По дороге в Бродчёрч обличающий его пакет для мусора тихонько шуршит на пассажирском сиденье. Джо знает, что мусоровоз начинает выгружать баки за час до рассвета с того конца города, где живет Люси, поэтому сбрасывает свою ношу там в коммунальный контейнер позади каких-то гаражей.
На Лайм-авеню Джо возвращается в четыре утра. Усталость вдруг разом догоняет его. Сила земного притяжения вдвое увеличивает ее, и больше всего на свете ему хочется одного – лечь. Но сначала он должен помыться, избавиться от следов Дэнни на себе, потому что чувствует себя зараженным, как будто этим может отравить свой дом. Он делает воду в душе такой горячей, какую только может выдержать, а затем еще горячее. После десяти минут под таким душем он все еще чувствует себя грязным, поэтому стоит перед зеркалом в ванной и ожесточенно трет руки и лицо щеточкой для ногтей.
– Давай, – говорит он своему отражению. – Ты можешь это сделать, ты можешь, ты должен это сделать! И все будет хорошо.
Когда он укладывается в кровать, Элли начинает беспокойно ворочаться, но так и не просыпается. Джо сворачивается в позу эмбриона рядом с ней. Крик его души беззвучен, в нем нет слов, но он повторяется снова и снова. Какая-то отстраненная часть сознания осматривает его и диагностирует полный нервный срыв. Он чувствует на себе горячие лапы целой армии демонов, которые явились, чтобы неминуемо утащить его в преисподнюю.
63
Харди изучает подозреваемого, который сидит от него по другую сторону стола. Одежду у Джо Миллера забрали, и сейчас он в одноразовом белом костюме из бумажной ткани, выданном в полиции, который шелестит при каждом движении. На загорелом пальце левой руки у него светлый след от обручального кольца. Он совсем не похож на убийцу ребенка. Такое иногда бывает.
– Я любил его, – говорит Джо.
В его голосе, помимо извинения и замешательства, слышится еще кое-что, действующее Харди на нервы, – это некая беспомощность, как будто то, что случилось, само произошло с ним, а не является преступлением, которое он совершил.
– Когда это началось? – спрашивает Харди.
– Примерно девять месяцев назад, – отвечает Джо. – Марк разбил Дэнни губу. У них была крупная разборка. Дэнни пришел к нам, к Тому, он просто не знал, куда еще идти. Я приютил его. Мы просто поговорили.
– Что потом?
– Потом он приходил поиграть с Томом и всегда находил меня. Мы много болтали. Он сказал, что не может подобным образом говорить с отцом. Затем он увлекся скейтбордом и попросил меня научить его кататься так, как я научил Тома. Тогда мы и начали встречаться с ним, примерно раз в неделю, только он и я. В скейт-парке, когда там было спокойно. На проселочных дорогах, пригодных для катания на доске. Это были просто уроки.
– Вы говорили об этом Элли?
В ожидании ответа Харди затаил дыхание. Остальная часть его расследования полностью зависит от того, что знала ДС Элли Миллер.
Джо издает короткий горестный смешок и качает головой.
– Я хотел чего-то такого, что было бы только моим, – бормочет он. – Я бросил работу, чтобы ухаживать за Фредом. У Элли есть любимая профессия, у Тома тоже свои занятия, но Дэнни… Я чувствовал, что он нуждается во мне.
– А что она думала насчет того, где вы находитесь?
– В тренажерном зале. Бегаю. Катаюсь на велосипеде. В пабе.
Такая его ложь указывает на отсутствие у Миллер должной проницательности, но, в конечном счете, говорит в ее пользу.
– Вы прикасались к нему?
– Я не приставал к нему. – Он почти отрыгивает это слово. – Этим мы не занимались. Все, о чем я его просил, – это обнять меня. Вот и все. Это не было домогательством. Ни тогда, ни раньше.
«Нет, не так, – думает Харди. – Просто ты убил его прежде, чем это произошло». Однако эту мысль он оставляет при себе и просматривает подготовленный список вопросов.
– Вы стояли или сидели? Одетые, обнаженные?
– Сидели в кресле, – шокированно отвечает Джо. – Одетые.
– Как долго длились ваши обнимания?
– Какое это имеет значение?
– Тут все имеет значение. И мне необходимы факты, Джо. Мне нужно понять.
– Если я сам этого понять не могу, то как поймете вы? – взрывается Джо.
Эта реакция кажется искренней, но Харди уже ничего не принимает за чистую монету. У Джо было предостаточно времени, чтобы много раз проиграть убийство в уме, и этого времени хватило бы на то, чтобы пересмотреть собственные намерения даже для себя самого.
– Вы делали Дэнни какие-то подарки?
При этом вопросе лицо Джо перекашивается.
– Мобильный телефон, в начале года. Я сказал ему, чтобы он не показывал его Марку и Бэт. За день до того, как мы улетели во Флориду, я дал ему наличными пятьсот фунтов. Это была часть наших семейных денег на расходы. Элли решила, что Люси взяла их, и… – Щеки его розовеют от стыда. – Я не стал разубеждать ее. Она была просто в ярости.
– Зачем вы давали Дэнни деньги?
– Я хотел, чтобы он любил меня, – патетическим тоном говорит Джо. – Я знал, что он хочет все это прекратить, и думал, что это как-то поможет.
