Платаны, в два ряда обступившие бульвар, уже сбросили листья, обнажив узловатые скелеты ветвей, а включившиеся фонари осветили золотистые стены домов. Переходя улицу Четвертого сентября, Полик глянул в сторону квартиры Жоржа Мута и подумал, кто мог туда проникнуть. Из подозреваемых Роккиа и Леонетти вряд ли могли бы проникнуть в квартиру с крыши, а вот аспиранты вполне на это способны, в том числе и Гарриг… А что вообще о ней известно? Кто ее родители? А кстати, остальные двое аспирантов? Да и Бернар Родье в хорошей физической форме – он же говорил, что регулярно играет в сквош. Надо будет завтра как следует покопаться в их биографиях.
– Папа! – крикнула Лея, когда Полик вошел на отапливаемую террасу «Ле-Мазарен». – Смотри, какой у меня большой горячий шоколад!
Полик поцеловал дочь и жену и заказал себе кофе.
– А у мамы плохое настроение! – сказала Лея, дуя на шоколад.
Полик посмотрел на жену.
– Так и есть, – признала Элен, вздыхая. – Собрание оказалось потерей времени, каждый твердил свое, и так по кругу. И еще вот это!
Она показала на припаркованный во втором ряду тюнингованный «Фольксваген-Гольф».
Лея закатила глаза и стала ложечкой зачерпывать взбитые сливки, отправляя себе в рот.
– И что тут такого? – спросил Полик. – Эти ребята всегда паркуются вторым рядом перед кафе.
– Это хамство! Как будто они одни на всей планете, сидят, лакают свою кока-колу и присматривают за навороченной тачкой. А я двадцать минут парковку искала!
– Ты и правда так не любишь кока-колу? – спросил Полик, поддразнивая жену.
– Ты и сам знаешь! – засмеялась Элен.
– А ты мне один раз ее давала, когда у меня живот болел, – напомнила Лея.
Элен обняла ее за плечи:
– Да, но ведь только один раз!
– А мне сейчас не очень хорошо, – вздохнула Лея, глядя на недопитый шоколад.
– Наверное, ты слишком быстро начала его пить, – предположила Элен и обернулась к Полику спросить, как прошел день, но увидела, что он идет к «Фольксвагену».
Ее муж заглянул в окно, и молодой человек в золотистом спортивном костюме и с сумкой «Луи Вюиттон» на плече выскочил из-за стола на краю террасы и побежал к машине. Элен с удовольствием увидела, как ее супруг показывает юнцу полицейский значок. Владелец машины бросился обратно на террасу, кинул на стол несколько монет, снова выбежал и уехал.
Лея захлопала в ладоши, когда отец вернулся к столу.
– Господи, глазам своим не верю, – прошептала Элен. – Ты снова так поступил, как тогда в паспортном столе.
– Я об этом вчера как раз вспомнил. Но твое возмущение этой машиной во втором ряду меня навело на интересную мысль касательно того дела, над которым мы работаем. – Полик положил на стол бумажку в десять евро и обнял Лею за плечи: – Я буду поздно, ужинайте без меня.
Они не успели возразить, как он уже вышел и направился по улице Клемансо к Дворцу правосудия. Остановившись перед бельевой лавкой и глядя на кружевные лифчики и трусы, он набрал номер Верлака.
– Oui? – послышался запыхавшийся голос судьи.
– Простите, что беспокою вас в Италии, но у меня случилось озарение, – сказал Полик и быстро продолжил, беспокоясь, что мог помешать Марин и Верлаку: – Вы же знаете, как эти наглые юнцы паркуются на бульваре в два ряда перед кафе?
– Да. Меня это ужасно злит, – ответил Верлак с одышкой.
– Задумайтесь на секунду. Где они при этом оставляют ключи?
– В замке зажигания, – выпалил Верлак.
– Верно.
– Значит, тот, кто угнал «БМВ» в Марселе, мог доехать до Экса, припарковаться перед кафе, оставив ключи в замке, пока сидел и отмечал свой успех, – сказал Верлак.
– Вот именно. Ведь так они и поступают? Приезжают в Экс, похвастаться машиной. Убийца мадемуазель Захари мог оказаться в нужное время в нужном месте, увидеть припаркованную машину с ключами и уехать на ней.
– А если вор и видел, как угонщик… или угонщица уезжает на этой машине, то все равно ничего не мог сделать.
– Вот именно. Это была краденая машина. Я сейчас иду во Дворец правосудия и постараюсь поговорить с Русселем. Извините еще раз, что побеспокоил.
Верлак кашлянул и сообщил Полику, чем они с Марин занимались.
– Вы – что? – переспросил Полик.
Верлак недовольно повторил и добавил:
– Вот почему я запыхался.
– Простите, больше не мешаю, – улыбнулся Полик и повесил трубку.
Он пересек небольшую площадь Сент-Оноре, в это время уже пустую. Тишину нарушало только бульканье фонтана. Пройдя еще несколько узких улочек, Полик вышел к Дворцу правосудия и быстро поднялся, надеясь застать Русселя. Одиннадцатое ноября – важная дата французской истории, и комиссар помнил, что Руссель намеревался провести этот день с мэром, собравшимся посетить памятники Первой мировой войны.
Если повезет, то прокурор еще у себя в кабинете.
– Ив! – окликнул он Русселя, идущего вверх по лестнице. Прокурор обернулся:
– Ушел уже, но забыл одну вещь в кабинете. С Верлаком вы не говорили?
