А еще живут фантазии…
Мысль закралась в сознание подобно настороженному шепоту. Если одна фантазия раскинулась перед его взором, то сколько же их осталось за спиной! Невозможно найти картину более причудливую, чем Санта-Клаус, распростертый на полу под рождественской елкой, полностью лишенной подарков!
Пару мгновений Николас Блейз пристально наблюдал за Тремейном, а потом проговорил:
– Живописное местечко, особенно сейчас, когда выпал снег. Странно думать, что в этот самый момент где-то тут может прятаться убийца.
– Действительно странно, Ник, – кивнул Мордекай Тремейн.
Душа его страдала. Давно ставшая частью существа глубокая любовь к добродетели беспомощно протестовала. Неправильно, что жадность и ненависть, страх и насилие проникают в самые прекрасные уголки милой патриархальной Англии. Плохо, что созданная высшим разумом холодная зимняя красота осквернена неспособностью человека жить в ладу с самим собой и с окружающими людьми; что убийство чернеет подобно грязному пятну на безупречно белой скатерти.
Хотелось верить, что влюбленным всегда светит солнце, чувствовать в небесах присутствие Бога и знать, что все правильно в мире, где не звучат фальшивые ноты. Возможно, так проявлялась слабость, сказывалось стремление уйти от реальности, спрятаться от горькой правды бытия. Однако избавиться от собственной души невозможно.
Путники зашагали дальше по снегу, а когда приблизились к церкви, увидели у ворот пастора. Тот сразу узнал Николаса Блейза и кивнул в знак приветствия.
– Доброе утро, – дружелюбно произнес он и, немного помолчав, смущенно добавил: – Слышал страшную новость. Хотел дойти до вашего дома и узнать, не нужна ли помощь, но решил, что не нужно вторгаться, если тебя не просят.
– Очень благородно с вашей стороны подумать о нас, – ответил Блейз. – Полиция уже все взяла под свой контроль. Сделать ничего нельзя, остается лишь сидеть и ждать.
– Ах да, – вздохнул пастор. – Полиция. Офицеры, естественно, заняты расследованием. – Он печально покачал головой. – Бедный мистер Рейнер! Ужасная кончина! Да еще в то время, когда мы должны думать о мире на земле и о милосердии. Вдвойне трагично.
– Наверное, вы много общались с мистером Рейнером? – спросил Мордекай Тремейн.
Пастор покачал головой:
– Я знал этого человека, но, к сожалению, редко видел среди прихожан.
На мгновение сквозь образ священника проступил простой смертный и отдал дань любопытству:
– У полиции уже появились версии и подозрения?
– Если появились, то хранятся в тайне, – ответил Николас Блейз.
Мордекай Тремейн перевел разговор в иное, более безопасное русло:
– Нам очень понравилось пение хора. Голоса звучали прекрасно.
Внезапная перемена темы не огорчила пастора. Напротив, он испытал заметное облегчение, словно пожалел о вопросе и теперь спешил отвлечь от него внимание собеседников.
– Очень рад, – улыбнулся он. – Уверен, что певцы тоже получили огромное удовольствие от выступления в главном доме деревни. Достойная кульминация вечера.
– Участники вашего хора – местные жители? – осведомился Мордекай Тремейн.
Ему показалось, будто пастор замялся.
– Разумеется, я всех их знаю, – наконец ответил он.
– Они из этой деревни?
– Из деревни и из ближайших окрестностей. За исключением Дезмонда Латимера. Впрочем, он тоже свой, хотя живет в одном из центральных графств.
Обманчиво беззаботный вид Мордекая Тремейна скрывал далекоидущие намерения.
– Латимер? Довольно высокий, хорошо сложенный, темноволосый?
– Описание полностью соответствует внешности, – подтвердил пастор.
До сих пор его внимание было сосредоточено на Николасе Блейзе, но сейчас священнослужитель с любопытством взглянул на стоявшего рядом с секретарем скромного джентльмена в пенсне.
– Вы с ним знакомы?
– Пока не представлены друг другу, – пояснил Мордекай Тремейн. – Но я увидел его среди хористов и особенно отметил, потому что, подъезжая к дому, встретил у ворот. Боялся заблудиться в темноте и спросил, где находится Шербрум-Хаус.
Он помолчал в ожидании реакции. Доброе лицо пастора было задумчивым и слегка озадаченным. Тремейн заметил сомнение и продолжил:
– Следует признать, незнакомец удивил необычной внешностью. Похоже, ему есть что рассказать.
– Латимер снимает в деревне комнату. Можете с ним встретиться, – произнес пастор.
– Очень бы хотелось, – признался Тремейн с беспечным видом и, словно между прочим, добавил: – Полагаю, святой отец, все ваши… подопечные покинули Шербрум-Хаус так же дружно, как и явились?
Пастор удивился, не сразу поняв, что подразумевает любознательный джентльмен.
– После выступления? Вы это имеете в виду? Да, мы вышли все вместе.
– Вы уверены? Хор большой. Четырнадцать человек. Думаю, кто-то мог отстать. Заметить непросто, особенно в темноте.
– Четырнадцать? Честно говоря, не пересчитывал. Да, пожалуй, кто-нибудь мог потеряться. Мы выходили отдельными группами… – Священник неожиданно замолчал и встревожился. Смысл разговора наконец-то дошел до него. – Вы ведь не думаете, что кто-то действительно пропал?
