В комнате воцарилось неловкое молчание, ставшее тревожным и гнетущим. А вскоре сразу несколько человек заговорили одновременно. Пол Расселл в отчаянии подал знак жене. Джин поднялась.
– Пора пить кофе, – объявила она.
– Я помогу вам, Джин, – предложила Карен Хэммонд.
Несколько минут суеты с отодвиганием стульев, которой сопровождался их выход, благополучно помогли преодолеть явно опасный поворот. Незаметно озираясь по сторонам, Тремейн заметил, как на еще недавно напряженных лицах возникает выражение облегчения. Он уже понял, что смерть Лидии Дэр была не просто камнем, бездумно брошенным в стоячую заводь деревенской жизни. Она расшевелила все мрачное и тайное, что уже давно скрывалось под внешним спокойствием. Не пробудила зло к жизни, а продемонстрировала, что оно рядом.
Только один человек в этой комнате не попал под влияние гнетущей атмосферы. Тремейн заметил, что Эдит Лоррингтон не просто не поддалась ему, но и в блаженном неведении будто бы вообще не замечала напряжения.
Негустые седые волосы этой пожилой незамужней женщины были убраны в старомодный пучок; наглухо застегнутый высокий ворот блузки, украшенный большой узорной брошью, подчеркивал ее чопорность и невзрачность. Эдит Лоррингтон казалась поблекшим викторианским коттеджем, стыдливо приютившимся среди красочных современных зданий.
Однако в ней не чувствовалось неудачного девичества, надежды которого так и не сбылись, и теперь оно не прочь запустить коготки в более удачливых сестер. Лицо было маской трагедии, а не зависти, маскирующейся под праведное негодование. Человек, который должен был стать ее мужем, умер от малярии в Западной Африке, пока Эдит готовила приданое, и второго шанса ей уже не представилось.
Юность оборвалась с приходом телеграммы, положившей конец мечтам. Шли годы, Эдит становилась все более скучной и унылой, невзрачной лицом и одеждой, пока не превратилась в подобие безобидной тени, на которую не обращали внимание при жизни и вряд ли хватились бы, если бы она незаметно ушла из нее.
Какую именно роль мисс Лоррингтон играла в постановке «Для убийства есть мотив», Мордекай Тремейн так и не понял. Она принадлежала к тем людям, кого в таких случаях неизбежно оттесняют на задний план и они вряд ли служат какой-то конкретной цели.
Странно, именно из-за нее – все в том же безмятежном неведении не подозревающей, каким силам она помогла вырваться на свободу, – возникла угроза напряженной, чреватой взрывом атмосферы, которая едва успела развеяться.
– Все мы друзья Лидии, – неожиданно объявила Эдит. – Наша задача – помочь полиции.
Казалось, она открыла присутствующим глаза на надвигающуюся катастрофу. Никто не шелохнулся и не заговорил. Даже Пол Расселл на минуту растерялся.
– Что вы имеете в виду, Эдит? – вскоре негромко спросила Сандра Борн.
– То, что мы обязаны сделать все возможное, чтобы выяснить, кто совершил это ужасное преступление. – Мисс Лоррингтон сидела на стуле очень прямо. Руки она сложила на коленях, на ее лице застыло восторженное, невинно-сосредоточенное выражение ребенка, которому окружающий мир видится простым и совершенно ясным. – Лидию убили. Она была нашим другом. Мы должны отомстить за нее.
– Как?
Это был голос Полин Конрой – чуть хрипловатый, даже испуганный. Мордекай Тремейн не был уверен в этом, но все-таки продолжал пробираться ощупью в потемках, собирать факты, искать путь через трясину человеческих эмоций, в какую умышленно старался погрузиться.
Эдит Лоррингтон повернулась к Полин Конрой. Ее глаза сияли. Глубоко в ее душе проснулись давние чувства. Тень обретала плоть. А потом внезапно огонь угас. Привычка слушаться, укоренившаяся за более чем сорок лет, подавила прилив решимости. Эдит развела руками.
– Я… я не знаю, – беспомощно пробормотала она.
Пол Расселл переглянулся с Мордекаем поверх темной макушки Полин Конрой.
– Пожалуй, – начал Пол, – Эдит высказала дельную мысль. Мы действительно должны помочь полиции. Мы же знаем Далмеринг, знаем, кто в нем живет. Полиция раскрывает преступления, складывая вместе самые простые детали, вроде бы несущественные мелочи. Это все равно что собирать головоломку. Достаточно одного фрагмента, чтобы целое обрело смысл. Если мы объединим наши знания, возможно, обнаружим то, что подскажет нам, кто убил Лидию.
– Но кому, – вмешалась Сандра Борн, в голосе которой растерянность боролась с ужасом, – могло понадобиться ее убивать? У Лидии же не было врагов.
– Вы хотите сказать, – негромко уточнил Расселл, – что у нее не было врагов, насколько нам известно. – Последние слова он подчеркнул голосом, вложив в них зловещий смысл. – Боюсь, для вас это будет мучительно, Санди, но если мы хотим установить истину, нам придется задать друг другу немало вопросов. В какое время Лидия ушла из дома вчера вечером?
– Вопросы будет задавать полиция, – произнесла Сандра. – Вообще-то они уже взялись за дело. Так что обо мне не беспокойтесь, Пол. Ответить на вопросы в кругу друзей будет полезно. Нечто вроде генеральной репетиции, – усмехнувшись, добавила она. – Лидия ушла перед тем, как пробило семь.
– Вы знали, куда она направляется?
