– Может быть, те наличные, которые мы нашли у него в комнате? – высказывает предположение Элли.
– Могли эти деньги попасть к нему от Джека Маршалла? – спрашивает Харди. – Вы ведь знаете его. Как вы думаете?
Элли больше не уверена, что вообще знает кого-то за пределами собственного дома.
– Он имел регулярные контакты с Дэнни, – начинает рассуждать она, – но какой у него мотив? Как бы там ни было, но Дэнни был задушен. А Джек – человек хилый. Не могу себе представить, чтобы он тащил труп две мили по берегу.
– Сообщник? – откликается Харди. – Мы до сих пор не знаем, действовал ли убийца в одиночку. Вы поговорили с сыном после сегодняшнего ночного мероприятия?
Меньше всего Элли хотелось бы обсуждать эмоциональное состояние своего ребенка с Харди.
– Немного, – уклончиво отвечает она. – Он просто хотел побыстрее домой.
– Хороший парень, – говорит Харди, бросая принесенную ею папку на свой стол. – Передайте ему от меня, что он сделал хорошее дело для Дэнни.
К стыду Элли, на глазах ее начинают наворачиваться слезы. С его жестким сарказмом и нетерпением она еще может справиться. Но добрые слова из уст Харди… Это уже выше ее сил.
34
В отличие от штаба расследования Алека Харди, в редакции «Эха Бродчёрча» не ведется политика «чистых столов». Карен и Олли, напряженно собирая материал о Джеке Маршалле, буквально тонут в бумагах. Все возможные поверхности покрыты самоклеющимися листками для заметок, распечатками из интернета, газетами и высыпающимися из папок записями. Такое впечатление, что все это размножается, когда на него смотрят, равно как и грязные чашки из-под кофе, которые уже взяли их в кольцо.
Они в офисе одни. Мэгги вроде как приболела: весь день она была в каком-то странном состоянии, раздражительная и рассеянная, а потом отказалась от своей обычной долгой прогулки домой и, попросив Лил зайти к ней, посадила ее к себе в машину и увезла. Олли тревожится о ней, но Карен чувствует себя раскрепощенной: когда Мэгги нет, она может действовать по-своему.
– Что-нибудь интересное? – спрашивает она.
Олли шуршит бумагами, пока наконец не находит распечатку снимка Джека, который одной рукой обнимает мальчика из Морской бригады.
– Я как раз собираюсь раскопать оригинал, – говорит он, вручая его Карен и забирая фотографию, которую протягивает она. Это фото Джека, который со злостью в глазах смотрит на порог дома Латимеров.
– Вау! – Олли даже присвистнул. – Где вы это взяли?
Карен приятна такая его пылкая реакция. Этот снимок она добыла исключительно сама, пригласив фотографа к себе в гостиницу и сделав ему предложение от имени «Геральд». Когда этот сюжет попадет в десятичасовые новости, у Данверса не будет другого выхода, кроме как выдать ей чековую книжку с чеками на предъявителя.
– А чего он ходил к ним домой? – спрашивает Олли.
– Вот именно, – говорит Карен. – О’кей. Четыреста слов о реконструкции событий, а потом основная статья: все, что ты накопал про Джека, в особенности о его прошлой судимости. Все, садись писать.
– Я? – На лице Олли читаются одновременно и радость, и ужас. – Но я никогда не писал для национальных изданий.
– Нет, вы только посмотрите на него! Конечно ты, а кто же еще? Ты сделал работу, ты напишешь и статью. Они смогут поместить этот материал под моим именем, это будет наш с тобой маленький секрет.
Она снабжает Олли чаем и бисквитами, исподтишка подглядывая через его плечо, пока он печатает. Он делает ошибки, свойственные новичкам, – до самого конца материала не называет возраст Маршалла, пренебрегает тем обстоятельством, как близко его дом находится от пляжа, но зато привел все факты, озвучил все вопросы, есть четкая точка зрения, и ничего не преподано как сенсация. Карен с нежностью вспоминает свой собственный период ученичества, когда азам профессии репортера, строчка за строчкой, ее учили бывалые наемные писаки, зубры с Флит-стрит. Большинство молодежи, которая приходит в отделы новостей сейчас, понятия не имеет, как написать оригинальный репортаж. Приятно иметь под рукой опыт старой школы, хотя сейчас все это уже отживает свой век.
Она жестом показывает, чтобы Олли подвинул стул поближе, и, чувствуя его дыхание на своей щеке, жестко редактирует его текст. Сначала он падает духом, но она объясняет ему причину каждой правки, и к концу работы он уже светится радостью, довольный тем, что она сделала из его материала.
– Это просто блестяще, в сто раз лучше. Вы разбили его в пух и прах! – заявляет он.
– Так что, жмем «отослать»?
Он сам бьет по клавише, улыбаясь во весь рот, как ребенок, которому позволили поиграть на мамином компьютере.
Карен более осторожна. Кусок, конечно, хорош. Но нет гарантии, что он попадет в завтрашнюю газету. Они по-прежнему зависят от милости Лена Данверса и его причуд, а также, разумеется, от самих новостей. Кто знает, какие еще сюжеты сейчас на подходе? За всем этим Карен потеряла представление о том, что происходит во внешнем мире.
