За последние несколько дней Скай постоянно слышал, как переговаривается между собой команда корабля, но мало того, что не научился различать отдельные слова, но даже не мог определить, злится или радуется речной человек, говорящий на своем языке. Впрочем, особо он не вслушивался: ему хватало своих забот. С остальными пассажирами члены команды говорили на аэри. На судах речного народа плавали местные торговцы, волшебники и путешественники, но также лиссейские купцы и выходцы из далекой Цумерской империи, и даже, говорят, суровые аргассийцы. Так что не только капитан, но и почти каждый матрос мог договориться с пассажирами на двух-трех языках, а выругаться как следует – на четырех-пяти.
Дядюшка, заговорщически подмигнув, достал фляжку волшебного медового взвара, до которого капитан, видно, был большим охотником, и плеснул на два пальца в предусмотрительно выставленные Ником стаканы.
Капитан одобрительно кивнул и отпил крохотный глоток, смакуя пряно-сладкую жидкость.
– Что тут рассказывать? – повторил он, но ясно было, что теперь-то он не против поделиться тем, что знает. – Охо-шо спит себе на дне речном, спит. Только-только почуял, что человеки плывут, только-только просыпаться начал, а тут его – раз! – по зеленой голове винтом! Так-то он корабли издалека узнаёт и успевает отползти. Но нынче-то мы шибко быстро идем.
Капитан со значением поглядел сначала на старого волшебника, потом на молодого: мол, вам ли не знать – магия!
Потом, зажмурившись от удовольствия, отпил еще один глоток сладкого взвара и продолжил:
– Охо-шо злится, когда его огнем бьют. Ну оно-то и понятно: это и мне бы не понравилось! – капитан покачал головой и снова приложился к взвару. – А к шон-та – дудочкам – почти все речные прислушиваются. Надо только знать, что выдуваешь.
– Что играешь? – уточнил дядюшка.
Капитан пожал плечами и кивнул, пробурчав себе под нос что-то невнятное. Насколько понял Скай, имелось в виду, что собеседник не совсем прав, но как ему доходчиво объяснить правильное, речной человек не знал и решил, что и пытаться не стоит.
– Давайте-ка пообедаем! – весело предложил дядюшка. – Время как раз обеденное. Вы ведь составите нам компанию, почтенный Гар-нут?
Капитан с видимым удовольствием согласился, а вот Скай вежливо отказался: мысли о еде все еще не вызывали восторга. Ник бросил на приятеля встревоженный взгляд, но промолчал и, повинуясь безмолвному распоряжению господина Арли, отправился за обедом.
Дядюшка меж тем выспрашивал у гостя, все ли духовые инструменты годятся для того, чтобы успокоить речного духа, можно ли, играя на шон-та, духа не усыпить, а, наоборот, раззадорить, и обязательно ли играть большой компанией? Гар-нут, смакуя любезно доливаемый взвар, отвечал на все вопросы: мол, играть можно на чем угодно, лишь бы умеючи, что раззадорить духа – дело несложное, но вот зачем бы это делать? Чем больше выдувающих звуки, тем лучше, но, коли припрет, бывает, что и в одиночку справлялись.
– Вот дед мой, Гар-нат, один на один с морским охо-шо сошелся как-то. Морской-то, он речного побольше раза в три будет! И сердитый, ей-ей! Дед как раз жениться собрался, ну а невестин отец ему задачку задал. И претрудную, как и положено. У нас так говорят: чем труднее досталось, тем крепче держишь. Ну вот, деда и отправили за морским буриком, трава такая, в соленой воде растет. А по пути ему охо-шо встретился. Тот, что сегодня в нашу «Ай-ту» врезался, ему не младший брат даже, а так – внучок меньшой. Ну дед-то, понятно, не заробел. Шон-та выхватил да как подул в нее! Дышал в шон-та радостью будущей семьи, теплом объятий любимой, – капитан заговорил на родном наречии, потом взмахнул рукой, видимо не зная, как толком объяснить чужакам смысл и силу песни своего деда.
Пока он подбирал слова, вернулся Ник с подносом, а следом за ним матрос со вторым подносом.
Капитан вздохнул и добавил, сильнее обычного растягивая слова:
– Дед выдыхал в шон-та, что готов драться до дна. Что уважает охо-шо, но не отступится. Что не желает зла, но своего добьется. И охо-шо уступил ему! Отплыл в сторонку и ушел на дно. Такова сила того, кто правильно выдыхает в шон-та. Не в… инстурументе дело, а в том, кто его держит, – капитан слегка споткнулся на чужом длинном слове и выговорил его неправильно, но, удивительное дело, выглядел серьезным и отнюдь не смешным.
Многозначительно кивнув, почтенный Гар-нут взялся отдавать должное обеду. Скай же решил подняться на палубу: то ли от запахов съестного, то ли от невозможности этим самым съестным полакомиться стало совсем тошно. Ник, видно, из солидарности поспешил следом.
По палубе прогуливались двое волшебников, оживленно обсуждая погоду. На носу, пристально вглядываясь в воду, сидел крепкий одноглазый лоцман. Отчаянно зевающий матрос драил доски палубы на удивление чистой тряпкой.
Упругий ветер, несущий мелкие, почти невесомые брызги, освежал. Скай постарался не думать о еде и качке, а сосредоточиться на звуках и пейзажах вокруг.
За бортом мерно шумела вода. С берега доносилась пронзительная трескотня незнакомых волшебнику птиц, а ближе, над водой, слышались отрывистые крики речных чаек.
