– Это при том, что ваши разговоры ограничены святым Бернаром, – заметил Полик.
Оссар улыбнулся, несмотря на серьезный тон комиссара.
– Все же не всегда, наверное. Доктор Родье недавно развелся, и мне кажется, ему просто хочется с кем-нибудь поговорить. Похоже, он еще испытывает чувство вины.
– Вины? – переспросил Верлак.
– Да. Вероятно, он втайне надеется, что теперь, когда профессора Мута больше нет, пост дуайена может достаться ему.
Верлак отметил уверенную взрослость речи Клода Оссара, резко отличающуюся от застенчивого заикания Гарриг или нервной трескотни Янна и Тьери.
– И вы тоже на это надеетесь? – спросил он.
– Конечно. Того, что имею сейчас, я добился большим трудом. Недавно написал совместную статью с доктором Родье. Он больше всех подходит на должность дуайена и вполне заслуживает этого поста.
– И вашей карьере это тоже поможет, – сказал Полик.
– Могу вас уверить, что сейчас говорил только о докторе Родье, – произнес Оссар с серьезностью, не ускользнувшей от внимания собеседников. – Но вы правы, это поможет моей карьере, продолжению моих исследований и популяризации ордена цистерианцев.
– Тьери Маршив сказал нам, что они с Янном встретили вас поздно вечером в пятницу.
– Да, я возвращался домой из тренажерного зала.
Как раз переходил бульвар Мирабо и тут их встретил, они шли в какой-то паб. Пьяные, конечно, были. Звали меня с собой снимать девчонок, но они знают, что я этим не занимаюсь. И я в курсе, что они не испытывают ко мне теплых чувств, так что вряд ли приглашение было искренним.
– Как думаете, кто-нибудь видел, как вы шли домой? Кто-нибудь из соседей?
Оссар покачал головой.
– Нет. Я шел переулками, а живу на первом этаже, так что редко встречаю кого-нибудь – только если одновременно выходим или возвращаемся. На моей улице есть парочка ресторанов, но они уже были закрыты.
– Мне нужно знать больше, Клод, – сказал Верлак. – По какой конкретно причине вы не пошли на прием к профессору Муту? И что вы делали вместо этого?
Клод Оссар ответил не сразу:
– Я был приглашен, как и все аспиранты, но я не люблю общественные мероприятия. – Снова очень короткое молчание, и он продолжил: – Мы с доктором Родье работаем над совместной статьей о цистерианском ордене в Провансе. В тот день мы выяснили интересный факт, и мне не терпелось пойти в библиотеку изучить его. Для меня это более приятный способ провести вечер пятницы, нежели делать вид, будто мне нравятся товарищи по аспирантуре.
– А преподаватели?
– Что преподаватели?
– Они вам нравятся? – спросил Верлак.
– Нет. Боюсь, что я пристрастен… я два года работаю рядом с доктором Родье и вижу объем его знаний, его преданность делу, и они намного выше, чем у его коллег.
Верлак ничего не сказал, но подумал, что вряд ли доктор Леонетти – плохой ученый.
– Вы имеете в виду и профессора Мута? – спросил Полик.
– Его в особенности.
Верлак глянул на Полика, потом на Клода Оссара:
– Клод, подробнее, пожалуйста. Что вы имеете в виду?
– Работы доктора Мута неоригинальны. Любовь клюнийского ордена к искусству интересует его больше любых теологических вопросов.
– Когда вы последний раз видели профессора Мута? – спросил Верлак. Его заинтересовала уверенность – или наглость, – с которой молодой человек указывает на недостатки старших.
Оссар поднял глаза к потолку, будто пытаясь вспомнить.
– На прошлой неделе он вызвал меня к себе в кабинет. Это произошло перед тем, как я должен был вести семинар у первокурсников по Ветхому Завету, значит, среда, сразу после обеда.
– Зачем он хотел вас видеть? – поинтересовался Полик.
– Помахать у меня перед носом стипендией Дюма, – ответил Оссар без малейшей враждебности. – Он любил так делать – намекнуть, а потом сменить тему. Еще он должен был мне подписать грант, на который я подавал документы, но оказалось, что он забыл бумаги дома. Я просто зря потерял время и опоздал из-за него на семинар! – Впервые за весь разговор Оссар повысил голос. – Ненавижу опаздывать, – закончил он.
– Понимаю, – кивнул Верлак. – Что ж, пока это все. Вы не могли бы оставить нам свой ключ от здания?
Оссар засунул руку в карман джинсов, достал большой серебристый ключ и осторожно положил его на стол.
– Естественно, я мог сделать с него копию, – заметил он.
– Придется нам поверить, что вы этого не сделали, – произнес Полик, беря ключ. – Сейчас вы свободны.
Оссар встал и, перед тем как выйти, аккуратно задвинул стул под стол.
– Спасибо, – сказал Верлак.
– Не за что, – пожал плечами Оссар. – Если я понадоблюсь, то буду в библиотеке. Второй этаж, последний стол в конце, лицом к окну.
Казаль внесла обед для Верлака и Полика, пожелала им приятного аппетита и закрыла за собой дверь.
– Забавно… то есть странно, что мы должны допрашивать Клода Оссара и Бернара Родье одного за другим, учитывая, что Оссар – ассистент Родье, – сказал Полик, читая список и допивая чай.
