том, кто убийца?
– Гипотез у меня нет, – мягко ответил Найджел, а затем, внезапно подняв на Сорна бледно-голубые глаза, добавил: – Я это знаю наверняка.
Сорн непроизвольно вздрогнул и попытался выдать конвульсию за жест нетерпения.
– Вы?.. Ладно. Вот, значит, как…
Найджел опять зловеще замолчал.
– Черт возьми, – снова не выдержал Сорн, – почему же вы его не арестуете?
– Возможно, у меня недостаточно улик, чтобы убедить полицию. Или я могу не знать, где он сейчас.
Гэбриэл Сорн обдумал его слова, а затем с видимым усилием заговорил. Притворное безразличие и неподдельная тревога уравняли друг друга, и его голос прозвучал совершенно невыразительно:
– Не я ли этот убийца, позвольте спросить?
– Кому и знать, как не вам, мистер Сорн.
Гэбриэл издал короткий смешок – почти искреннее удивление.
– Потому что если это я и если – как вы более-менее дали понять – вы еще не поделились своим знанием с полицией, то мне на руку будет как можно скорее всадить нож в вашу широкую грудь. Как вы считаете?
– Сомневаюсь. Все-таки Кэммисон знает, что вы у меня в комнате, – и горничная вас, скорее всего, видела. Нет, я бы сказал, что это крайне опрометчивый шаг.
– Кэммисон, да… – Сорн слегка откинулся в кресле. – Я думал о матери. Знаете, она очень гордая. Гордая и бедная. Достоверно известно, что в наших жилах течет графская кровь – хорошо разбавленная, конечно. Интересно, хватит ли моей матери гордости отказаться от денег Юстаса.
– Туго вам придется, если она откажется.
– Да. Вы же понимаете, эти деньги позволили бы мне бросить пивоварню и посвятить себя литературе. Вы, конечно, считаете, что ничего ужаснее и случиться не может, – добавил он, как будто оправдываясь.
– Вовсе нет. Кажется, из вас вышел бы хороший поэт. У вас верные стимулы. «Мы учим песнями тому, чему нас горе научило» и прочее в том же духе.
– Вот спасибо, – скривился Сорн. – Я не за утешениями сюда пришел.
– А зачем? Что за пустяк погнал вас из дома в такой час – кроме желания всадить нож в мою широкую грудь?
Гэбриэл Сорн помолчал, а потом, не поднимая взгляда, промолвил:
– Я пришел рассказать историю. Только не знаю, поверите ли вы.
– Попробуйте, что вам еще остается.
– Я так понимаю, эта шутовская манера – неотъемлемая часть вашего ремесла? Что ж, попробую. История, собственно говоря, короткая. Полчаса назад мне позвонил один человек. Он попросил взять мою машину и в полночь ждать его на дороге через Ханикумский лес.
Найджел возбужденно хлопнул себя по колену.
– Черта с два! – воскликнул он. – Так, давайте-ка проясним. Вы хотите сказать, что убийца попросил вас устроить ему побег?
– Это вы сказали, не я.