Какую страшную панику вам пришлось пережить! Тщательно выстроенное здание рухнуло по непонятной причине, которую не удалось предугадать. Именно поэтому вы настойчиво расспрашивали о случившемся Шарлотту. Внезапно утратили интерес к поискам убийцы – после того как вошли в комнату с экстравагантным требованием немедленно раскрыть преступление.
Вскоре самообладание вернулось к вам, и возник новый план: если не удалось физически устранить Бенедикта Грейма, то почему бы не избавиться от него другим путем – обвинив в убийстве? Вы сделали вид, будто потрясены подозрениями, но на самом деле все протесты имели одну цель: привлечь внимание к хозяину дома.
Чересчур энергичные возражения выдали реальные намерения. Признаюсь честно: именно ваше поведение убедило меня, что шантаж Бенедикта Грейма раскрыт. Во время обсуждения возможных подозреваемых лиц вы вроде не верили, что кто-то из обитателей дома может иметь темные секреты, однако заговорили о тех людях, у кого такие секреты точно были.
Недавно вы вновь изменили тактику и начали горячо уверять меня в невиновности мистера Грейма. Полагаю, причина кроется в том, что он проник в суть преступления и заставил вас плясать под свою дудку. Ирония судьбы, не так ли? Пытались убить хозяина, чтобы занять его место в шантаже, а вместо этого не просто сами стали очередной жертвой, но дали ему величайшую власть над жизнью и смертью, власть в любую минуту отправить вас на виселицу!
Николас Блейз подходил все ближе и теперь стоял почти вплотную к Тремейну, пронзая его безумным взглядом.
– Вы правы, – процедил он. – Бенедикт действительно понял, кто и каким образом убил Рейнера. И начал щелкать кнутом, как щелкал над головой самого Джереми, как продолжает щелкать над головами Бичли, Деламера и Лорринга. Бенедикт обожает власть. Ему доставляет удовольствие приказывать Джеральду совершать глупости, запрещать Шарлотте выйти замуж, принуждать Джереми мучить Роджера и Дени.
Все это дело рук Бенедикта Грейма. Джереми хорошо относился к Уинтону и понимал, что своим отказом дать согласие на брак терзает Дени. И все же не осмеливался возразить, поскольку Бенедикт мог отправить его под суд и на виселицу из-за каких-то темных дел в Южной Африке. К тому же мистер Грейм угрожал рассказать Дени, что Рейнер разорил и обрек на смерть ее отца, а Джереми любил ее как родную дочь.
Как вы правильно поняли, все это я выяснял постепенно – и о празднике, и о елке. Со временем стало ясно, что Бенедикт вовсе не милый добряк, а злобный садист, дьявол, терзающий людей. Я решил убить его и взять дом в свои руки. Конечно, не из чистого альтруизма: хотел получить деньги, – но в итоге жертвам стало бы легче. Во всяком случае, они бы знали, сколько платить, и не терпели изощренных мук, которым постоянно подвергал их Бенедикт.
Голос Николаса Блейза задрожал от ненависти:
– Ему известно, как устроить невыносимую пытку. Специально для меня организовал вчера жуткие салонные игры. Знал, что не смогу отказаться, и наслаждался собственным могуществом.
Я тщательно обдумал каждый шаг, выбрал лучшее время. Тысячу раз все проверил; даже заранее убедился, что Джереми выполнит любую команду, отданную от имени Бенедикта. Оставил в его комнате записку по примеру самого Бенедикта: поручил перепечатать огромную статью из «Файнэншл таймс» и отправить по лондонскому адресу. Он все сделал точно и без возражений.
Ничто не предвещало провала. Особенно удачной казалась идея пригласить вас, чтобы вы влияли на полицию, а также служили моими глазами и ушами, сообщая обо всем, что происходит.
Николас Блейз схватил Тремейна за плечи. Сильные ладони медленно, но верно подбирались к горлу.
– Но вы оказались чертовски умны, – тихо проговорил он. – Поняли все и сразу. Так что должны понять и то, что я не признал бы вины без особой на то причины. В этой комнате томилась леди Изабелла. Она выбросилась из окна и разбилась на каменной террасе. А вы вылезете на балюстраду, чтобы рассмотреть что-то на крыше, и поскользнетесь на тающем снегу. Я постараюсь спасти вас, но будет слишком поздно. Конечно, лицо мое исказится горем. Все скажут, что произошел несчастный случай. И никто, никто не узнает того, о чем вы только что так красноречиво мне поведали.
Мордекай Тремейн с усилием вздохнул: сердце стучало тяжело и громко, сознание меркло под гипнотическим взглядом темных глаз, – но все-таки сумел прошептать:
– Ошибаетесь: один человек будет знать, потому что все видел.
Хватка ослабла. Николас Блейз недоверчиво воскликнул:
– Лжете! Пытаетесь выиграть время! Это невозможно!
– Возможно, – уверенно возразил Мордекай Тремейн. – Вы забыли, что все это время в тайнике скрывался Дезмонд Латимер. Он увидел, как вы спрятали под елкой пистолет, но выйти побоялся, потому что в доме еще не спали. А потом точно так же увидел, как после убийства вы пришли и забрали оружие.
Теперь его голос звучал почти спокойно. По лицу Николаса Блейза Тремейн понял, что сумел разрушить наваждение, и холодно добавил:
– К тому же я не настолько глуп, чтобы явиться сюда одному.
