Суперинтендант Гай пересек угол рынка и вышел на Чарльз-стрит – короткую улицу, проходящую между набережной и Пилл-лейн. На протяжении многих лет это место было сердцем металлургической промышленности Дублина: из сорока магазинов, расположенных на ней, три четверти занимались продажей или производством изделий из железа, цинка, меди или свинца. Мистеру Гаю был нужен номер 32 – захудалое заведение с надписью «Фланаган-Катлер» над дверью. Это было семейное предприятие, просуществовавшее более пятидесяти лет. Его владельцы уходили на пенсию, умирали или – в одном печально известном случае – переезжали в Австралию в кандалах, но бизнес по-прежнему процветал.
Нынешним владельцем был Джон Фланаган, приятный мужчина лет сорока, живший над магазином с женой и восемью детьми. Он провел суперинтенданта за прилавок в отдельную комнату. Мистер Гай достал бритву из кармана своего пиджака.
– Мистер Фланаган, не ошибусь ли я, если скажу, что вы уже видели эту бритву?
Фланаган взял ее в руки и внимательно осмотрел.
– Да, сэр. Насколько я знаю, около пяти недель назад.
– Как вы можете быть уверены?
– Мое внимание привлекло то, что я сидел за завтраком, когда мой сын Джеймс принес мне в футляре две бритвы, одна из которых – эта. Он сказал, что их нужно заточить и поправить. В четверг вечером я передал их человеку в кепке и темно-коричневом пальто, который показался мне рабочим. Он заплатил мне восемь пенсов за заточку и правку бритв. Мне это особенно запомнилось, потому что мой сын пошутил, что они похожи на бритвы, которые я подарил мистеру Коуэну, рабочему в мастерской, где трудится моя дочь.
Мистер Гай попросил поговорить с сыном Фланагана Джеймсом. Мальчика лет двенадцати-тринадцати, который присматривал за магазином, пока его отец разговаривал с детективом, позвали в комнату, и отец сменил его за прилавком. Он выглядел встревоженным, но нескольких добрых слов суперинтенданта оказалось достаточно, чтобы он успокоился.
– Итак, Джеймс, – сказал мистер Гай, – эта бритва была найдена на дне канала несколько дней назад. Видел ли ты ее раньше?
Мальчик повертел бритву в руках, прежде чем ответить:
– Да, около пяти недель назад. Я был в магазине, кажется, во вторник утром, когда вошел человек и передал мне черный футляр, в котором лежала эта и еще одна бритва. Он сказал, что их нужно заточить и поправить к вечеру четверга.
– Ты сказал, что они были в футляре. Как он выглядел?
– С одной стороны на нем была выгравирована гончая и несколько деревьев, а с другой – кресты, похожие на бриллианты.
– А что насчет мужчины? Не мог бы ты его описать?
Джеймс нахмурился, пытаясь вспомнить черты лица заказчика:
– Он был одет в коричневое пальто с карманами спереди. На голове была фуражка с пуговицей сверху по центру. У него было грязное лицо, как будто он работал в кузнице, и широкие темные усы, которые почти сходились у подбородка.
– Он был высоким или низким?
– Он был не очень высокого роста.
– Ты бы узнал его, если бы снова увидел?
– Да, думаю, узнал бы.
Мужчина с грязным лицом с усами, одетый в коричневое пальто. Если Фланаганы были правы, полагая, что бритва, найденная в канале, была той самой, которую они заточили несколько недель назад, – а они, похоже, были уверены в этом, – то это могло быть описанием убийцы. При условии, разумеется, что человек, посетивший магазин, был и тем, кто так безжалостно орудовал лезвием. Как бы то ни было, это дало полиции что-то осязаемое, нечто, что можно было назвать прогрессом.
А прогресс – это то, что им было нужно. Накануне вечером из Дублинского замка в Бродстон был отправлен гонец со срочной запиской. В ней мистер Кеммис и суперинтендант сообщали, что сам генеральный секретарь Эдвард Хорсман, член парламента, будет рад осмотреть место убийства и побеседовать со следователями в субботу. Визит обычно неуловимого министра – представителя вестминстерского правительства в Ирландии – не был хорошей новостью. Скорее, недвусмысленный знак официальной озабоченности. Несомненно, по возвращении в Лондон главный секретарь должен был представить доклад о своих выводах самому премьер-министру – лорду Пальмерстону.