– Я лишь хотел узнать, уверены ли вы, что все хористы оставались на месте. Предположим, вам зададут такой вопрос. Сможете ли вы подтвердить, что каждый из подопечных вышел из дома вместе с остальными?
Пастор покачал головой:
– Нет, боюсь, что не смогу. – Он заметно разволновался. – Сожалею, джентльмены, что не имею возможности продолжить беседу. Служба обязывает. Надеюсь, вы простите?
– Разумеется, – кивнул Мордекай Тремейн. – Это вы извините меня за то, что задержал вас своими банальными вопросами. Кажется, становлюсь чересчур любопытным!
Пастор торопливо повернулся, зашагал по дорожке и вскоре скрылся в церкви. Постояв секунду-другую, Тремейн и Блейз пошли дальше.
– Вы совсем расстроили старика, Мордекай, – заметил Николас Блейз. – Он определенно что-то знает, причем об этом самом Латимере.
– Вероятно, – согласился Тремейн. – Когда я спросил, мог ли кто-нибудь из подопечных остаться в доме, сразу стало понятно, что пастор об этом не думал. Но так же было ясно, что в первую очередь он заподозрил именно Латимера. Следовательно, святой отец знает, почему именно эта овечка могла отбиться от стада.
– Хочется его догнать и поставить вопрос ребром, – решительно заявил Блейз, – но скорее всего внятного ответа не последует.
– Не переживайте, Ник. Пастор вряд ли утаит важную информацию. Он не нарушит тайну исповеди в разговоре с нами, но когда придет время, честно изложит офицеру полиции все, что услышал от прихожан.
В деревне теплилась жизнь. Мимо пробежала веселая детская компания с санками, и Мордекай Тремейн проводил ребятишек нежным грустным взглядом. Чуть дальше из ворот гостиницы вышли два явно не местных человека. Одежда выдавала городских жителей, причем оба посмотрели на Тремейна и его спутника так, словно спрашивали, что привело их в Шербрум.
Мордекай Тремейн ощутил легкое возбуждение. Репортеры. Итак, пресса уже заинтересовалась событием. А ведь до сих пор царила тишина. Убийство, случившееся в ранние часы рождественского утра, не попало в предпраздничные номера газет. В первый и второй дни Рождества английская пресса хранила молчание. И только к северу от границы, где шотландцы терпеливо дожидались наступления Нового года, можно было прочитать мировые новости.
Но завтра – ах завтра! Страницы запестрят сенсационными заголовками газет. Специальные корреспонденты поразят читателей красочным рассказом о том, как смерть явилась в Шербрум и разрушила рождественскую сказку. Глаза Мордекая Тремейна азартно заблестели.
– Давайте зайдем и что-нибудь выпьем, Ник, – предложил он и направился к гостинице, однако в двух шагах от двери остановился и схватил его за руку. – Помяни черта, и он появится!
Из бара появился мужчина – высокий, темноволосый. Плотной фигурой он почти загородил дверной проем. В его взгляде мелькнуло узнавание, и он замедлил шаг, но только на пару мгновений. Прежде чем Мордекай Тремейн успел обратиться к нему, незнакомец быстро прошел мимо.
– Не желает вступать в разговор, – усмехнулся Николас Блейз. – Ничего удивительного.
Мордекай Тремейн поправил пенсне на переносице.
– На его месте я тоже вряд ли захотел бы общаться, – заметил он.
Они вошли в бар. Низкий потолок едва не вибрировал от гула множества голосов. Табачный дым висел плотным синим туманом. Ощущался волнующий, терпкий аромат рождественских сигар. Мордекай Тремейн уверенно прошествовал к стойке и заказал пиво. С кружкой в руке он принялся изучать посетителей – преимущественно местных жителей. Тремейн слышал характерный говор, видел загрубевшие от крестьянского труда руки. В дальнем конце зала дружная компания играла в дартс. Вдруг зрители притворно застонали и засмеялись. Кто-то позорно промахнулся: стрела вонзилась в доску в двух дюймах от мишени.
Сквозь дымовую завесу Мордекай Тремейн не без труда рассмотрел неудачника. Тот снова прицелился и на сей раз уверенно попал в двойную вершину. Игрок стоял боком. Профиль четко выделялся на фоне просторного эркера. Это лицо Тремейн уже видел в Калнфорде… в зеркале, когда сидел в чайной. Заметил ли его игрок в тот момент, когда они с Николасом Блейзом вошли в бар? Может, потому и промахнулся? Он дернул спутника за руку.
– Знаете его, Ник?
Блейз кивнул. В его голосе прозвучала настороженность.
– Да. Его зовут Бретт. Он снимает комнату в гостинице.
– Чужой?
– Не из наших мест.
– Я уже видел его однажды, – пояснил Мордекай Тремейн. – Причем в обществе Шарлотты Грейм. Вас это не удивляет?
– Шарлотта знает, что вы ее видели? – спросил Блейз, не дав прямого ответа.
– Да. Потому что упорно отрицала, что находилась там.
Тремейн не смотрел на Блейза. Он все еще изучал человека, стоявшего среди участников игры. Кажется, пока Бретт не замечал, что за ним наблюдают. Тайный друг Шарлотты Грейм оказался не настолько высоким, как думал Тремейн, да и худоба не так явно бросалась в глаза, как в ярком свете чайной. Однако нервная, пружинистая энерг