Дверь распахнулась. Николас Блейз мгновенно отпрянул и с хриплым звериным рычанием прыгнул на подоконник, а в следующее мгновение уже скорчился возле каменной балюстрады лицом к окну. В руке его появился пистолет. Суперинтендант Кэннок громко крикнул:
– Игра закончена! Лучше сдайтесь сразу. Сопротивление бесполезно.
Николас Блейз еще тяжело дышал после стремительного рывка, однако уже успел прийти в себя.
– Отличный ход, суперинтендант. Значит, все это время вы стояли за дверью и слушали. Как же я сразу не догадался?
Кэннок шагнул к окну.
– Если не хотите сделать конкретное заявление, можете ничего не говорить, – предупредил он.
Николас Блейз презрительно усмехнулся:
– Это официальное оповещение от имени полиции? Не беспокойтесь, суперинтендант. Боюсь, оставляю после себя некрасивую историю, но не сомневаюсь, что вы сумеете не допустить в газеты самые грязные подробности. Джеральд вернет колье, а Бенедикт не захочет скандала и не заявит о краже. Что же касается самого мистера Грейма, то ему придется прекратить шантаж. Сомневаюсь, правда, что вам удастся выдвинуть против него обвинение. Жертвы побоятся выступить в качестве свидетелей. Возможно, Бенедикт даже женится на Люси. Кажется, он влюблен по-настоящему, поэтому и заставил Напьеров поселить красотку у себя. Странно, правда? Великолепная Люси увлеклась как школьница!
– Немедленно вернитесь в комнату! – потребовал Мордекай Тремейн. – Уберите пистолет и вернитесь.
– Чтобы вы меня повесили? Не испытываю особого желания. Передайте Дени, что я люблю ее. Надеюсь, она найдет счастье вместе со своим молодым человеком.
Прежде чем Тремейн и Кэннок успели сообразить, что происходит, Блейз залез на балюстраду и выпрямился. На фоне медленно плывущих облаков четко обозначился его темный силуэт.
– Жаль, что не подумал о капсуле с цианистым калием. Было бы значительно проще. Прощайте, Мордекай. Зря я вас сюда пригласил.
Блейз неожиданно взмахнул пистолетом и рассмеялся при виде реакции своих врагов.
– Не бойтесь, он не заряжен. Настоящего убийцы из меня так и не получилось!
Суперинтендант Кэннок понял, что должно произойти в следующее мгновение, и бросился к окну, однако вытянутая рука словно схватила воздух. Николас Блейз шагнул в пустоту.
Для убийства есть мотив
Глава 1
Лидия Дэр ужинала с убийцей.
Если ей и было страшно, это не отражалось в орехового цвета глазах, когда она смотрела на своего собеседника поверх белоснежной скатерти с искрящимся на ней грузом серебра и стекла, отполированного и выставленного, как она знала, в ее честь. Ни следа ряби на поверхности не выдавало нервную дрожь тонких пальцев, когда Лидия Дэр подносила бокал к губам.
Смакуя, она сделала глоток и повернула бокал так, что золотистые точечные блики затанцевали в ее глазах.
– Есть люди, считающие, будто шампанское не заслуживает славы, которой пользуется, – заметила Лидия, – но эта бутылка обратила бы их всех в свою веру, Мартин. От него становится легко и радостно, словно паришь над землей. Где вы умудрились его отыскать?
То, что своей похвалой она доставила удовольствие сидящему напротив мужчине, было очевидно, однако он постарался скрыть это, преувеличенно-небрежно пожав плечами.
– Свернул горы, – беспечно отозвался он. – Шампанское – напиток для особых случаев, а если случай более чем особый, то и шампанское должно ему соответствовать. – Он продолжил, понизив голос: – Дорогая моя, я не представляю, какой случай можно счесть более особенным, чем пребывание здесь, наедине с вами, пусть и краткое.
Взгляд Лидии смягчился. Она порывисто потянулась к его руке:
– Мартин, порой мне кажется, что вы самый милый убийца, какого я знаю.
Мартин Воэн улыбнулся:
– Это было забавно, Лидия. По-моему, так я еще никогда не развлекался.
В этот момент на убийцу он не походил. Поскольку убийцы встречаются в самых разных кругах и, как правило, от остальных людей не отличаются какими-либо характерными приметами или особенностями, выглядел он как по-мальчишески юный и вместе с тем незаурядный преступник. Мальчишеским видом был обязан воодушевлению, которое вспыхивало в нем мгновенно и разглаживало на лбу морщины, выдающие возраст, а незаурядностью – размерам лба и легкой седине зачесанных назад все еще густых и вьющихся тугими кольцами волос.
Мартин Воэн гордился тем обстоятельством, что по его лицу невозможно определить возраст – если не присматриваться к мелким морщинкам вокруг серовато-голубых глаз, в которых отражался опыт сорокапятилетнего существования, – и его плотно сложенное тело с широкими плечами не пало жертвой мясистой тучности, порожденной опасным сочетанием средних лет и успеха.
Талию он сохранил благодаря интенсивным физическим нагрузкам и длительному пребыванию в тропиках. Археология и изучение древних цивилизаций были его увлечением, Мартин Воэн предпринял ряд масштабных экспедиций в Месопотамию и Восточное Средиземноморье. Несколько опубликованных им научных работ, посвященных нелегкому и требующему мастерства делу поиска местонахождения и проведения раскопок в городах и гробницах многовековой давности, а также извлечению из дебрей бесписьменной истории подробностей их прошлого, были признаны фундаментальными и снискали ему славу авторитета в подобных вопросах.