Как теперь выяснили коронер и присяжные, внутренняя планировка Дирекции может привести в замешательство непосвященного человека. На протяжении большей части дня основной путь в кабинеты компании и назад пролегал через кассовый зал и главный вход в передней части здания. После пяти вечера же, когда кассовый зал закрывался, покидающим кабинеты людям приходилось пользоваться другим выходом, расположенным внизу парадной лестницы. Эта дверь, выходившая прямо на платформу вокзала, и была той «внешней дверью», о которой говорила Кэтрин в своих показаниях. Еще больше усложняло ситуацию то, что с верхних этажей здания можно было попасть в кабинеты двумя способами. Самый простой – спуститься по парадной лестнице, но этот путь не всегда был доступен, поскольку ранним вечером ряд внутренних дверей, отделяющих офисные коридоры от лестничной клетки, запирался. Тогда оставалось воспользоваться черной лестницей, ведущей с первого этажа прямо в подвал, чтобы затем вновь подняться.
Учитывая все эти сложности, вопрос о том, как убийца добрался до кабинета мистера Литтла и после этого покинул здание, представлял особую важность. Следующим выступал Патрик Хэнбери, начальник станции.
– Я живу в этом здании, и внешняя дверь, ведущая на платформу, открывается каждое утро либо мистером Ганнингом, либо мной. Я вышел вчера в половине шестого утра и обнаружил, что дверь открыта.
Бернард Ганнинг, муж Энн, был заместителем кладовщика станции и отвечал за заказ и выдачу материалов для мастерских. Он и его жена жили в подвале рядом с квартирой мистера Хэнбери. Коронер попросил его подняться и подойти.
– Мистер Ганнинг, мы только что слышали, как начальник станции сказал, что по утрам внешняя дверь, ведущая на платформу, остается запертой, пока либо вы, либо он не откроете ее. Открывали ли вы ее вчера утром?
– Нет, сэр. Открывать ее – моя обязанность, но вчера утром я этого не делал. Она была открыта до того, как я пришел. Мистер Хэнбери обнаружил это раньше меня.
Поскольку оба мужчины отрицали, что отпирали дверь, один из присяжных предположил, что, возможно, она оставалась открытой всю ночь.
Кэтрин Кэмпбелл вернули в свидетельскую ложу и спросили, не забыла ли она запереть ее, но она категорически заявила, что заперла ее в четверг вечером после одиннадцати.
Затем Джеймс Брофи подробно рассказал о том, как проник в кабинет кассира и нашел тело, заставив семью Джорджа в последний раз выслушать описание изуродованного трупа их родственника.
Последним свидетелем выступил Уильям Хьюз, один из полицейских констеблей, проводивших обыск в кабинете. Он мало что мог предложить, подтвердив, что им не удалось найти ни ключа от двери, ни чего-либо, что могло бы послужить орудием убийства. Он рассказал присяжным, что, вывернув карманы убитого, нашел его очки, мелочь, ключик от часов и сами карманные часы, которые остановились в двадцать минут седьмого. Было ли это подсказкой, указанием на время убийства? От сильного удара тела кассира об пол часы могли остановиться. Однако, как ни странно, никто из участников последующего расследования не счел эту деталь заслуживающей внимания.
Мистер Хайндман решил, что присяжным пора вынести вердикт. Он подвел итог:
– Господа присяжные заседатели, после того как вы уделили этому расследованию внимание, мне осталось сказать совсем немного. Господа медики, давшие свои показания под присягой, придерживаются мнения, что несчастный покойный умер в результате насильственных действий, а точнее, был жестоко и зверски убит: его череп был проломлен каким-то тупым и тяжелым предметом, а горло – перерезано. Согласно показаниям Кэтрин Кэмпбелл, он был жив после семи часов вечера в четверг, а между этим часом и половиной одиннадцатого вечера он, должно быть, был убит, поскольку вскоре после этого двери заперли, что не позволяло проникнуть в ту часть здания, где находился кабинет мистера Литтла. На сегодняшний день то, какую цель преследовал убийца, совершая это преступление, остается загадкой. Если дело было в грабеже, то кажется странным, что он не забрал часть денег или все деньги, ведь на столе мистера Литтла были найдены нетронутыми полторы тысячи фунтов стерлингов. С другой стороны, возможно, что-то помешало убийце осуществить задуманное. Может, он намеревался вернуться среди ночи и, обнаружив, что двери заперты, был вынужден уйти через дверь внизу, которая была закрыта на засов. Однако это только предположение.
Коронер предложил присяжным удалиться в отдельную комнату для обсуждения доказательств, однако после короткого совещания со своими коллегами старшина заявил, что в этом нет необходимости.
– Очень хорошо. Вы хотите сказать, что вы вынесли свой вердикт?
– Да, сэр. Мы считаем, что Джордж Сэмюэл Литтл был умышленно убит [7] неизвестным лицом или лицами в период между пятью часами вечера в четверг и одиннадцатью часами утра в пятницу.