– Если он хотел прекратить это, то зачем пошел в хижину той ночью?
– Я сказал ему, что это будет в последний раз. – Джо едва выдавливает из себя эти слова.
Харди по ходу дела упорядочивает свои мысли. Каждый ответ порождает десяток новых вопросов, и их трудно ранжировать по важности. Пока он должен получить хотя бы общую картину. Детали придут позднее.
– Лодка… – начинает он. – Почему вы сожгли ее с таким опозданием?
– В ту ночь у меня не было времени, – говорит Джо. – Но я знал, что вы ее обязательно найдете, если я протяну еще. Я должен был ускользнуть из дому, когда Элли была на дежурстве, а дети спали. Я должен был оставить их дома одних. Я очень боялся, что с ними может что-то случиться… – Почувствовав злую иронию момента, Джо умолкает.
Харди двигается дальше.
– Итак, сегодня вы включили телефон намеренно. Но зачем вы звонили из хижины две ночи назад?
– Я больше не мог этого вынести. – Глаза его молят о понимании. – Я привел к гибели еще и Джека. Я понимал, что вы сразу проверите номер. Я думал, что приедете только вы один. Чтобы признаться во всем. Элли сказала, что всю ночь будет прикована к столу, разгребая бумажную работу. – При втором упоминании имени жены Джо ломается окончательно. – Она уже знает?
– Нет, – говорит Харди.
– Я не могу сказать ей… – стонет он. – Это должны сделать вы.
Харди больше не может скрывать свое презрение. Оно просто рвется наружу, и он очень близок к тому, чтобы потерять хладнокровие, когда раздается стук в дверь.
– Алек?
Это старший офицер полиции Дженкинсон. Харди прерывает допрос.
Они с сожалением смотрят друг на друга, их последняя встреча забыта. Заплаканные глаза и покрасневший нос Дженкинсон заставляют на время забыть о ее должности и увидеть за полицейским бейджем живого человека, женщину.
– С мальчиками сейчас Пит Лоусон, – говорит она. – Элли по-прежнему в допросной номер два с Найджем Картером. Она ходит кругами. Мы не можем долго придерживать эту информацию. Хотите, чтобы я ей все сказала?
– Нет, – говорит Харди. – Это мой подозреваемый. И она заслуживает того, чтобы услышать это от меня.
Он ожидает, пока стук каблучков модельных туфель Дженкинсон затихнет в коридоре, после чего, не постучав, прерывает допрос, который ведет Миллер. Она резко оборачивается, на ее лице удивление.
– Сэр, вы не могли бы… – говорит она хриплым голосом. – У меня как раз в разгаре… не хочется пленку в камере переводить… Детектив-инспектор Харди только что…
– Допрос закончен в тринадцать часов тридцать три минуты, – констатирует Харди и выключает камеру. – Уведите его, – говорит он дежурному полицейскому.
На лице Найджа, который находится в участке уже сутки, скорее подозрение, чем облегчение, как будто это просто очередная выходка копов, чтобы еще больше сбить его с толку.
– Он мой подозреваемый! – напоминает Миллер, когда Найджа уводят.
Харди садится на стул, который только что освободил Найдж. Сиденье неприятно теплое.
– Это не он, – просто говорит Харди.
Миллер с сомнением хмурит брови.
– Откуда вы знаете?
Харди обращается к своему двадцатилетнему опыту службы в полиции, перебирая каждый допрос, каждую конфронтацию, каждую учебу. Однако сейчас этого и близко недостаточно для того, что он собирается сделать.
– Я должен задать вам несколько вопросов. Где вы были в ночь смерти Дэнни?
– Что?!
Ее реакцию можно было бы назвать изумлением.
– Просто… я сейчас объясню… нам необходимо все максимально упростить. – Он делает характерный жест ладонями, как будто придавливает воздух сверху вниз, словно стараясь успокоить ее, так же как и себя. – Поэтому я просто буду спрашивать, а вы – отвечать.
Она уже открыто смеется ему в лицо.
– Так теперь вы думаете, что это была я?!
Он не может смягчить удар, но может подготовить ее к этому.
– Прошу вас, Элли.
Ее смех внезапно сменяется тревожной настороженностью, а зрачки глаз становятся очень большими и черными.
– Не называйте меня Элли, – говорит она.
– Расскажите, где вы были в ночь, когда погиб Дэнни Латимер.
Мозг ее работает напряженно и лихорадочно, Харди это видит. Интересно, она сейчас на правильном пути в своих догадках или же думает о Томе?
– Дома. Мы только что вернулись из Флориды.
На короткое мгновение страх заглушается нетерпеливым раздражением – она уже говорила ему это раньше.
– Итак, в тот вечер чем вы занимались? Распаковывали вещи? Готовились к выходу на работу?
– Я сразу пошла спать. Эта ужасная сдвижка во времени при перелете… Поэтому я приняла таблетки, и они свалили меня с ног.
Харди уже нужно переходить ближе к делу: еще немного – и он начнет опекать ее, а этого ему хотелось бы в последнюю очередь.
– Вы видели, когда Джо ложился в постель?
– Нет. – Страх сказывается на ее нижней губе: та начинает дрожать, как у ребенка. – Объясните мне, что происходит.