– Разумеется. Ужинать с Мартином. Когда Лидия уходила, было еще светло. Наверняка кто-нибудь заметил ее по пути туда.
– Я видела, как она шла через выгон, – сообщила Карен Хэммонд. – Из окна своей спальни. – Она вздрогнула. – Это был последний раз, когда я видела Лидию.
И она ушла. Пол Расселл проводил ее заинтересованным взглядом, а Мордекай Тремейн задумался о том, зачем Карен добавила последнюю фразу. Она прозвучала как алиби.
– Лидия говорила, в какое время вернется? – спросил Пол Рассел.
Сандра Борн помедлила с ответом и покачала головой:
– Нет. Я осталась дома: вязала и слушала радио – и не заметила, как пролетело время. Меня стало клонить в сон, я поднялась в спальню – наверное, был уже двенадцатый час. У Лидии был свой ключ. Только утром мне сообщили… я услышала, что случилось. Когда пришел Бригган и сказал, что… Лидию нашли…
Местного констебля Бриггана разбудил работник фермы, нашедший труп рано утром по пути на работу.
Расселл кивнул:
– С этим все ясно, Санди.
Но Мордекай Тремейн так не считал. Он задал бы Сандре Борн как минимум еще два вопроса. Он спросил бы: «Для Лидии задерживаться допоздна было обычным делом?» И еще: «Неужели вы совсем не встревожились, не дождавшись ее возвращения?»
Ему казалось, что в рассказе Сандры Борн чего-то недостает. Если Лидия Дэр приходилась ей близкой подругой, как она могла спокойно лечь спать, даже не попытавшись выяснить, почему в столь поздний час Лидия еще не вернулась? В конце концов, логичным было предположить, что Лидия сообщила Сандре хотя бы приблизительное время своего возвращения. Тремейн заключил, что рассказ Сандры Борн требует множества уточнений.
Карен Хэммонд вернулась с подносом кофейных чашек и принялась расставлять их на маленьком столике, положив конец расспросам, учиненным Расселлом. Возникла пауза, во время которой все смотрели на фарфор с напряженным вниманием людей, ищущих хоть какой-нибудь способ скрыть неловкость.
– А Филипп прошлым вечером был здесь, Карен?
Послышался звон посуды. Чашечка громко звякнула о блюдце. Рука Карен Хэммонд еще дрожала, пока она поправляла чашку. Прошло время, прежде чем Карен ответила на явно небрежный вопрос Пола Расселла, и Тремейн отметил, что даже теперь она нервничает.
– Да, он находился здесь. А почему вы спрашиваете?
– Просто из дружеского любопытства. – Пол улыбнулся. – Мы же соседи. А сегодня сумел вырваться?
– Сейчас он дома. Пришлось захватить с собой работу из конторы. Потому Филипп и не пришел вместе со мной.
Объяснялась она поспешно, словно опасаясь, что ей не поверят. И все это время на ее лице сохранялось то же затравленное выражение, как во время краткой дуэли с Полин Конрой. Затем Карен нарочито хлопотливо продолжила заниматься сервировкой. Ее страх отчетливо просматривался в каждой напряженной линии тела.
Полин Конрой бросила на нее удивленный взгляд.
– Я видела этим вечером подъезжающую машину Филиппа, – заметила она. – Он пробыл в городе весь день?
Карен Хэммонд заставила себя обернуться к ней с безразличным видом.
– Да. Сказать по правде, в последнее время он очень занят. Филипп не знал даже, сможет ли вернуться домой сегодня.
– Наверное, утром он уехал рано. Обычно я слышу шум его машины.
Темные глаза Полин Конрой были широко раскрыты, взгляд – невинный. Однако Мордекай Тремейн проницательно отметил, что она выглядит чуточку более невинной и озадаченной, чем требовала ситуация. Обольстительница Полин вновь переигрывала.
Но к тому времени Карен Хэммонд уже удалось взять себя в руки.
– Вряд ли вы бы услышали его этим утром, – произнесла она. – Ему пришлось уезжать гораздо раньше обычного, и он сделал все, чтобы никого не потревожить.
Подозрение вытеснило из темных глаз наигранную наивность, но положение было, несомненно, тупиковым и допытываться Полин Конрой не решилась.
Через несколько минут внесли кофе, и пока раздавали чашки, представилась еще одна возможность сбросить напряжение, но стихийно возникшие эмоции были слишком очевидны, чтобы удалось их скрыть. Мордекая Тремейна вновь охватило чувство, будто на прелестную панораму Далмеринга легла густая тень зла, и красота этих мест оказалась под угрозой ужаса.
К его удивлению, ему вдруг отчетливо представился Мартин Воэн, в ушах зазвучало эхо его слов. Тремейн как наяву увидел этого крупного и рослого мужчину стоящим лицом к лицу с Джонатаном Бойсом: Воэн крепко сжимал мощные кулаки, на его лице застыло странное, полубезумное выражение.
Сандра Борн медленно помешивала свой кофе. Она отчасти утратила внешнее сходство с какой-то птицей, которое Тремейн заметил при их первой встрече. Бледное лицо Сандры заострилось и осунулось.
– Лидию что-то тревожило, – произнесла она. – Какие-то мысли не давали ей покоя. Она радовалась, что уезжает из Далмеринга. И боялась… – Сандра вдруг вскинула голову, ее голос стал резким, пронзительным на грани истерики: – Вот именно – боялась! Лидия знала: что-то должно случиться! И говорила, что на самом деле Далмеринг – зло и гниль!