ся, и следит за тем, как проезжающие машины поднимают шинами тучи водяной пыли с мокрого от моросящего дождя асфальта.
Кофеин бьет в кровь, и Бэт жалеет, что не заказала кофе без кофеина. Теперь она вся на нервах. Когда дверь открывается, она вздрагивает всем телом, как бывает, когда человек видит какую-то знаменитость. Выражение лица Кейт Гиллеспи подсказывает ей, что узнавание было взаимным, и Бэт вдруг понимает, что и она теперь стала гротескной знаменитостью, при входе которой люди замолкают.
– Господи, как это все странно, верно? – говорит она, пока Кейт усаживается за столик напротив нее.
– Да уж, – угрюмо отвечает Кейт. – Послушайте, я очень сочувствую, что вам пришлось пройти через все это.
Она заказывает чайничек чая. Когда они оказываются рядом, различия между ними очевидны. Кейт на несколько лет старше Бэт, и язык у нее более литературный, как у человека с высшим образованием. Честно говоря, она напоминает Бэт женщин из среднего класса, переехавших в Бродчёрч из Лондона или еще откуда, которые смотрели на нее сверху вниз в группах «Мама и малыш», когда Хлоя была совсем крохотной. Несмотря на все это, связь между ними устанавливается быстрая, глубокая и искренняя.
– Мне понятна ваша боль.
– Вы первый человек, сказавший мне это, которому я по-настоящему верю.
Губы Кейт кривятся в сочувствующей улыбке. В ее внешности есть некоторые признаки, предполагающие, что до того, как все случилось, она была красивой женщиной. Она и сейчас, пожалуй, красива, – черты лица все еще правильные, глаза все такие же зеленые, а волосы блестящие, – но от нее веет обезображивающим горем.
– Вы, наверное, тоже встречали людей, – говорит Кейт, – которые все время рвутся дать понять, как глубоко они чувствуют твою боль, а ты тем временем думаешь: «Да отвалите! Вы и представить себе не можете, что это такое…»
– Да! – живо откликается Бэт. У нее голова кружится от облегчения, что человек так точно передал все словами. – И такое ощущение, что они липнут к тебе, не оставляют в покое, и так им хочется, чтобы ты была им за это благодарна.
– А сами понятия не имеют о горе, настоящем горе, а не этом… – Кейт делает неопределенный жест рукой. – Я раньше думала, что горе – это такая штука внутри, с которой можно бороться и побеждать ее. Но на самом деле это все не так. Это находится снаружи, как тень. От него нельзя ускользнуть, ты должен с этим жить. А оно не становится меньше, и ты просто примиряешься с этим. Через некоторое время я его даже по-своему полюбила. – Бэт не догадывается, что произошло в этот момент с ее лицом, только Кейт вдруг говорит: – Думаете, это сумасшествие? Слишком угрюмо, слишком быстро?
– Вы, похоже, первый встретившийся мне человек, разговор с которым имеет какой-то смысл, – говорит Бэт.
Даже Марк не понимает ее настолько. Она чувствует, что они с Кейт могут сказать друг другу что угодно. Забудьте Пола Коутса, забудьте Марка, Элли, даже Лиз вместе с Хлоей. Вот это и есть то самое понимание, которого она столько искала.
– Сколько уже прошло, пять недель? – спрашивает Кейт. – С мужем по-прежнему все о’кей?
Внезапно Бэт понимает, что ничего этого она рассказать Кейт не может. Ее дела с Марком слишком запутанные, слишком грязные для обсуждения, и это просто неуважительно по отношению к Дэнни и Шарлотте. Она натужно сглатывает и выдавливает из себя:
– То вверх, то вниз. А как вы?
Выражение лица Кейт красноречиво.
– Развелась. Вы ведь знаете, что большинство пар, у которых погибли дети, расходятся. Наверное, пробивали такую статистику через Гугл. Как я в свое время. – Она подносит чашку к губам, однако не пьет из нее. – Карен сказала, что вашим делом занимается инспектор Харди. – Она наклоняется к ней. – Послушайте, Бэт, этот человек отравлен. Они потеряли улики, окончательно запутали все в суде. Из-за него человек, который убил мою дочку, по-прежнему на свободе. Не верьте ни единому его слову.
Бэт чувствует, что ее начинает тошнить. У нее нет другого выбора, кроме как верить Алеку Харди. И здесь все не так, как в Сэндбруке, не об этом ли твердят ей все вокруг?
– О’кей, но…
– Господи, мне так много хочется вам сказать… – говорит Кейт, и только сейчас Бэт понимает, что для этой женщины их разговор – такой же сеанс терапии, как и для нее.
Мысль эта тревожит: Бэт вдруг понимает, что ей – черт его знает почему! – очень хочется, чтобы за Кейт сохранилась роль авторитета в этих вопросах.
– Но, наверное, у вас есть ко мне вопросы.
– Да, есть, – говорит Бэт, соображая, с чего начать. – Мой муж вернулся к работе…
– Вау, да он не теряет времени даром! – сардоническим тоном перебивает ее Кейт. – Все мужчины такие: им нужно что-то делать, не выносят долго думать.
– А моя дочь, она через пару недель опять пойдет в школу. Но я не хочу возвращаться на свою работу. Мне кажется, это неправильно.
– Конечно, неправильно, – говорит Кейт.
Бэт чувствует облегчение. Возможно, здесь она получит настоящие ответы на свои вопросы.