Она так глубоко погружена в свои мысли, что не замечает движения сбоку от себя. Когда Олли делает рывок, чтобы поцеловать ее, она резко шарахается в сторону – скорее в шоке, чем от неприязни.
– Простите. – Олли обмер. – Я просто… Я хотел сделать это с первого момента, как вы только вошли.
Его оливкового цвета кожа пылает.
– Ах ты бесстыдный негодник! – с напускной суровостью отвечает Карен, чтобы скрыть, что польщена. – Мы же тут делом занимаемся.
– Простите. Это было не вовремя.
Однако раскаяния в его голосе не чувствуется.
– Да уж, – говорит Карен. – Именно что – не вовремя.
Через секунду она уже сама целует его.
С момента пресс-конференции прошло четыре часа, и за это время Бэт уже привыкла, как ее лицо, осунувшееся и со следами слез, выглядит по телевизору. Сюжет о Дэнни идет главной темой в новостях каждые полчаса. Просто поразительно, как быстро это перестает поражать. Именно так все и должно быть, именно такого внимания он и заслуживает.
Минует полночь, и когда Бэт и Марк начинают зевать так, что уже плохо видят экран, они идут спать. Она автоматически включает телевизор в спальне – звук здесь прикручен, чтобы не разбудить Хлою. Если его выключить, то, наверное, придется закончить разговор, который был прерван пресс-конференцией. Теперь Бэт уже думает, что это на нее нашло – его затевать? Марк берет у нее из рук пульт дистанционного управления и аккуратно выключает звук.
– Мы с тобой собираемся поговорить о том, что произошло?
Он нервничает, беспокойно переступает с ноги на ногу, приглаживает волосы. Как давно – долгие годы – Бэт не видела, чтобы Марк нервничал по какому-либо поводу. Несмотря на злость, ей рефлекторно хочется успокоить его. Но она вызывает из памяти картину, где они с Беккой стоят на пристани, и желание это испаряется.
Она поворачивается так, что в итоге сидит на краю кровати спиной к нему. Если им все-таки предстоит вести этот разговор, она не уверена, что сможет смотреть ему в глаза. Для нее это единственный способ остаться сильной и не сломаться.
– Ты имеешь в виду то, что сделал ты?
– Да.
Боль, которая набухала у нее внутри, наконец прорывается наружу.
– О’кей, – начинает она, тщательно подбирая слова. – Ты самовлюбленный… эгоистичный… по-детски тупой… эгоцентричный мерзавец.
Каждое новое слово понемногу спускает в ней пар.
– Да, – соглашается он.
И это все, что он заслужил? Ярость вспыхивает с новой силой. Ее в Бэт сейчас – неограниченный запас.
– Двое детей. Двое. Детей. – Ее начинает трясти. – Пятнадцать лет я подбирала за каждым дерьмо, стирала, убирала, складывала, приводила в порядок, а потом все по новой, как белка в колесе. Как ты знаешь, возможности у меня были. И для начала я могла бы перетрахаться со всеми из «Кингс армс».
– В этом я даже не сомневаюсь.
– Но я этого не сделала. Потому что я… я человек, а не грязное животное. Пятнадцать… Пятнадцать лет я была с тобой. – Он и не пробует как-то оправдываться или защищаться, и в тишине с губ ее срывается самый главный вопрос, которого она так боялась: – Ты еще любишь меня?
– Конечно люблю! – с негодованием отвечает Марк.
И это еще обиднее, чем «нет», которого она от него ожидала.
– Нет, никаких «конечно»! У тебя был секс с кем-то еще! Но почему? Чего ты хотел такого, что не мог бы получить от меня? Только правду.
Наступает долгая пауза, и она чувствует, как Марк взвешивает все «за» и «против» правды и лжи в данной ситуации. Лица его Бэт не видит, но ей это и не нужно. Она знает его достаточно хорошо, чтобы представить, как сейчас кривится его рот, а сам он переминается с ноги на ногу.
– Чего-то неожиданного, – огорошивает ее он.
– Вау! – отвечает Бэт, тщетно стараясь спрятать боль за показным сарказмом. – Потому что я предсказуема, недостаточно изобретательна. А ты чего хотел, садо-мазо? Ролевых игр? Секса втроем? Что ж, прости, но если я скучная в постели, то только потому, что, кроме тебя, ни с кем не спала.
– Дело не в тебе, Бэт. – В голосе его слышатся нотки нетерпения.
– Значит, дело в Бекке. – Она словно выплевывает ее имя. – Так что в ней такого замечательного?
– Она просто другая, – пожимает плечами Марк. – Не более сексуальная, не более красивая. Просто… новая. – Он жестом обводит комнату. – Этот дом, этот город, моя работа, такой моя жизнь будет всегда, и в этой жизни я знаю каждую секунду как в прошлом, так и в будущем. Я просто почувствовал себя в ловушке, Бэт. Именно поэтому я и сделал это. И, видит Бог, очень об этом жалею. – Голос его ломается. – Я бы очень хотел вернуть нашу старую, предсказуемую, замечательную жизнь, потому что сейчас мне этого не хватает. Но я не могу, ведь так? – Он ждет его ответа, но она уже слишком устала. – Я не хочу тебя терять, Бэт. Но боюсь, что уже потерял.
– Я беременна, – неожиданно говорит она, причем сама в шоке от этого, не говоря уже о Марке. Ему не удается спрятать довольную улыбку, и она злится на себя за это.