– Нет, – соврал Полик. – У вас есть секунда? Хотел поговорить по делу Мута.
– Давайте тогда ко мне в кабинет, – ответил Руссель, заводя Полика в кабинет и закрывая дверь. – Что у вас? Я говорил, что у Роккиа будет алиби.
– И оказались правы, – согласился Полик.
Потом он объяснил, что сейчас видел на бульваре.
– Интересная теория, Бруно. Вполне себе представляю, что так и было. Так у кого нет алиби на вечер понедельника? – Руссель подошел к доске и начал записывать маркером имена: – Бернар Родье, Клод Оссар, Гарриг Дрюон… при этом мы предполагаем, что убийства связаны друг с другом.
– Будем держаться этого предположения. Анни Леонетти была дома с мужем, Тьери и Янн были вдвоем, а Роккиа находился в Сан-Ремо, – сказал Полик. – Бойфренд мадемуазель Захари говорит, что был дома, заснул перед телевизором.
– Преступление по страсти, – добавил Руссель.
Полик взял пальто и направился к двери.
– Приятного вечера, Ив. До завтра.
Он быстро преодолел коридор, спустился по лестнице и вышел на вечерние улицы. Про себя он подумал, что ближайший к Дворцу правосудия бар – это шумный «Золя», и через две минуты там оказался. Протолкнувшись в дымный зал – посетители давно уже забыли Сомму и Ипр, – он стал высматривать пустой столик. Таковых не оказалось, и Полик протиснулся к бару рядом с юнцом из школы искусств – слепленные краской пряди волос, кольцо в носу, пол на глаз не определяется, – и был рад увидеть того же самого бармена с татуированной строчкой Рембо на предплечье. Увидев Полика, бармен кивнул, и Полик попросил кружку «Гиннесса».
– Не самый мой любимый музыкальный жанр, – сказал Полик в ожидании, пока нальется пиво, – но вполне. Добрый старый рок семидесятых.
Бармен глянул на Полика.
– А какой у вас любимый музыкальный жанр? – поинтересовался он.
Полик принял кружку, сказал по-английски «cheers!» и сделал первый глоток.
– Опера, – сказал он.
– Подходящий для нее город, – согласился бармен. Снова посмотрев на Полика, он подался ближе, положив локти на стойку. – Вот там я вас и видел, значит.
– Вам тоже так казалось? – спросил Полик. – На оперном фестивале?
– Non, le conservatoire[49].
– Вот оно что! – Полик ткнул пальцем в сторону бармена. – Так вы тоже из родителей?
– Да уж не из учеников, черт побери, – улыбнулся бармен. – Мой пацан на фортепьяно играет.
– Не Матье, случайно?
Лея Полик взахлеб рассказывала о тринадцатилетнем пианисте, который не только экзамены сдает на раз, но еще и ас на скейте.
– Он. – Бармен протянул руку. – Патрик. Матье у нас в семье звезда. А двое других моих пацанов – просто малолетние хулиганы.
– Бруно, отец Леи Полик. Она поет.
Они пожали друг другу руки, и бармен спросил, нахмурясь:
– Сегодня вы тут один?
– Он отличный парень, если присмотреться, – ответил Полик, вступаясь за Верлака.
– Вам виднее.
– Так вы нам тогда все рассказали?
– Нет. Ну не люблю я фараонов – никого не хочу обидеть. Но меня здорово прибило новостями про смерть Одри и что вы это считаете убийством.
Собирался вам завтра позвонить, и жена настаивала. Спустимся вниз? На улице сейчас холодно стоять.
Полик взял свою кружку, Патрик отвел его в конец бара и открыл дверцу, ведущую на каменную лестницу.
– Не беспокойтесь, – улыбнулся бармен. – Там ничего, кроме бочек алкоголя да парочки случайных привидений.
В погребе было сыро, пол покрыт конденсатом.
– А правда, что в Эксе все подвалы соединены друг с другом? – спросил Полик.
– Мы нигде хода не нашли, но его могли заложить еще в незапамятные времена. – Патрик достал сигареты, предложил Полику, тот отказался. – Я вам вот чего не сказал: Одри, когда еще была жива, несколько раз сюда приходила с одним пацаном, которого я не знаю.
– Пацаном? – переспросил Полик, стараясь скрыть свой интерес.
– Да, лет за двадцать, такой ботаник с виду. Странно было вот что: она его будто боялась.
Полик кивнул:
– А описать пацана вы можете? Она его не представила?
– Нет, не представила. Она его прятала в углу, что тоже настораживало. Вообще-то она всегда со мной разговаривала, но только не когда была с ним. Описать, говорите? Хороший вопрос. Я ведь вроде как знал, что вы еще придете с тем пижоном-судьей, и копался в памяти, пытаясь сообразить, как же он выглядел, но вот одно только слово всплывает – «ботаник».
– Если я фотографии принесу, узнаете его?
– Может быть. Приходите завтра после четырех.
– А больше она ни с кем сюда не ходила последнее время?
Патрик загасил сигарету о каменный пол.
– Ну, вообще-то был еще один, но вряд ли он вас заинтересует.
– Почему?
– Да потому что он безвреден. В инвалидном кресле ездит.
Глава 35. Ex-voto[50]
– Тут так зелено, так мирно. Очень легко представить себе здесь святого Франциска, – сказала Марин, остановившись на обочине.