Улица Батиньоль заканчивалась возле небольшой белой церкви в стиле неоклассицизма, стоящей на полукруглой мощеной площади, окруженной кафе и магазинчиками.
– Приятно, – сказал Полик. – Выглядит вполне по-деревенски.
Машина объехала церковь, свернула направо, потом налево, высадив наконец Верлака и Полика возле дома семнадцать на улице Нолле.
– Спасибо, – сказал Верлак, расплачиваясь с водителем и оставляя щедрые чаевые.
Контора мэтра Фабра оказалась на удивление запущенной. Верлаку с Поликом не пришлось ждать в темной тесной приемной, поскольку они были первыми пока что, если вообще не единственными клиентами за это утро.
Полик кашлянул, и открылась дверь кабинета. Там стоял худой светловолосый человек.
– Судья Верлак? – осведомился он, выглядывая из двери, будто испугался или удивился, увидев посетителей.
– Да, мэтр Фабр. А это комиссар Экс-ан-Прованса, Бруно Полик.
После рукопожатий мэтр Фабр отступил, пропуская клиентов к себе в кабинет. Большая комната с высоким потолком была обставлена в стиле конца сороковых. Лицом к тяжелому дубовому столу мэтра стояли два кожаных кресла, оба местами рваные. С потолка над письменным столом свисала лампа – муранского стекла, судя по виду, более уместная в столовой вдовы, чем в кабинете юриста. Стены украшали пожелтевшие виды Парижа в рамках, тяжелые шторы с цветочным рисунком закрывали два высоких окна, выходящих на улицу Нолле. На стенах была та желтая патина, которой завидуют декораторы интерьеров, а когда Верлак увидел хрустальную пепельницу, из которой уже вываливались окурки, то понял, откуда она взялась.
– Завещание здесь, – сказал мэтр Фабр, открывая папку дрожащими стариковскими руками в пигментных пятнах.
– Вы с доктором Мутом были друзьями детства? – спросил Полик.
Фабр с грустью посмотрел на комиссара.
– Да. Мы росли в этом районе. Здесь была квартира моей семьи… отец держал аптеку внизу. Жорж вырос на улице Батиньоль. Мы были алтарниками в церкви, а когда нам исполнилось шестнадцать, нас обоих приняли в «Луи ле Гран».
– Я тоже там учился, – улыбнулся Верлак.
Мэтр Фабр посмотрел на судью, попытался улыбнуться, но видно было, что ему это усилие трудно до боли. Полик посмотрел на него и улыбнулся вместо адвоката. Он не знал, что Верлак учился на самых престижных prépa[33] Франции.
– Кто убил Жоржа? – спросил мэтр Фабр, глядя на Верлака.
– Мы пока не знаем, – ответил Верлак. – У вас есть предположения?
Фабр пожал плечами.
– Нет. Я уже довольно давно Жоржа не видел. Нам случалось вместе обедать, когда он приезжал, где-то раз в год. Но в прошлом году у меня умерла жена, и я не слишком хорошо себя чувствую.
Верлак промолчал. Чувствовалось, что у мэтра, Фабра горе, и Верлак удивился тому, что у него самого встал ком в горле.
– Так вот, его завещание очень простое, – начал Фабр, вынимая первый лист бумаги. – Жорж завещает все свое имущество факультету теологии в Эксе. Он просит, чтобы стипендия присуждалась по-прежнему, но чтобы фонд теперь назывался «Фонд Дюма – Мута». У меня пока нет полной финансовой информации, поскольку, видимо, у моего покойного друга были банковские счета в Париже, Эксе, Женеве и Бостоне, а также разные инвестиции. Но только на парижских счетах у него двести пятьдесят тысяч евро.
– Благодарю вас, – сказал Верлак. – Двести пятьдесят тысяч евро – очень приличная сумма на банковском счету дуайена.
– Конечно, – согласился Фабр. – Но Жорж стал дуайеном очень давно, и он мне говорил, что за его квартиру платит фонд. Транжирой он никогда не был, и если человек семидесяти двух лет постоянно вносит свой заработок на банковский счет, тот вполне может превысить эту сумму.
Верлак поморщился, но ничего не сказал, и мэтру пришлось добавить:
– Кажется, вы считаете, что Жорж был замешан в чем-то криминальном.
– Я пытаюсь понять, почему его убили, – поправил адвоката Верлак, наклоняясь вперед. – На свою коллекцию стекла он должен был тратить много денег. Как вы думаете? По вашим сведениям, он легально покупал это стекло?
Фабр ответил не сразу.
– Не могу сказать.
Верлак не понял, то ли адвокат покрывает друга детства, то ли и правда не знает.
– Он мне сказал однажды за обедом, что покупает кое-какое стекло на аукционе здесь, в Париже, и что часто его продавал американцам, когда воскрес интерес к французскому «ар-нуво», – вымолвил Фабр. – Похоже, что на вазы с цветочным узором он тратил ужасно много денег, но больше я ничего не знаю.
– Вам неизвестно, ездил ли доктор Мут в Италию, возможно, покупать стекло? В окрестности Перуджи? – спросил Полик.
– Здесь я могу ответить утвердительно. Жорж говорил конкретно о Перудже и вообще об Умбрии. Он любил какой-то маленький город, где делают майолику…
– Дерута, – подсказал Верлак.
