– Одну минутку, мистер. Вы случайно спрашиваете не о той Киблер, дочь которой позволила укокошить себя в Чикаго?
– Да, о ней.
Старик выплюнул желтую жвачку.
– А я-то все думал, когда журналисты возьмутся за Хельгу. Вы, небось, из Чикаго?
– Да.
– Журналист?
Хенсону не хотелось огорчать почтенного старца.
– Я был бы вам весьма благодарен, если бы вы сообщили мне адрес миссис Киблер.
– С удовольствием, – ухмыльнулся старик беззубым ртом.
– У Хельги было с полдюжины имен после того, как она называлась миссис Киблер. Она, как говорится, очень подвержена замужеству. Но если вы хотите повидать ее для вашей газеты, вам придется повернуть обратно. Нужно ехать не по дороге, а вдоль реки, после моста вы проедете еще четыре с половиной мили и увидите закусочную и магазин принадлежностей для рыбной ловли. Она снимает там бунгало. Там есть еще такая маленькая красная неоновая вывеска: «У XЕЛЬГИ».
– Понимаю. Она продает пиво, червяков и снимает бунгало.
– Так точно. Полиция много раз пыталась прикрыть ее шалаш. Но она часто сдавала свои комнаты разным влиятельным персонам, которые случайно оказывались там с друзьями и женщинами. А те каждый раз ее защищали и создали ей спокойную жизнь.
– Забавный шалашик, не так ли?
– И даже больше, – ответил старик, покачиваясь на стуле.
– Гм... Я уже довольно давно не был у Хельги. Когда я видел ее в последний раз, она была еще красивой женщиной и, я думаю, она будет довольна, если о ней заговорят в газетах. – Он снова сплюнул жвачку. – И это не потому, что она нуждается в деньгах. Держу пари, она не истратила еще тех пятидесяти сотен, которые получила от своего первого клиента. Она всегда умела припрятать на черный день... Как это сказать?..
– Прижимиста?
– Вот, вот!
Хенсон последовал советам старика. Дорога была пустынной, ночь темной, жаркой и влажной. Время от времени Хенсон видел между деревьями отблеск реки.
Как и сказал старик, неоновая вывеска была красного цвета. Основное здание, фасад которого был покрыт щитами с объявлениями и рекламой пива и других напитков, находилось в пятидесяти метрах от дороги. Оно было окружено шестью бунгало, которые по местному обычаю были выкрашены в белый цвет.
Мать Ольги начала строительство левого крыла здания из бетона, но, видно, переменила решение или у нее не хватило на это средств. Стены, возвышающиеся примерно на полметра, заросли травой и дикими кустарниками. Пахло рыбой, сыростью и пивом.
Выходя из краденой машины, Хенсон взглянул на часы. Было позже, чем он думал: без четверти одиннадцать. Он отворил дверь под металлическим козырьком и вошел. В помещении находились двое: мертвецки пьяный рабочий, почти лежащий на прилавке, и средних лет женщина с натуральными светлыми волосами.
Ошибиться было невозможно. Женщина была точной копией Ольги, только лет на пятнадцать старше и отлично сохранившаяся. Ее голубые глаза весело блестели, а ее походка напоминала движение птицы. Она стояла за стойкой бара, и на пальцах у нее блестели кольца.
– Мистер... чем могу служить?
Даже голос был Ольгин. Хенсон положил на стойку полдоллара.
– Одно пиво, пожалуйста.
Миссис Киблер откупорила бутылку.
– Вам нужен стакан?
– Безразлично.
– У каждого свой вкус, – проронила она, пожав плечами. Она поставила перед Хенсоном маленькую бутылку и взяла деньги. – С вас тридцать центов... Вы ведь не здешний, правда? С видимым сожалением она возвратила ему сдачу.
– Нет, – ответил Хенсон, решивший воспользоваться идеей, подсказанной стариком возле заправочной. – Я журналист из Чикаго. Вы – миссис Хельга Киблер?
Она почему-то заколебалась.
– Была ею, но очень давно. Теперь меня зовут миссис Филиппс.
– Но вы действительно мать Ольги Киблер, точнее Ольги Хенсон?
– Да.
– Мать той женщины, которая была убита каким-то бродягой в Чикаго?
Если она оплакивала свою дочь, то скрывала это весьма ловко.
– Судя по тому, что я прочла в газетах, ее убил собственный муж. Во всяком случае, именно он находится в тюрьме.
– Совершенно верно. Но мне кажется, что есть сомнения относительно его вины.
– И кто же в этом сомневается?
– Я, например.
– Вы сказали, что вы журналист из Чикаго?
– Да.
– Вы приехали сюда интервьюировать меня?
– Точно.
– И моя фотография появится в газетах?
– Обязательно.
Ольгина мать старательно поправила прическу.
– Нельзя сказать, чтобы вы явились ко мне слишком рано! А я, между прочим, могу много рассказать об Ольге.
– На что я и надеюсь.
– Что, собственно вы хотите узнать о ней?
– Правдивую историю о вашей дочери. Сколько ей было лет, когда она уехала от вас? Что она была за человек?
– Вы шутите. То, что я вам расскажу, вы не сможете опубликовать. Это была грязная маленькая тварь, вот кто она была! – миссис Филиппс невольно переступила с ноги на ногу. – Если вы порядочный человек, я буду рада поговорить с вами. Я уже давно мечтаю отплатить ей той же монетой. Ей, Ольге! Но давайте присядем, – предложила она. – Мои ноги уже устали стоять.
