– Да, я видела вас на собрании.
– А вы Сьюзен. Или Элейн? – Впрочем, при виде горячего энтузиазма Мэгги взгляд Сьюзен становится все холоднее. – Ваша фотография с Морской бригадой мальчиков, где вы под другим именем, есть только у меня.
Мэгги торжествует, но Сьюзен невозмутима.
– Видно, ваши люди что-то перепутали и неправильно записали, – отвечает она.
– Если я насчет чего-то и вымуштровала свою команду, то это как раз на то, чтобы они правильно записывали и произносили имена людей.
Две женщины замерли напротив друг друга в патовой ситуации посреди прогуливающихся отдыхающих.
– Не знаю, что вам нужно, но я тут на работе, – в конце концов говорит Сьюзен.
Мэгги ничего на это не отвечает, только пятится по набережной, продолжая сжимать в кулаке флаер и не сводя глаз со Сьюзен.
28
Карен Уайт осторожно переступает через мешок с нераспечатанными письмами у входной двери дома Бэт.
– Спасибо, что согласились поговорить со мной.
Бэт кивает. Она по-прежнему не уверена, что поступает правильно. Это Лиз решила, что им необходимо пообщаться с прессой.
– Я здесь не для того, чтобы докучать вам, – говорит Карен, словно читая мысли Бэт. – Я здесь с самого первого дня, и я оставила вас в покое.
– Это правда, – подхватывает Хлоя. – Я оставила на пляже Большого Шимпанзе. Так она принесла его мне обратно, спасла, чтобы его не сперли.
– Я думаю, что эту историю нужно освещать подробнее, – говорит Карен. – Но это сумасшедшее лето, и сейчас вокруг столько других сюжетов.
Бэт эти слова не понравились. Те сюжеты, о которых она говорит, – это браконьерство в отношении фазанов, штрафы за парковку и сплетни о разных знаменитостях. А тут речь идет о жизни и смерти. Сюжет даже звучит оскорбительно. Еще хуже, чем дело.
– Так что нам нужно делать? – спрашивает Марк.
Следуя приглашающему жесту Бэт, Карен присаживается на диван, на самый краешек подушек, подтягивает рукава выше запястий и наклоняется вперед.
– О’кей, вам это может не понравиться, но одна из причин того, что смерть Дэнни не привлекла к себе внимания, которого она заслуживает, заключается в неправильной подаче биографических данных. Если бы он был девочкой, желательно белокурой, да еще и на пару лет младше, здесь бы от репортеров было не протолкаться. – Она ловит на себе взгляд Бэт, полный отвращения. – Мне очень жаль, – говорит она и при этом выглядит так, будто сказала это искренне. – А работает это примерно так. Одиннадцатилетний мальчик все время убегает из дому. Я понимаю, что звучит это грубо, но газеты всегда отражают только то, на что клюет публика. Если вы действительно хотите большего внимания к этому делу, все упирается в вас, Бэт. Если вы сами расскажете свою историю, на нее откликнется каждая мать. А если бы к статье я приложила еще и вашу фотографию вместе с Дэнни, мы бы получили под это разворот на две страницы.
Внутри Бэт сражаются два инстинкта: желание сделать все, чтобы обеспечить делу бо́льшую огласку, и ощущение, что при этом придется позволить им рыться в своем грязном белье. Чего она достигнет, став центром внимания прессы и вывалив свою подноготную журналистке, с которой только что познакомилась? Бэт ищет подсказку в лицах своих близких, но трижды натыкается в их глазах на отражение собственной тупой неуверенности.
– Это же «Геральд», я читаю «Геральд», – говорит Лиз с таким видом, будто эта газета ей что-то должна за почти сорок лет лояльности к изданию.
Бэт мало что знает о средствах массовой информации, но даже она понимает, что так это не делается. Она напряженно мнет в руках подол своего платья.
– А что, если она сначала покажет нам, что написала, прежде чем отсылать в редакцию?
– Обычно я так не делаю, но, может быть, в этот раз…
Карен специально ведет себя так, чтобы это выглядело, будто она делает им одолжение. Вероятно, так оно и есть.
– Мы именно этого хотим? – вслух думает Бэт. – Может быть, сначала обсудить все с полицией?
– Вы, конечно, можете сделать это, ваше право, – произносит Карен, но язык ее жестов – она откидывается назад и скрещивает на груди руки – говорит противоположное. – Я бы сказала, что они стали очень осторожными, особенно после расследования Левесона[13]. А ДИ Харди осторожничает еще и потому, что связан с Сэндбруком.
По горлу Бэт прокатывается холодок, как будто она проглотила кусочек льда. Сэндбрук знаменит только одним. Она и сейчас без труда видит перед глазами лица тех девочек.
– А какое он имеет отношение к Сэндбруку? – спрашивает Марк.
– Так он ведь… А вы что, не знаете? – На мгновение Карен даже потеряла самообладание от неожиданности. – Алек Харди вел то расследование и был главным ответственным лицом. Я была там. И собрала весь материал о нем по тому делу. Это он виноват, что дело в суде развалилось.
Холод внутри Бэт проваливается еще глубже, растекаясь по всему телу. Его порывистость, которую она приняла за жесткую деловитость, теперь выглядит совсем по-другому. А они еще доверились ему. Они доверили ему самое главное дело на свете. Наверное, он юридически обязан был как-то предупредить их об этом. Бэт открывает рот, чтобы что-то сказать, но в горле у нее пересохло и с губ не слетает ни звука.