Обед состоял из бутербродов с тунцом, салата из тертой моркови с готовым соусом и неожиданно вкусного печенья, которое доставил в университет ресторатор. Кофе в университете был плох настолько, что Полик перешел на чай, вполне подходящий к необычно пасмурной погоде. Верлак отказался и от того, и от другого в пользу газированной воды.
– Да, мы сможем сравнить учителя и ученика, – согласился Верлак.
Он хотел спросить Полика, что тот думает о результатах прошедших допросов, как вдруг открылась дверь, стремительно вошел доктор Бернар Родье и сел на стул.
– Ужасное, ужасное известие! – сказал он, переводя взгляд с комиссара на судью.
– Да, – согласился Верлак.
Он внимательно смотрел на профессора. Тот был красив настолько, что мог бы быть ведущим в каком-нибудь шоу, что смотрит Сильви Грасси. Ростом за метр восемьдесят, широкоплечий, с легким загаром даже в ноябре, с густыми белокурыми волосами. Резкие черты лица, крупная квадратная челюсть и большой рот, идеальные зубы, темные глаза.
– Вы, конечно же, слышали о ссоре, которая вышла у нас с Жоржем вечером на приеме, – быстро заговорил Родье и продолжил, не давая Полику или Верлаку ответить: – Жорж на прошлой неделе заявил, что в этом году уходит в отставку – либо в конце этого семестра, на Рождество, либо в мае. В пятницу вечером, на приеме, я только спросил его, решил ли он уже: Рождество или май. – Родье посмотрел по очереди на судью и комиссара, будто проверяя, слушают ли они. – У меня начинается в январе год творческого отпуска, и я просто хотел знать, когда Жорж объявит своего преемника. Если бы мне предложили этот пост и занять его надо было бы в январе, мне бы пришлось изменить свои планы, как вы понимаете.
Верлак кивнул и быстро сказал:
– Да, я понимаю. И тогда профессор Мут повысил голос?
– Да просто закричал! Он крикнул, что не собирается уходить ни сейчас, ни в ближайшее время. Я был совершенно обескуражен. Такое обращение, да еще перед лицом коллег и аспирантов! Так что я немедленно ушел.
– И куда вы направились? – спросил Верлак.
И снова слова потекли легко и быстро, так что Верлак подумал, не отрепетированы ли они.
– Вышел, сел в свою машину в парковочном гараже и поехал домой. У меня квартира на улице Филиппа Солари, к северу от центра.
– И когда вы оказались дома? – спросил Полик.
– Без чего-то десять, потому что ровно в десять уже смотрел новости по телевизору. Больше смотреть было нечего, я немного почитал, потом в одиннадцать выключил свет.
– Вы живете один? – спросил Верлак.
– Да, с женой я развелся больше года назад. Дом в Пюрикаре остался ей.
– Кто-нибудь видел или слышал, как вы пришли домой?
Для Родье этот вопрос был неожиданным, будто он только сейчас понял, что его спрашивают об алиби.
– Вообще-то нет, – ответил он, на этот раз медленно и неловко. – Моя квартира на первом этаже, вход с задней стороны дома. Соседи сверху, молодая пара, пришли домой поздно, когда я уже выключил свет. Я слышал, как они смеялись в холле.
Полик отметил, что и Родье, и его ассистент живут на первом этаже и алиби ни у одного из них нет.
– Такая конфронтация – обычное дело в ваших отношениях с профессором Мутом?
– Совершенно нет! Мы с ним ладим… то есть ладили вполне, учитывая все…
Верлак посмотрел на Родье:
– Что именно учитывая?
– Дело в том, что мы с Жоржем придерживаемся противоположных взглядов на историю католицизма во Франции. Он – специалист по Клюни, а я занимаюсь цистерианцами. – Родье впервые улыбнулся. – Он и жил очень роскошно, как изучаемые им священнослужители.
– Вы хотите сказать, что вам это было неприятно? – спросил Верлак.
– Нет-нет! – буквально залепетал Родье. – Я только хотел сказать, никак не осуждая, что я живу совсем иначе.
– Но все же не в пещере в далеком монастыре?
«Родье засмеялся фальшиво», – подумал Верлак.
– Нет, совсем не так аскетично, как следовало бы. Скажем так – просто.
– Вы разбираетесь в искусстве? – спросил Полик. – Дуайен был коллекционером?
– Да, был. Но у меня по истории искусства только самые базовые знания. Вот это и был один из пунктов наших разногласий. Я считал его занятие коллекционированием… неподобающим. А так мы вполне нормально взаимодействовали, и он практически обещал мне…
– Пост дуайена? – договорил Верлак.
– Да, – кивнул Родье. – Доктор Роккиа и доктор Леонетти, кажется, думают, что это место предназначено им, но на прошлой неделе Жорж мне сказал:
«Когда будете на этой должности…» Так что вы понимаете, отчего я так расстроился и как это было неожиданно – такая вспышка и такое заявление в пятницу. Я был настолько уверен, что даже велел Клоду – это мой аспирант – упаковать книги с полок в моем кабинете!
Родье вдруг тяжело вздохнул, чем напомнил Полику его дочь Лею, которая понимала, что вторую порцию мороженого ей не разрешат. То есть слишком наигранно.