– Не грызите себя, – ответил Верлак. – Мы вчера с ним долго беседовали на крыше института провансальского языка. Клод убил его прежде всего из-за себя, а потом уже из-за вас.
Бернар Родье удивленно посмотрел. Или его поразил холодный тон Верлака, или то, что разговор происходил на крыше.
– Девушку тоже он убил? – спросил Родье шепотом и уже без прежнего самолюбования.
– Нет. Он был свидетелем произошедшего. Клод позвонил ей и назначил встречу у ворот парка Журдан. Он знал, где она живет и какой дорогой пойдет, поэтому ждал ее на бульваре Короля Рене и видел, как ее сбили. Она вместе с человеком по имени Эрве Лемуан шантажировала Клода.
– Бедняга Клод, – сказал Родье вполголоса.
– Простите? – переспросил Верлак. – Он убил Жоржа Мута, а Лемуана, инвалида, сбросил с лестницы. А сейчас мне хотелось бы спросить вас о скульптуре слоновой кости, которая была использована как орудие убийства.
Бернар Родье неподдельно удивился:
– Копия, которую дал мне Джузеппе?
– Он вам сказал, что это копия?
Родье быстро закивал:
– Ну да, копия девятнадцатого века. А она разве не в моем кабинете? Я не заметил, что она пропала!
– Нет, не в кабинете. Клод ее взял неделю назад, когда вы попросили собрать ваши вещи. На крыше он мне рассказал, что упаковал все книги с двух ваших полок, и у него кончились коробки. Он опаздывал на встречу с профессором Мутом, а потому сунул статую в спортивную сумку, решив, что попросит коробку у Одри Захари, но забыл об этом. Статуя была оригиналом, ее создал Андреа Писано в середине четырнадцатого века.
На лице Родье отразилось искреннее потрясение:
– Я понятия не имел!
В голосе Верлака появилась едва заметная нотка нетерпения:
– Это мне ясно. – Мелькнуло слово, сказанное Марин о Родье: «наивный».
Видя недовольство судьи, заговорил Полик:
– Боюсь, что поговорить с мальчиком вам можно будет только через несколько часов. Вам имеет смысл вернуться домой. Я вам позвоню, как только появится возможность посетить его.
Родье встал, огладил стрелки на брюках.
– Да, конечно. Я так и сделаю.
Профессора проводили до лестницы, ведущей наверх и наружу, в хмурый день. Не говоря ни слова, судья и комиссар повернулись и спустились в комнату для допросов, где их ждал Клод. Открыв дверь, Верлак увидел вместо полубезумного комедианта с крыши спокойного и бледного молодого человека.
– Доброе утро, Клод, – сказал Верлак, когда они с комиссаром сели. – Я знаю, что ваш отец нанял для вас адвоката, и он сейчас едет сюда вместе с вашими родителями, так что у вас есть законное право не отвечать на наши вопросы до встречи с мэтром Бланком.
– Мне кажется, я уже слишком много наговорил, – заметил Оссар. – Теперь буду ждать своего адвоката.
– Вчера мы обыскали вашу квартиру и нашли статую, – произнес Верлак. – В вашей спортивной сумке, как вы мне и говорили.
Он не сказал, что на статуе все еще сохранилась засохшая кровь. Еще он сообщил, что нашли сбивший Одри «БМВ», и Клод уронил голову на руки. Верлак посмотрел на Полика, сидящего неподвижно. Потом они оба согласились, что не знали, действительно ли Оссар ее вызвал «просто поговорить», как он заявляет, или же хотел убить.
– Вы не могли бы ответить только на один вопрос: зачем вы проникли в квартиру дуайена? – спросил Верлак. – Это единственное, что я не могу понять.
Оссар пожал плечами:
– Хотел сбить вас с толку, подстроить так, чтобы произошедшее выглядело как кража. Разбил вазу и собирался как следует разнести квартиру, но меня спугнул шум из коридора. Так что я быстро вылез обратно в окно, а со мной кот, который залез за мной с крыши.
– Понятно, – сказал Верлак и встал. – Увидимся.
– Как думаете, если бы у него в сумке не было этой статуи, Жорж Мут мог бы остаться в живых? – спросил Полик, идя рядом с Верлаком по коридору.
– Вероятно, и Одри Захари тоже.
У Полика зазвонил телефон, он ответил.
– Серьезно? – переспросил он, потом поморщился. Закончив разговор, комиссар повернулся к судье:
– Эрве Лемуан чувствует себя хорошо и взялся за старое.
– Что?
– Грубо приставал к сестре. Она подала жалобу.
– Надо было бросить его на лестнице!
– Вы бы этого не сделали, – покачал головой Бруно Полик. – Даже если бы наперед знали, что я вам сейчас сообщил.
Эпилог
Тьери Маршив шагал быстро, надеясь, что не вспотеет. Трудно было соблюсти равновесие между тем, чтобы не покрыться потом и быть вовремя. Но меньше всего ему сейчас хотелось прийти в бар «Золя» с пятнами под мышками. Он вышел на бульвар Мирабо и посмотрел на часы… уже надо быть в баре, а идти еще пять минут.
Как раз в этот момент подъехала «Диаболина», электрический мини-автобус Экса. Она остановилась прямо позади Тьери – двоих пассажиров выпустить и двоих впустить. Он вспрыгнул за ними и положил в кассу пятьдесят сантимов. Потом сел напротив мужчины и женщины, обоим за семьдесят, а то и за восемьдесят – он не мог определить, – и улыбнулся. В обычных обстоятельствах ему неловко было бы ехать на «Диаболине», но сегодня было все равно. Опаздывать ему нельзя.
