– Что рассказал вам Шеннон о своей поездке в Лондон? Я слышал, как он объяснял, что ездил туда повидаться вроде бы с деловым партнером, с которым ему обязательно надо было встретиться, потому что спустя какое-то время сделать это будет затруднительно.
Бойс снова сверился с записной книжкой:
– В своих показаниях Шеннон сообщил, что ездил на встречу с неким Миллуордом, партнером одной транспортной компании. Миллуорд останавливался на одну ночь в отеле «Ридженси». Шеннон утверждает, что встречались они не в отеле, а в ресторане «Корнер-Хаус» у Мраморной арки.
– А он объяснил, зачем встречался с этим Миллуордом?
– Да, причем довольно откровенно. У Шеннона есть доля в небольшой мебельной фабрике на окраине Лондона. Часть рейсов кораблей компании Миллуорда составляют каботажные перевозки, поэтому Шеннон хотел обсудить возможность заключения контракта на периодическую доставку партий древесины из Ливерпуля на одном из каботажных судов. В Ливерпуль его груз прибывает потому, что его возят вместе с другими, более крупными, – это обходится гораздо дешевле, чем фрахтовать отдельный транспорт. Шеннон намекнул, что компания едва держится на плаву, потому и сокращает издержки при любой возможности. Ему хотелось встретиться с Миллуордом лично, поскольку они немного знакомы, и Шеннон надеялся выпросить себе более выгодные условия, чем если бы просто написал письмо на адрес компании.
– Миллуорд все это подтвердил?
Бойс покачал головой:
– Нет. По крайней мере, на словах. Мы справились о нем в отеле «Ридженси» и выяснили, что он действительно провел там ту самую ночь. На следующее утро Миллуорд отбыл в Голландию на одном из судов своей компании. Его ждут обратно не ранее чем через неделю.
– Это подтверждает слова Шеннона о том, что встретиться с ним он мог лишь в ограниченный промежуток времени, – произнес Тремейн. – На первый взгляд все подробности так хорошо увязаны друг с другом, что вы, видимо, не стали ничего предпринимать, чтобы установить местонахождение Миллуорда?
– Да, – кивнул Бойс, – не стал. Явных подозрений против Шеннона не имелось, и те факты, какие мы смогли проверить, подтвердили его показания. Но если ваши утверждения, что в Лондон он не ездил, небезосновательны, это в корне меняет дело. У нас есть свидетели, они видели, как Шеннон уезжал, как он вернулся, и есть подтверждение, что человек, с которым он якобы встречался, действительно останавливался в «Ридженси», но нет никаких доказательств, что эта встреча действительно состоялась. Расспрашивать в «Корнер-Хаусе» бесполезно. Там за день бывает столько людей, что нам вряд ли подтвердят, заходили ли туда в конкретный день двое мужчин, соответствующих описаниям Шеннона и Миллуорда.
– По-моему, в ближайшее время Барри Энстон задаст вам несколько вопросов обо мне, – проговорил Тремейн.
– Что вы имеете в виду? – Тон Бойса стал резковатым.
– Беседуя с ним недавно, я дал понять, что меня интересуют Хорнсби и Шеннон. Думаю, он спросит вас, кто я такой и почему проявляю любопытство к этим двум джентльменам. – Он подался вперед и понизил голос почти до заговорщицкого шепота: – Между Шенноном и Хорнсби существует некая связь, и если Энстон не знает, какая именно, полагаю, он способен высказать весьма точную догадку. Я не прочь узнать его подозрения.
– Понятно. А мое дело – употребить свою власть, чтобы убедить Энстона посвятить меня в них, чтобы потом я рассказал все вам.
Бойс помешал ложечкой свой чай, чтобы в нем растворились последние крупинки сахара, с довольным видом отпил глоток и откинулся на спинку стула, глядя на Тремейна из-под кустистых бровей.
– Знаете, Мордекай, похоже, вы начинаете вгрызаться в это дело. До сих пор вы бродили по деревне, создавая у окружающих впечатление, будто вы безобидны, беспомощны и меньше всего похожи на человека, способного раскрыть убийство, а теперь выказываете симптомы готовности ринуться в бой.
– Я бы выразился иначе, – неодобрительно возразил Тремейн. – Нельзя просто ввязаться в расследование и без колебаний указать виновного. Прежде нужно немного осмотреться: понять, что к чему, расставить людей по местам. Вот этим я и занимался – проникался атмосферой, старался прочувствовать ее. И теперь кое-что проясняется. Это как если бы я хотел перевязать сверток и взял горсть перепутанных обрезков бечевки. Поначалу кажется, будто этот узел не распутать, но постепенно, потянув одну бечевку, другую, откладываешь в сторону те, какие тебе не нужны, и находишь ту самую единственную, которая годится для твоего свертка.
– Только в этом случае, – подхватил Бойс, – бечевка – это крепкая веревка, а сверток – чья-то шея.
– Да, чья-то шея. – Тремейн посмотрел поверх стола на собеседника и спросил: – А что, я в последнее время часто выставлял себя на посмешище? То есть вел себя как… бестолковый старик, который ничего не смыслит?
– Вы не производили впечатления человека, усилия которого увенчались успехом.
