211 Кому выгодно? (лат.)
Дядя его, составив завещание в его пользу, затем грозился лишить его наследства. Но угроза не была исполнена; завещание, оказывается, осталось прежним. Будь оно изменено, единственным вероятным побуждением к убийству было бы простое чувство мести; но и это чувство умерялось бы надеждою вновь снискать расположение дяди. Но коль скоро изменено завещание не было, а угроза лишения наследства продолжала висеть над головою племянника, повод для злодеяния устанавливался с неопровержимой очевидностью; так проницательно и благоразумно и заключили достойные граждане Сырборо.
Мистера Нипенни, соответственно, тотчас арестовали, и толпа скоро окончила поиски и отправилась восвояси, ведя его под конвоем. На пути, однако, возникло еще некое обстоятельство, подтверждавшее и без того тяжкие подозрения. Все заметили, как мистер Честен, в своем благородном рвении все время несколько опережавший остальных, вдруг пробежал несколько шажков, наклонился и обнаружил в траве какой-то мелкий предмет; затем все заметили, как, осмотрев найденный предмет, он хотел было сунуть его в карман; но этот маневр, я говорю, заметили и, следственно, предупредили. Найденный предмет оказался испанским ножом, в котором с десяток присутствующих тотчас опознали нож мистера Нипенни. К тому же и на рукоятке были выгравированы его инициалы. Открытое лезвие было все в крови.
В виновности племянника не оставалось более сомнений, и по прибытии в Сырборо безотлагательно нарядили следствие, и он предстал перед заседателем для допроса.
Здесь дело снова приняло скверный оборот. Когда арестанта спросили, где находился он утром в день исчезновенья мистера Кукиша, у него хватило дерзости признаться, что в то самое утро он со своим ружьем охотился на оленя в ближайшем соседстве того озерца, где, благодаря проницательности мистера Честена, был найден тот самый окровавленный жилет.
Тогда мистер Честен со слезами на глазах попросил, чтобы его выслушали. Он объявил, что непреклонное чувство долга не перед одними только ближними, но и перед нашим небесным Создателем запрещает ему молчать долее. Дотоле нежная привязанность его к юноше (хотя тот и обращался дурно с ним, мистером Честеном) побуждала его напрягать все силы фантазии, дабы постараться рассмотреть роковые обстоятельства в свете, благоприятном для мистера Нипенни; но улики – увы – слишком тяжки, слишком непреложны; у него нет более сомнений, и теперь он откроет все, что ему известно, хотя его (мистера Честена) душа просто разрывается от тоски. Далее он сообщил, что вечером накануне отбытия мистера Кукиша сей достойный старый джентльмен сообщил племяннику в его
(мистера Честена) присутствии, что он едет в город затем, чтобы положить в «Банк фермеров и купцов» изрядную сумму денег; и тогда же означенный мистер Кукиш окончательно объявил означенному племяннику о бесповоротной своей решимости отменить прежнее завещание и не оставить мистеру Нипенни ни пенни. После чего он (свидетель) торжественно призвал обвиняемого удостоверить, правда или нет во всех существенных частностях то, что заявил сейчас он (свидетель). К глубокому изумлению всех собравшихся, мистер Нипенни открыто признал, что это правда.
Тут уж заседатель почел своим долгом послать двоих полицейских, чтоб они обыскали комнату обвиняемого в доме у дяди. И они почти тотчас вернулись, обнаружив многим знакомый светлый кожаный бумажник, с которым старый джентльмен вот уж много лет как не расставался.
Ценное содержимое, однако, было оттуда изъято, и тщетно пытался заседатель дознаться у арестанта, как употребил он деньги или куда их запрятал. Тот отговаривался полным неведеньем.
Вдобавок полицейские обнаружили под матрацем у несчастного помеченные его инициалами рубашку и шейный платок, ужасно выпачканные кровью жертвы.
Тут как раз подоспело известие, что конь убитого только что пал в конюшне от полученной раны, и мистер
Честен предложил немедля учинить вскрытие, дабы, если удастся, обнаружить пулю. Так и сделали; и, словно в доказательство уже и без того доказанной вины обвиняемого, мистеру Честену, тщательно обшарив недра животного, удалось нащупать и извлечь из груди его пулю весьма необычных размеров, каковая в точности пришлась по стволу ружья мистера Нипенни и в то же время была слишком велика для ружей прочих жителей городка и даже всего околотка. Но мало этого, на пуле оказалась зазубринка или щербинка под прямым углом к обычному шву, и обнаружилось, что щербинка эта в точности отвечает горбику или вздутию на изложнице, каковую сам обвиняемый признал своей собственностью. Узнав о последнем обстоятельстве, заседатель не стал больше слушать никаких показаний и тотчас предал арестанта суду, решительно отказавшись отдать его на поруки, хотя мистер Честен пылко воспротивился такой суровости и предлагал за несчастного любой залог, какой только потребуется. Великодушие, проявленное Стариной Чарли, было совершенно в духе благородного и рыцарственного поведения, каким отличался он во все время своего пребывания в Сырборо. В данном же случае горячее сочувствие и доброта так увлекли достойного джентльмена, что, предлагая залог за юного друга, он, верно, совсем позабыл, что сам-то он (мистер Честен) буквально гол как сокол.