– Да, верно. И называл еще один город, где именно стеклодувные мастерские. Я в то время подумал, это как-то странно для него – посещать современный стеклозавод, но он сказал, что у одного итальянского коллеги там были дела и он взял Жоржа с собой.
– Вы название города не припомните? – спросил Полик.
Фабр нахмурился, потер руки.
– Боюсь, что не могу. Кажется, он начинается на «Ф», но я не уверен.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, явно утомленный этой первой деловой встречей за день. Поскольку в приемной не было секретаря и стояла полная тишина, как в склепе, Верлак подумал, что Жорж Мут может оказаться последним клиентом Фабра.
Вдруг адвокат открыл глаза и медленно подался вперед, протягивая Верлаку копию завещания дуайена.
– Как только мне сообщат о прочем финансовом имуществе Жоржа, я немедленно вам передам.
– Спасибо, – сказали в унисон Верлак и Полик, вставая.
– Мы выйдем сами, – добавил Полик, подавая адвокату визитные карточки – судьи и свою.
– Будет очень любезно с вашей стороны, – ответил Фабр, снова откидываясь в кресле.
Адвокат потянулся к серебряной зажигалке с гравировкой и закурил.
Глава 25. Маленькая собачка у их ног
– Вы не против пройтись перед обедом? – спросил Верлак у Полика, когда они оказались на улице.
– Совершенно, еще даже двенадцати нет. Куда пойдем?
Верлак вытащил из кожаного футляра сигару, обрезал кончик и закурил.
– Просто по улице Брошан, – ответил он, пускаясь в путь, – потом перейдем Клиши и посмотрим, где жил мой дед.
– Звучит заманчиво, – заметил Полик.
Ему было любопытно увидеть улицу на той стороне Клиши, где обитал когда-то богатый дед Верлака. Представить себе такое место к северу от Клиши он не мог.
Прибыв на улицу Клиши, Верлак показал на элегантное кафе слева:
– Здесь кофе – евро двадцать центов. В Шестом, где живет мой брат, – четыре пятьдесят.
Они перешли оживленную улицу, которая выглядела так, как и ожидал Полик: киоски с кебабом, избыток дешевых магазинов, палатки с фруктами и овощами, парикмахерские, специализирующиеся на париках и наращивании волос. Примерно квартал они преодолели по Клиши, Верлак довольно пыхал своей сигарой, и они подошли к маленькой пирожковой на углу.
– Вот здесь мы свернем, – сказал Верлак.
Полик последовал за ним и увидел большие зеленые металлические ворота. Середина, через которую мог бы въехать автомобиль, была заперта, но по обе стороны ворот имелись пешеходные калитки, и они были открыты.
– Частная улица! – воскликнул Полик. – Мне говорили, что в Париже такие есть.
Они миновали ворота и посмотрели вдоль мощеной улицы. По обе ее стороны стояли элегантные дома, перед каждым – вполне взрослые деревья и сады. Длина улицы была примерно два городских квартала.
Полик остановился.
– Никогда ничего подобного не видел.
– Похоже на оазис, правда? Эту землю подарили Парижу в середине девятнадцатого столетия. Даритель только оговорил, что должны будут строиться дома, а не квартиры, и перед каждым – большой сад, в котором должны быть посажены не менее трех деревьев.
Полик обратил внимание, что перед большинством домов растут не менее двух деревьев. Небольшие металлические ворота перед каждым домом и старинные фонари придавали улице такой вид, будто она расположена в богатом городе Нормандии или Пуату где-то на грани девятнадцатого и двадцатого веков.
– Чистый Марсель Пруст, – сказал Полик.
Верлак улыбнулся, пустил клуб дыма и двинулся дальше.
– Вы заметили? Вот почему моя бабка так отчаянно хотела тут жить.
Шумная улица Клиши осталась далеко позади. Вокруг летали птицы, кошки гонялись друг за другом из сада в сад. Верлак остановился, пройдя улицу до середины, затянулся сигарой, читая мраморную табличку на фасаде небольшого изящного белого дома. Полик тоже остановился перед ней. Жильцы были уничтожены во время Второй мировой войны за подделку паспортов.
– Заметьте, они сообщают, что мужчин увезли убивать, а на месте расправились с единственной женщиной, Колетт Хайльброннер.
Еще через несколько метров Верлак остановился перед самым красивым зданием на всей улице. Сложенный из золотистого камня дом имел три этажа, большие окна в переплетах и перед входом простенький садик, сбегающий к входной двери.
Несколько минут они смотрели на этот дом. Верлак надеялся увидеть кого-нибудь из жильцов. А Полик размышлял над фактом, что богатая парижская чета, которая могла бы жить в Шестом или Седьмом округе, выбрала немодный район в северо-западном Париже, но на улице, обладающей достоинством и респектабельностью. Кажется, он теперь лучше понимал судью.
– Что думаете насчет обеда? – спросил Верлак, улыбнувшись.
– Умираю от голода.
Они направились обратно по улице, через зеленые ворота вышли на улицу Клиши. Перейдя ее там же, где и раньше, оказались в окрестности улицы Батиньоль, где кафе и магазины были на порядок респектабельнее. Пройдя еще квартал, Верлак вошел в ресторанчик, свежеотделанный глянцевой черной краской. Внутри в очаге горел огонь – такого Полик в городских ресторанах не видел. Владелец – худощавый мужчина, примерно одного с ними возраста в модных очках, – схватил Верлака за плечи и расцеловался с ним.