– Незачем пытаться подсластить пилюлю, Джонатан, – грустно усмехнулся Тремейн и, помолчав немного, добавил: – Помните, что сказал Воэн при первой нашей встрече с ним? Мол, с Далмерингом что-то не так, здесь скрывается зло и скверна. И что Лидия Дэр тоже чувствовала это. То же самое я слышал и от других людей – от Сандры Борн, от Джин и Пола. В Далмеринге что-то и впрямь не так. Я сам чувствую это. Трудно объяснить, но нечто мутное, удушливое, злобное в самом воздухе. Вы, Джонатан, полицейский. Накануне вы сказали мне, что должны придерживаться установленных фактов. Вы не можете позволить себе подпасть под влияние атмосферы. Но я не скован правилами и потому ощущаю тут присутствие зла.
– Мне бы не хотелось предлагать реакцию вашей психики в качестве доказательства в суде, – сухо промолвил Бойс.
– Разумеется. Но вы могли бы воспользоваться ею как фундаментом, чтобы выстроить на нем факты, которые пригодны для суда. Беда в том, что я позволил себе слишком сильно поддаться влиянию местной атмосферы. Иначе говоря, увлекся и забылся. Но действие этого наркоза уже заканчивается, и теперь я даже не уверен, что совершил ошибку. Это все равно что выйти из тумана в ярко освещенную комнату. Вероятно, помог сухой отчет о следствии, выслушанный в зале суда, но теперь все видится мне совершенно отчетливо.
– Хотите сказать, вы знаете, кто убийца? – насторожился Бойс.
– Не то чтобы знаю, но вижу возможные пути. В конце одного из них я найду преступника. Еще чаю?
Инспектор кивнул.
– Итак, перейдем к делу, – произнес Тремейн. – На дознании стало ясно, что вам нужен только правильный вердикт, чтобы действовать дальше и найти убийцу в положенный срок, а не впопыхах, так что сегодня в суде я не узнал ничего нового. А что насчет завещания? Вы, конечно, виделись с поверенными Лидии Дэр? С Дэрфордом и еще кем-то, если не ошибаюсь? Эти люди, похоже, всегда собираются по двое-трое.
– Речь идет о конторе «Дэрфорд, Берджесс и Дэрфорд», – уточнил Бойс. – Похороны завтра утром – с задержкой, поскольку требовалось кое-что уладить, – а потом будет оглашено завещание.
– Но вам уже известно, что там?
– Да. Лидия Дэр располагала небольшой, но все же приличной суммой – получила наследство от дяди несколько лет назад. Она оставила примерно три тысячи фунтов в виде различных вложений – уже чистыми – вместе с половиной коттеджа, в котором проживала с мисс Борн, а также личные вещи. Свою долю коттеджа и все личные вещи Лидия Дэр завещала мисс Борн – вместе с пятью сотнями фунтов. Еще пятьсот по завещанию отходит мисс Эдит Лоррингтон.
– Эдит Лоррингтон? – Тремейн вскинул брови. – В таком случае они были дружны. А кто остальные наследники?
– Наследник только один, – медленно произнес инспектор. – Все остальное состояние, примерно две тысячи фунтов, достанется доктору Расселлу.
– Полу? – Мордекай Тремейн резко выпрямился на стуле. – Неужели?
– Вряд ли «Дэрфорд, Берджесс и Дэрфорд могли ошибиться, – усмехнулся Бойс. – «Все прочее мое состояние я завещаю своему дорогому другу Полу Расселлу в знак признания за всю доброту ко мне его самого и его жены и чтобы предоставить ему небольшую возможность посвятить себя медицинским исследованиям, к которым, как мне известно, лежит его душа…» – примерно так говорится в завещании.
– Уверен, Пол понятия не имеет об этом и будет потрясен, когда узнает! Ни о чем подобном он даже не мечтал. Конечно, Пола всегда привлекала исследовательская деятельность, но он был таким великодушным и щедрым на протяжении всей своей карьеры, так часто оказывал врачебную помощь даром, что в конце концов оставил всякую надежду на то, что сумеет выкраивать хоть сколько-нибудь времени на медицинские исследования помимо врачебной практики. Однако Пол ни словом не намекал мне, что они с Лидией Дэр настолько близко знакомы. Я полагал, они просто соседи, и никогда не слышал от него, что он рассчитывает на существенное состояние, завещанное Лидией Дэр.
– Возможно, он не думал о подобных перспективах. Но доктор Расселл из тех людей, кто творит добро, не распространяясь об этом. Удивительно, что окружающие замечают такие поступки и запоминают их.
– А Фаррант в завещании не упомянут? – спросил Тремейн.
– Нет. По словам поверенных, пару месяцев назад мисс Дэр говорила о своем намерении составить новое завещание, но так и не удосужилась. Вероятно, она хотела включить в него Джералда Фарранта, однако слишком долго откладывала это дело. К счастью, – добавил Бойс, – для вашего друга врача, иначе он наверняка лишился бы двух тысяч.
– На самом деле сумма не так уж велика, – возразил Тремейн.
– Невелика, однако весьма существенна и полезна, – заметил Бойс, отодвинул свой стул от стола и поднялся. – Простите, Мордекай, но мне уже пора. Я условился о встрече с коронером перед возвращением в Далмеринг. – Он положил руку ему на плечо. – Я понимаю, доктор Расселл ваш друг, – понизив голос, произнес инспектор. – Но я обязан продолжать расследование, кто бы ни был втянут в него. Вы ведь понимаете, Мордекай?