Живописная бухта в устье Руанны, куда как раз входило суденышко, носила прозаичное и вполне предсказуемое название – Бухта Почтеннейших. Вырвавшаяся из Гарнейского пролива Руанна стала ярко-голубой, нарядной. Крутые берега зеленели травами и кустами и пестрели крупными белыми и розовыми цветами. В воздухе порхали мелкие духи, купаясь в солнечных лучах. Сквозь стайки духов тут и там с пронзительными криками проносились упитанные чайки. Речной народ прикармливал их рыбой, но если люди не торопились с угощением, птицы сами кидались в воду и чаще поднимались в воздух с добычей, чем без.
– Вон там, на мысе Радости, Приют, – пояснил Скай вставшему рядом помощнику, указывая на высящийся впереди крутой скалистый склон.
Ник молча кивнул, завороженно глядя на сине-голубую воду и залитые солнцем деревья и травы. На правом берегу взгляд притягивали обрывистые склоны утеса и бьющиеся у его подножия волны, ровные террасы виноградников на соседнем склоне. А прямо по курсу виднелась мрачная крепость, занимающая солидную часть Вратного острова. Скай, бросив мимолетный взгляд на друга, невольно отметил, как изменился Ник со дня первой встречи. Вытянулся, стал спокойнее и строже. Перестал просыпаться, вздрагивая от кошмаров, почти освоился в толпе и совсем свободно держится с друзьями. Хорошо, что прошлой осенью господин Марк поручил Скаю проверить старый особняк. Иначе кто знает, как сложились бы обстоятельства…
– А на том берегу кто-нибудь живет? – отвлек волшебника от воспоминаний Ник, по счастью даже не подозревающий, о чем задумался Скай.
– Вроде бы есть какой-то городок, – волшебник с некоторым трудом припомнил карту. – Да, точно! Видишь, от Руанны отделяется рукав? Вот чуть подальше, на его берегу, стоит Вертина.
– А почему не тут, у выхода к морю? – удивился Ник.
– Лет триста назад граница проходила вон там: Руанна и выход к морю принадлежали тогдашнему королю, а местный лендлорд ему назло построил город в неудобном месте, – хмыкнул волшебник.
– Вот глупости! – возмутился Ник.
Скай и не спорил. К счастью для местных жителей, после объединения королевства городок не захирел: сейчас Вертина славилась восхитительными соусами, фруктовыми десертами из кисло-сладких цитрусов, тончайшей шерстью белых гарнейских коз и азейным маслом.
– За Вертиной, между прочим, – заметил неслышно подошедший седобородый волшебник, совсем недавно обсуждавший с приятелем погоду, – простираются роскошные плодородные земли. Там и у господина Тарниса, главного советника по финансам, немалый надел имеется, и у супруги господина Галенуса, одного из советников по безопасности, и у высокопоставленных торговых чинов. В Аргассии говорят: «Что в землю положишь, то и поднимешь». А тут есть поговорка: «Лентяй три урожая собирает, работяга – десять». Примечательно, что еще три столетия назад сельское хозяйство этого региона не очень-то впечатляло, несмотря на благоприятный климат, исследователи связывают сей факт со следующими факторами. Во-первых…
Скай стоически выслушивал бескрайне нудную лекцию, надеясь, что она закончится вместе с путешествием, а не продолжится на суше.
Ник молча перевел взгляд на Приют. Он стоял на вершине огромного утеса, утопая в зелени, а из его окон наверняка открывался впечатляющий вид на Зеленое море. Помимо утеса Бухта Почтеннейших радовала глаз бирюзовой водой и занимавшими весь правый склон виноградниками, которые террасами спускались почти к самой воде. Левый склон, на пути к Приюту, покрывали рощицы не опознанных Скаем деревьев.
За спиной скрипнули доски палубы, и волшебник обернулся.
– Прошу прощения, через свечку прибываем, – сообщил Пит. – Не пора ли подготовить торжественный костюм господину?
Ник, спохватившись, отвернулся от величественных прибрежных пейзажей, поклонился волшебнику, прервавшему исторический экскурс, и поспешил в каюту. Самопровозглашенный лектор всплеснул руками и ушел к себе. Пит, уже вполне готовый к прибытию, только хмыкнул, проводив взглядом травника.
– Ты, кажется, стал еще мрачнее? С чего бы: на берегу-то хотя бы не укачивает.
– Там, конечно, не укачивает, – со вздохом отозвался Скай, – но будет грустно и скучно. Похоронные ритуалы, увы, не отличаются ни бодростью, ни познавательностью. Ну, по крайней мере местные.
Друзья еще в столице обсудили письмо, полученное господином Арли. Пит считал, что проверить, что именно случилось со старым волшебником, лишним не будет. Ник надеялся, что предстоящая поездка пройдет быстро и спокойно. Сам Скай полагал, что учитель дядюшки скончался от старости, но ехать собирался в любом случае, чтобы поддержать дядю.
– А вот тут, кажется, что-то познавательное намечается, – заметил Пит.
И правда: сидевший на носу речной человек, крепкий пожилой лоцман, внимательно вглядывавшийся в воду, вынул дудочку и заиграл что-то протяжно-печальное, не отрывая взгляда от водной глади. Скай и Пит тоже пригляделись. На воде проступили светящиеся пятна: миг – и на поверхность Руанны вынырнули мелкие, неведомые Скаю существа. Духи, напоминающие мелких подвижных рыбешек с лапками вроде муравьиных, плескались и иногда невысоко подпрыгивали над водной гладью.