Она обошла стойку и села за один из столиков. Хенсон уселся напротив нее.
– Вы еще такая молодая женщина! – сказал он, чтобы задобрить ее.
Хельга быстрым движением скинула туфли и вытянула ноги.
– Со мной это совершенно бесполезно, меня такие штучки не трогают. За ваш комплимент я даже не угощу вас стаканом пива. Мне было тринадцать, когда родилась Ольга, а в прошлое воскресенье мне исполнилось пятьдесят!
Сердце Хенсона замерло от радости. Так значит он не ошибся. Ольга говорила, что ей сорок четыре года, но если из пятидесяти вычесть тринадцать, то останется тридцать семь, а из тридцати семи вычесть двадцать два, то остается пятнадцать. Как ни невероятно это, но Ольге едва исполнилось 14 лет, когда он на ней женился! И пятнадцать, когда родился Джим!
Хельга глотнула пива и пояснила:
– Вы понимаете, в нашей семье девушки очень рано развиваются и кажутся старше своих лет, настоящих лет. Ольга стала женщиной в двенадцать лет. Но, может быть, вы думаете, что она осталась со мной, чтобы помогать мне? Ошибаетесь! А теперь вы хотите узнать от меня, мистер... я, кажется, не расслышала вашего имени.
– Келси. Джон Келси.
– Что же вы хотите узнать об Ольге?
Хенсон предложил сигарету матери Ольги и закурил сам. Блондинка уже сообщила почти все, что ему хотелось выяснить. Но раз уж он тут, можно уточнить некоторые детали.
Он положил один из своих трех долларов на стол.
– Много чего. Но прежде чем рассказывать, выпейте со мной бутылочку пива.
Миссис Филиппс сразу забыла о своих усталых ногах.
– Никогда не откажусь от стаканчика, если платить приходится не мне.
Она пошла к прилавку, не утруждая себя обувью, и быстро вернулась с двумя откупоренными бутылками, «забыв» принести сдачу.
– Ну вот, начинайте. Что я могу вам сообщить, мистер Келси?
– Сколько лет было вашей дочери, когда она вас покинула?
– Полагаю, что тринадцать, почти четырнадцать.
– Почему она уехала?
Матери Ольги вопрос, кажется, не понравился.
– Этого я точно не знаю. Возможно, потому, что она всегда хотела подняться выше всех. Провести свою жизнь в кемпинге рыболовов, продавать пиво и иногда, без особого усилия, заработать пять долларов – это было не для нее! Это для других! У нее была... как бы это сказать?
– Мания величия?
– Вот именно. Парни с фермы ее не интересовали. Как только она немного подросла, она только и говорила о том, как бы ей уйти отсюда и подцепить кого-нибудь стоящего, чтобы жить жизнью дамы света, в красивом доме, с красивой посудой, мехами и прислугой. – Хельга перечисляла недостатки, отлично известные Хенсону. – Надо сказать, что у нее было все, чтобы привлечь внимание мужчин. Я ее не видела уже много лет, но когда она меня покинула, она была точной копией этой... как ее... актрисы, вы ее, конечно, знаете – Гресс Келси. Та, которая подцепила принца. Вы, случайно, не родственник ей?
– К сожалению, нет.
– Вероятно, очень приятно быть богатым.
– Без сомнения. Мне кажется, что ваша дочь добилась своего.
– Вам должно быть виднее.
– Вы знали ее мужа?
– Нет. Он, по-видимому, стыдился меня, так я думаю. Такой крупный инженер, хорошо оплачиваемый. Нет, не имею представления о том, как он выглядит... это животное. – Хельга наклонилась над столом с таинственным видом. – Но один из моих приятелей, занимающийся продажей скота, решил, что он выгодно продаст его в Чикаго, и поехал туда, взяв меня с собой. После того как скотина была продана, мы совершили прогулку и обошли вокруг дома Ольги. Боже мой, вот скажу вам штучка! И еще того хлеще – во дворе стояло две машины!
– Почему же вы не вошли в дом?
– А к чему?
– Ведь вы же ее мать!
Хельга пожала плечами.
– Она не хотела иметь со мной дела. Когда ©на уезжала отсюда, она не скрывала этого, а у меня есть своя гордость. Потом этот тип, с которым я была, женатый.
– Вы переписывались?
– Нет. Она считала меня ниже земли. О, время от времени она присылала мне рождественскую открытку. А когда у нее родился ребенок, то прислала его фотографию. Но она не пригласила меня приехать взглянуть на него. Что ж, мне тоже наплевать на нее!
– Я вас понимаю.
– Напишите об этом в газете. Я хочу сказать обо всем, что она мне сделала. Мне пятьдесят лет, и я все еще продаю пиво и наживку. В то время как она... у нее было две машины, огромный дом, полный добра... и немало денег. – Хельга облизнула губы. – Знаете что? Я вам кое-что скажу...
– Слушаю вас.
– Насколько я знаю Ольгу, после замужества она должна была охладеть к мужу. Ее мало интересовали эти вещи. Но меховая шубка или бриллиант – вот это ее воодушевило бы. За это она с удовольствием задерет ноги перед кем угодно.
Хенсона начало подташнивать.
– Что вы хотите этим сказать?