Часть 2Расследование
4Суббота, 15 ноября1-й день расследования
Если слухи о самоубийстве на Бродстонском вокзале встревожили отдельных жителей Дублина, то вердикт об умышленном убийстве наэлектризовал весь город. Одна из местных газет даже высказала мнение, что «ничто из того, что когда-либо происходило в Дублине, не вызывало столь сильного болезненного волнения». Мысль о том, что сотрудник одной из крупнейших железнодорожных компаний мог быть зверски убит в собственном кабинете, а преступник – бесследно скрыться, вызывала у населения, не привыкшего к подобной жестокости, леденящий душу страх. Убийца оставался на свободе, и никто не знал, остановится ли он на одной жертве.
Кроме того, обстоятельства смерти Джорджа Литтла были сенсационными и загадочными. Он был найден в запертой комнате, его тело было ужасно изуродовано, а деньги, лежавшие по всему офису, судя по всему, остались нетронутыми.
Так каков же был мотив столь жестокого убийства? И, самое главное, кто был убийцей? Место преступления, в которое непросто было проникнуть с улицы, позволяло предположить, что это дело рук работника железной дороги, хотя в ходе коронерского разбирательства и выяснилось, что в тот роковой день в офис мистера Литтла проникли по меньшей мере двое посторонних.
Вместе с тем ужас вызывали не только необычные обстоятельства убийства, но и сам факт его совершения. Убийства в Дублине были исключительными событиями, что бы ни писали лондонские газеты. Среди нездешних, особенно англичан, бытовало мнение, что Ирландия середины XIX века была опасным местом, а ее рабочий класс обладал какой-то врожденной склонностью к бездумному насилию. Даже те, кто вырос в этой стране, часто верили в это. В 1849 году англо-ирландский историк Джордж Льюис Смит писал:
«Масштабы преступности в Ирландии огромны, а ее характер наиболее отвратителен. Дикие убийства совершаются в этой стране так часто, что многочисленные слои населения империи в целом придерживаются самого худшего мнения о социальных качествах ирландского крестьянина».
Смит считал себя ирландцем, однако не случайно он давал такую нелицеприятную оценку, находясь в своем роскошном доме в центре Лондона, в двух шагах от Вестминстерского дворца. Многие его соседи, представители патрицианского правящего класса, считали ирландцев отсталым и морально примитивным народом, а насильственные конфликты – их привычным способом решать разногласия.
Преступность была настоящей проблемой для сельских районов Ирландии, хотя, возможно, породил ее именно Вестминстер. Эта эпидемия достигла пика в районах, наиболее пострадавших от Великого голода, и вызвала настолько сильное беспокойство в Лондоне, что парламент обязал полицию ежегодно представлять Return of Outrages – статистическую сводку всех серьезных преступлений, зарегистрированных в сельскохозяйственных общинах. В 1849 году полиция зарегистрировала 203 убийства; к 1855 году их число сократилось вдвое во многом благодаря росту благосостояния в годы после голода. Ирландия постепенно становилась все более безопасной страной. Кроме того, была в этой статистике и одна интересная деталь: даже в самые мрачные дни голода и восстаний Дублин оставался городом, в котором убийств практически не случалось. После смерти Джорджа Литтла газета Freemans Journal даже утверждала, что «в Дублине уже более тридцати лет не было ни одного приговора за убийство». Автор, видимо, упустил из виду случай Томаса Делахунта, шпиона британского правительства, который был повешен в 1842 году после признания в убийстве девятилетнего мальчика [8], но, несомненно, подобные преступления были редкостью в ирландской столице.
Напротив, Англия находилась в тисках того, что одна из газет назвала «манией убийств». Едва ли проходила неделя без новостей о новом преступлении: отравлениях, удушениях, утоплениях. В обычный ноябрьский день 1856 года в одной колонке ирландской газеты Daily Express были опубликованы истории об убийстве молодой женщины в Вустере, о мужчине из Уокингема, убившем своего пятилетнего сына, об убийстве-самоубийстве в Хакни и о поножовщине в Эрите. Криминальные репортеры Дублина не могли конкурировать с таким уровнем насилия, редко сталкиваясь с чем-то более серьезным, чем уличный грабеж или украденный кусок мяса.
Возможно, в крупных городах Англии убийства случались и чаще, однако тонны газетной бумаги, посвященные им, не обязательно свидетельствовали о волне преступности. С момента зарождения современной газеты в XVIII веке англичанам всегда нравилось читать об убийствах, и редакторы быстро поняли коммерческую выгоду от удовлетворения этой жажды. Сатирические рассказы о жутких злодеяниях и публичных казнях, которые нередко за ними следовали, вскоре стали неотъемлемой частью широкополосных газет. У многих читателей интерес к подобным историям объяснялся не просто жаждой крови [9]