Нетрудно угадать, что было дальше. Мистер Нипенни под дружные проклятья сырборцев предстал пред скорейшим собраньем суда, и цепь улик (пополнившихся еще кое-какими изобличающими фактами, которые честность мистера Честена не позволила ему утаить от суда) сочли столь прочной и столь неопровержимой, что присяжные, не сходя с места, тотчас вынесли заключенье о «виновности в преднамеренном убийстве».
Вслед за этим жалкий злодей выслушал смертный приговор, и его препроводили в окружную тюрьму – ждать, покуда свершится над ним неумолимое правосудие.
Ну, а благородное поведение Старины Чарли Честена еще более возвысило его в глазах сограждан. Его полюбили в десять раз сильнее прежнего; и в ответ на радушие, с каким повсюду его принимали, ему, так сказать, пришлось изменить весьма умеренным привычкам, к каким дотоле принуждала его бедность, и он завел у себя в доме частые reunions212, где царили острословие и веселость, которые, разумеется, нет-нет да и омрачались воспоминанием о су-
212 сборища (фр.)
ровой и печальной судьбе, нависшей над племянником дорогого друга, горячо оплакиваемого хлебосольным хозяином.
В один прекрасный день великодушный старый джентльмен, к приятному своему удивлению, получил письмо следующего содержания:
Чарльзу Честену, эскв. Сырборо
От К. С. Г. и К°
Шат.-мар. А 11-16 дюж. Бутылок
(полгросса)
Чарльзу Честену, эсквайру.
Милостивый государь, в соответствии с заказом, представленным нашей фирме тому два месяца нашим
глубокоуважаемым клиентом мистером Барнабасом Ку-
кишем, имеем честь препроводить утром сего дня по ва-
шему адресу двойной ящик шато-марго марки «Антилопа»
с лиловой печатью. Количество товара означено на полях.
Засим остаемся преданные Вам
Клопе, Снобе, Гробе и К°
Город ... 21 июня 18... года.
Указанный ящик имеет прибыть фургоном через день
по получении Вами настоящего письма.
Мистеру Кукишу Наше нижайшее.
К. С. Г. и К°
Надо заметить, что мистер Честен после смерти мистера Кукиша и не чаял получить обещанное шато-марго; и потому счел его теперь заслуженным даром провидения.
Разумеется, он весьма обрадовался и по такому случаю стал созывать множество друзей на завтра, на petit souper 213, дабы всем вместе вкусить от щедрот доброго старого мистера Кукиша. Правда, имя «доброго старого мистера Кукиша» при этом не упоминалось. Надо заметить, он долго думал и решил вообще никому ничего не говорить. Он и словом не обмолвился – если память мне не изменяет, – что шато-марго получено им в подарок. Он просто пригласил друзей выпить с ним вместе отменного винца с прекрасным букетом, которое заказал он в городе тому месяца два назад и завтра получит. Я долго удивлялся, почему Старина Чарли решил не упоминать о том, что вино получено им в подарок от старого друга, да так и не понял причин его молчания, хоть причины у него, разумеется, были, и притом, без сомнения, веские и самого благородного свойства.
И вот на следующий день в доме мистера Честена собралось множество весьма почтенных господ. Сюда стеклось чуть не полгородка – среди прочих и ваш покорный слуга, – но, к великой досаде хозяина, время шло, гости успели воздать должное щедрому угощению Старины
Чарли, а шато-марго все не являлось. В конце концов оно все же прибыло, – и, доложу я вам, огромнейший ящик! – а коль скоро настроение у всех было преотличное, то и порешили nem con214 водрузить его на стол и опорожнить тотчас.
213 ужин в тесном кругу (фр.).
214 единогласно (лат.).
Сказано – сделано; я предложил руку помощи, и втроем мы поставили ящик на стол посреди бутылок и рюмок, впопыхах переколотив немалое их число. Старина Чарли, изрядно наклюкавшийся и весьма красный, с потешной важностью воссел во главе стола и отчаянно застучал об стол графином, призывая собравшихся «соблюдать порядок, покуда будет производиться извлеченье клада».
После громогласных увещаний спокойствие наконец водворилось и, как часто бывает в подобных случаях, настала глубокая, удивительная тишина. Меня попросили снять крышку, и я, разумеется, согласился «с превеликим удовольствием». Я сунул в щель долото, и не успел я легонько стукнуть по нему раз-другой молотком, как крышка слетела и тотчас вскочил и сел в ящике, уставясь прямо на хозяина, синий, окровавленный и чуть не разложившийся труп самого убитого мистера Кукиша. Несколько секунд смотрел он неотрывно и печально остекленелым взором прямо в лицо мистеру Честену, – медленно, но отчетливо и выразительно произнес:
«Ты еси муж, сотворивый сие!», а потом, словно полностью этим удовлетворясь, повалился на бок и распростер по столу дрожащие члены.