Автобус ехал мучительно медленно, зато в нем Тьери хотя бы не потел. Сперва по Клемансо, потом через небольшую площадь Сент-Оноре, и дальше по улице Межан.
Тьери дернул за шнурок, прося остановить, и спрыгнул на перекрестке Межан и Фошье. Поблагодарил водителя, попрощался с пожилой парой, которая помахала ему в ответ.
Бар был переполнен. Вечер пятницы, на улице слишком холодно для большинства людей, кроме самых стойких – в основном студентов из северной Франции. Он быстро проскользнул сквозь толпу, которая, кажется, всегда блокирует входную дверь. Улыбнулся, услышав, как играет Леонард Коэн, подумал о Янне и ощутил едва заметное чувство вины за то, что не сказал другу о сегодняшней встрече. Но Янн стал бы его поддразнивать, да и к тому же он сам не очень понимал, почему его сюда пригласили. Он расскажет об этом Янну завтра за завтраком.
Он поискал глазами девушку, которая назначила ему встречу, но не увидел ее. Медленно обошел бар, глядя на людей за всеми столами, пытаясь не выглядеть как тот, кого сюда пригласили и при этом, может быть, разыграли.
В глубине зала стояли три столика, и за средним он увидел девушку в красных очках и помадой под цвет очков. Она сидела одна.
Увидев Тьери, она помахала ему и улыбнулась, потом опустила руку и придержала стакан пива, будто он мог побежать через стол.
Тьери протиснулся между двумя студентами, стоящими перед стойкой и спорящими о Леонардо Коэне, и сел напротив.
– У тебя новые очки, – сказал он и тут же пожалел, что выбрал не ту фразу. Надо было сделать комплимент: «Потрясающе выглядишь». Так бы сделал Янн.
– Да, доктор Леонетти помогла мне с выбором, – ответила Гарриг, непроизвольно поднимая руку и трогая очки, будто проверяя, что действительно надела новые. – И с прической тоже помогла, а помада – это ее подарок.
Тьери заказал себе пиво, посмотрел на Гарриг и улыбнулся:
– Супер. Классный образ. Мои поздравления со стипендией, я по-настоящему за тебя рад.
Гарриг поднесла кружку к губам, а Тьери смотрел, как темно-красные очки оттеняют синие глаза, а волосы, обычно собранные в хвост, сейчас были уложены сверху будто корона.
– Я как раз об этом хотела поговорить с тобой, – произнесла она. – Насчет Дюма. – Она нервно качала стакан в руке, едва не опрокидывая его. – Я ее получать не хочу, а доктор Леонетти мне сообщила, что ты был участником конкурса.
Тьери в изумлении смотрел на нее. Действительно, совсем другая девушка, и по внешности, и по разуму. Но ведь он ее толком и не знал.
– Ты спятила? – спросил он наконец.
Он был настолько захвачен ее красотой, что едва не пропустил мимо ушей слово «Дюма».
Гарриг засмеялась. Тьери принесли пиво, но он к нему не притронулся.
– Мне предложили работу, – ответила она. – В Париже.
Тьери не отрывая глаз смотрел на нее, потом замотал головой:
– Погоди, не понял… в Париже? Объясни, пожалуйста.
– Я буду работать на телевидении.
– На телевидении?
Тьери был потрясен.
– Это не так плохо, как ты думаешь, – сказала Гарриг. – На канале «Арт». У доктора Леонетти там работает родственница, и она мне устроила собеседование. Мне предлагают должность консультанта на съемках документального сериала следующей осенью. Зарплата более чем щедрая, и занятие на два года.
Тьери присвистнул:
– Куча денег?
– Да, мне даже неловко, насколько много. Консультировать я буду по святому Августину и святому Амвросию. Такое предложение бывает раз в жизни.
Тьери поднял свой стакан, и они чокнулись.
– Что тут сказать? Не могу поверить, что ты отдаешь мне Дюма.
– Это не я, – улыбнулась Гарриг. – Ты был конкурсантом, ты ее заслужил.
– Что я могу дать тебе взамен? – простодушно спросил Тьери.
Гарриг подалась вперед:
– Ты можешь меня поцеловать.
Тьери не верил своим ушам. Все это время, пока он гонялся за девчонками по всем барам Экса, вот эта девушка, его коллега, была в него влюблена.
Он наклонился к Гарриг, поцеловал ее, и вкус ее губ ему понравился. Он поцеловал ее еще раз.
Предсвадебный роман Тьери и Гарриг длился семь лет, пока они жили в разных городах. Тьери защитил диссертацию и благодаря стипендии Дюма получил предложение занять должность ассистент-профессора в маленьком университете в Монтане. Штат этот был совершенно не похож на его родной Марсель, но Тьери со временем его полюбил, и Гарриг тоже. Она оставила высокооплачиваемую работу на Би-би-си в Лондоне и переехала к Тьери. Они поженились, и она стала вице-президентом местного телевизионного канала.
Янн женился на Сюзанн, они жили в Париже, он стал банкиром, а она – домохозяйкой, матерью пятерых детей.
Каждый год Гарриг и Тьери посылали Анни Леонетти рождественскую открытку на вожделенный адрес на площади Четырех дельфинов. Гарриг никогда не забывала приложить фотографии двух своих детей и виды Монтаны в разные времена года. Анни ставила новую открытку рядом со старыми на мраморную каминную полку в изящно оформленной гостиной под взглядами танцующих фигур потолочной фрески, а ближе к Пасхе убирала их.