– А как он перешел на новое место работы? – спрашивает Марк.
– Этого я не знаю, – отвечает Карен. – Но одна из причин, по которой я здесь, это как раз не допустить, чтобы он сделал это еще раз.
Неожиданно в голову Бэт приходит одна мысль, и на это у нее находится голос.
– Элли должна была бы сказать мне об этом.
– Думаю, это должен был сделать хоть кто-нибудь, – говорит Карен. – Простите. Если бы я знала, я бы не сболтнула этого.
Теперь холод распространяется уже на кожу Бэт. Как Элли могла утаивать от нее такие важные вещи? На чьей она вообще стороне?
Все ждут от Бэт ответа. Но проблема в том, что она больше не доверяет собственным суждениям. Взять хотя бы то, насколько она промахнулась в своих оценках со Стивом Конноли и Алеком Харди. Да и с Элли прежде всего. Кто может с уверенностью сказать, что с Карен Уайт будет по-другому? С другой стороны, какая есть альтернатива? Послать ее и отказаться давать интервью? Раздается звук рвущейся ткани, и, опустив глаза, Бэт видит, что не заметила, как порвала свою юбку.
Карен наклоняет голову.
– Я понимаю, что являюсь лицом заинтересованным, но теперь вы и сами видите, что есть еще больше оснований привлечь прессу. Потому что, простите, Бэт, но Алек Харди ведь не один ловит преступников, верно? И чем шире мы будем освещать это дело, тем большее давление окажем на него.
Если так – все выглядит просто. Желание Бэт заботиться о Дэнни с его смертью не уменьшилось. Наоборот, теперь оно сильнее, чем когда-либо.
На подоконнике фотография: Бэт и Дэнни стоят на пляже прошлым летом, обняв друг друга за шею. Вынимая ее из рамки, Бэт понимает, что сможет жить и дальше, если вдруг окажется, что ее выбор был неправильным. Но при этом не сможет ужиться сама с собой, если не будет ничего делать.
Клонящееся к закату солнце окрашивает домик Морской бригады в масляно-желтый цвет. Во дворе вокруг перевернутой вверх дном лодки стоят детские спасательные жилеты. Джек Маршалл в своей форме капитана – морской галстук с эмблемой флота на фоне небесно-голубой сорочки – наблюдает за тем, как его маленькие подопечные возводят еще одну усыпальницу в честь погибшего мальчика. Здесь чувствуется морская тематика: ракушки вместо цветов, ламинированные рисунки. Здесь также есть фотографии – Дэнни на пляже, Дэнни в форме Морской бригады, Дэнни собирает мусор с песка, Дэнни поднимает вверх пойманную рыбу, Дэнни завязывает морские узлы.
Олли на мгновение задерживается перед этими снимками, качает головой и вытирает глаза. Затем, сжав зубы, включает диктофон в своем мобильном на запись и сует его в карман.
– Привет, мистер Маршалл, – бодрым голосом говорит он.
– Оливер! – откликается Джек. – Пришел помочь?
– В общем, могли бы мы с вами поговорить? Может быть, внутри?
Джек настораживается.
– Нет, мы можем поговорить и здесь. Разве не видишь, что я занят? Что ты хотел?
– Я тут натолкнулся кое на какую информацию и… – Олли аккуратно отводит Джека в сторону от мальчишек. – Поскольку мы знаем друг друга, я подумал, что должен сначала прийти к вам, прежде чем все это всплывет. – Он набирает побольше воздуха. – Мне правда очень неудобно, но другого способа задать этот вопрос не существует. Это правда, что вы были осуждены за секс с несовершеннолетними?
В глазах Джека вспыхивают страх и злость.
– Ах ты, маленький ублюдок!
– Я не пытаюсь вас как-то подставить… – начинает Олли, но договорить не успевает.
Джек с удивительным проворством, словно ему вдвое меньше лет, хватает его за шкирку и прижимает к поручням. Мальчишки из Морской бригады, маленькие и сбитые с толку, испуганно шарахаются назад.
– Кто сказал тебе это? – рычит Джек. – Полиция? Ты такой же, как и все остальные, – можешь только распускать слухи и осуждать.
– Думаю, вам лучше меня отпустить! – хрипло говорит Олли, которому Джек сдавил горло.
Джек отпускает руку и внезапно снова становится немощным стариком.
– Как давно ты меня знаешь? – уже умоляющим тоном спрашивает он. – Я хоть когда-нибудь делал что-то непотребное по отношению к детям?
– Если бы мы могли поговорить в помещении… – переводит дыхание Олли.
– Чтобы ты мог спровоцировать меня сказать что-то компрометирующее?
– Как я могу скомпрометировать вас, если вы невиновны?
– О, они натаскали тебя, чтобы ты вел себя по-умному, разве не так? Проваливай отсюда! Давай!
Олли понимает, что потерпел поражение. Он удаляется от домика Морской бригады, периодически переходя с шага на бег трусцой. Углубившись в собственные мысли, он не замечает припарковавшегося неподалеку Найджа Картера, который в кабине своего фургона жует чипсы. Окно машины открыто, ветер дует в его сторону, так что он слышал все, до последнего слова.