– Но это все только ощущения. Жаль, что нет путеводителя для таких ситуаций, – говорит она. – Потому что идут минута за минутой, а что я делаю? Вот вы… Что делаете вы?
Кейт, похоже, опустошена, и Бэт чувствует такую же пустоту где-то глубоко внутри.
– Я немного работала, – бесстрастно говорит Кейт Гиллеспи. – Но потом начались эти жуткие головные боли, я не могла сосредоточиться, не говоря уже о том, чтобы вести какой-то бухгалтерский учет. А еще это неотступное ощущение бессмысленности всего. Какая разница, закончу я эту работу или не закончу? Самое худшее все равно уже и так произошло.
Не это хочет услышать от нее Бэт.
– Так чем же вы занимаете себя в течение дня?
– Честно?
Бэт кивает, хотя сразу понимает, что ей это не понравится.
– Я ложусь в постель. Я сплю. Если я просыпаюсь и все осталось по-прежнему, я пью. А потом опять пью. Затем плачу. Может быть, пару часов. Потом я смотрю телевизор, пока он не начинает напоминать о моей маленькой девочке, а такое происходит почти все время, причем самыми безумными способами. И тогда я принимаю снотворное. – Она наконец замечает страдание на лице Бэт. – Простите. Вы, вероятно, приехали в поисках ответов. У меня их нет. Моя жизнь в тот день была украдена. Тогда была убита прекрасная часть меня. И я никак не могу от этого отделаться. Может быть, у вас это получится лучше.
Разговор иссякает. Бэт вдруг испытывает желание побыстрее уйти от Кейт, причем желание настолько же сильное, насколько сильно ей хотелось быть рядом с Кейт всего несколько минут назад. Они без энтузиазма спорят, кто будет платить за напитки, и прекращают только тогда, когда официантка сообщает, что об оплате беспокоиться не нужно, все за счет заведения. Сначала Бэт не понимает, но со второй попытки замечает влажные глаза официантки и ее покрытые красными пятнами щеки, и все становится ясно.
– Прошу вас… – говорит Бэт, роясь в сумочке. – Я не могу допустить, я не могу…
Голос ее срывается. Она хочет сказать, что считает непристойным пользоваться таким радушием, что это выглядит так, будто она извлекает какую-то выгоду от смерти Дэнни, но она не может выдавить больше ни слова, поэтому просто пытается заплатить. Пальцы ее дрожат, когда она возится с монетами, но в этот момент Кейт легонько сжимает ее руку.
– Позвольте им это сделать, – тихо говорит она и кивает официантке, которая с благодарностью сбегает от них, как будто удостоившись особой милости.
Бэт понимает, что с Кейт такое бывало и раньше, возможно, даже десятки раз, и что с ней это, видимо, тоже не последний случай.
Они расходятся – каждая своей дорогой, пообещав друг другу встретиться вновь. Бэт понятия не имеет, серьезно ли Кейт говорит это, – она и о себе этого с уверенностью сказать не может. Теперь уже дождь льет как из ведра, и Бэт сидит за рулем не в состоянии ехать. Она следит за тем, как Кейт выезжает с парковки, чувствуя, что вместе с ней уезжают все ее надежды на возвращение к нормальной жизни. Она думала, что ничто не может сравниться с ужасом прошлого. Теперь она страшится будущего.
Прежде чем ехать обратно в Бродчёрч, она проверяет свой телефон. Пропущенных звонков нет, но зато есть текстовое сообщение, от которого сердце ее подскакивает под самое горло. Оно от Лары.
Скажите Хло, мы надеемся, что с ней все о’кей. Лара. ХХ
Сначала она звонит Хлое, чтобы выяснить, что происходит. Телефон ее выключен. «Спокойствие, спокойствие…» – думает Бэт, набирая номер Лары. Жизнь не может быть так жестока. Ей удается держать панику под контролем, когда Лара рассказывает ей, что Хлоя была очень тихая всю дорогу до Таунтона, а потом соскочила с поезда за считаные секунды до его отхода и до того, как другие девочки успели ее остановить. Она никому ничего не сказала.
Этого не может быть.
Этого не может быть с ней опять!
Сидя одна на странной парковке, за многие мили от дома, она звонит Марку.
46
Мэгги Радклифф и Лил Райан стоят перед Элли бок о бок.
– Привет, Мэгги, – говорит Элли. – Тебе уже лучше? Олли говорил, что тебе нездоровится из-за погоды.
Нужно хорошо знать эту парочку, чтобы заметить последовавшее за ее словами едва уловимое движение. Нельзя сказать, что они как-то изменились внешне. Лил по-прежнему мягкая и тусклая, тогда как Мэгги жесткая и яркая, однако в данный момент Мэгги почему-то подавлена, а во взгляде Лил блестит холодная сталь.
Мэгги открывает рот, но слов у нее нет. Она беспомощно поворачивается к Лил, которая говорит:
– Я сама скажу, если ты не можешь.
Женщины берутся за руки, и это прикосновение, похоже, вливает в Мэгги силы.
– У меня был один посетитель… – начинает она. – В моем собственном офисе мне угрожала Сьюзен Райт. – Мэгги и Лил дружно вздыхают, испытывая явное облегчение после того, как имя произнесено. – Та самая, с собакой, которая работает, приглашая на морские экскурсии на катере. Я выяснила, что она пользовалась вымышленным именем, Элейн Джонс, и разоблачила ее. Она пришла ко мне в офис, когда я была там одна, и сказала… – Ее всю передергивает. – Она сказала, что знает людей, которые изнасилуют меня. Нас.