Для тех, кто пытался продолжить расследование, это событие было не просто нежелательной помехой, но и абсурдным фарсом. В четыре часа у вокзала остановилась карета, из которой вышел долговязый генеральный секретарь с бакенбардами. Мистер Хорсман восстанавливался после неприятного несчастного случая на охоте, произошедшего в предыдущие выходные – на него наступила лошадь, – а потому его движения были затруднены. Его сопровождали лорд-мэр, олдермен Джозеф Бойс, в служебной мантии с орденом на груди, и полковник Браун, комиссар столичной полиции. Создавалось впечатление, что какой-то малозначительный монарх прибыл на закладку первого камня или открытие нового здания. Старшие детективы послушно выстроились в билетном зале, чтобы их представили высокопоставленному лицу, и следовали за ним, когда он осматривал помещение. Он внимательно изучил место убийства, проявив большой интерес к каждой детали, на которую ему указал мистер Гай. После этого VIP-персон пригласили в зал заседаний, где суперинтендант Гай и королевский адвокат провели для них конфиденциальный брифинг о ходе расследования. Мистер Хорсман заявил, что «очень хочет, чтобы убийца был найден», но это прозвучало скорее как угроза, чем как выражение поддержки.
Уже давно наступил вечер, но для мистера Кеммиса, чей аппетит в работе был просто неутолим, день только начинался. Детективы были предупреждены, что, скорее всего, останутся на службе до поздней ночи, но мало кто представлял, какой марафон их ждал. В воскресенье в пять утра их наконец-то отпустили домой. Мало у кого из них были семьи, ведь «дом» означал казарму, где они спали, ели и проводили большую часть своего досуга. Только женатым офицерам разрешалось жить отдельно. Стоит отметить, что требования к полицейскому, собирающемуся вступить в брак, были строгими – он должен был обратиться к комиссарам за разрешением на брак, обязательно имея сбережения в размере не менее 40 фунтов стерлингов, – а потому большинство предпочитало уволиться из полиции прежде, чем связать себя узами брака.
По окончании официального визита мистер Кеммис отвел суперинтенданта Гая в сторону и сообщил ему, что хочет еще раз обыскать станцию.
Все здание уже было прочесано в поисках улик, но теперь у них были веские основания полагать, что убийца работал, а возможно, и жил на ее территории.
Один из бухгалтеров сообщил Кеммису, что вес похищенной наличности составляет порядка двадцати килограмм – столько весит шестилетний ребенок. От такого количества денег нельзя было легко избавиться, не вызвав подозрений, поэтому с большой долей вероятности они все еще были где-то спрятаны. Если бы у убийцы хватило ума, он мог бы разделить их между несколькими тайниками или даже переместить после того, как здание обыскали в первый раз. К тому же у мистера Кеммиса была еще одна причина, по которой он хотел провести повторный обыск: после эксгумации хирурги сказали ему, что тот, кто держал в руках молоток, был обильно забрызган кровью. Офицерам приказали прочесать здание, не упуская ни одной ниши или угла, достаточно большого для того, чтобы спрятать сумку, а также – что было весьма неприятно – осмотреть колосники и ведра для золы на предмет фрагментов недавно сожженной одежды.
Королевский адвокат решил еще раз побеседовать с Энн Ганнинг. Он все больше убеждался в том, что экономка и ее муж что-то скрывают от него и, возможно, своей служанки. Поведение Кэтрин во время их беседы также было странным, как будто она боролась со своей совестью или прикрывала кого-то. Существовала вероятность, что она была добровольной сообщницей в этом деле или просто боялась последствий честности перед полицией. Зайдя в гостиную Ганнингов во второй раз, мистер Кеммис решил узнать о ней побольше.
– Миссис Ганнинг, я хотел бы спросить вас о Кэтрин Кэмпбелл. Как она стала вашей прислугой?
– Мне ее порекомендовала миссис Вудс, которая жила напротив моей невестки, за углом, на Конститушен-Хилл. Миссис Вудс дала Кэтрин самую лучшую рекомендацию.
– Спрашивали ли вы других насчет Кэтрин, прежде чем принять ее на работу?
– Нет, и я поддерживала ее все то время, что она была здесь.
– А она вообще куда-нибудь ходит? Или мало с кем общается?
– Она выходит на улицу только в воскресные вечера, когда посещает шотландскую церковь на Кейпл-стрит. Иногда я вижу, как она гуляет с другой молодой женщиной из церкви.
– Вы проверяете Кэтрин? Следите за ней, чтобы убедиться, что она правильно выполняет свою работу?
– Каждое утро я следую за ней, чтобы убедиться, что она сделала свои дела. По вечерам я этого не делаю, но каждый вечер с пяти до шести часов я особенно тщательно слежу за тем, чтобы запереть дверь у подножия парадной лестницы, ведущей в комнату носильщиков. Я всегда жду, пока они все уйдут, чтобы запереть ее.
– У кого хранится ключ от этой двери?
– У меня. У мистера Долана из бухгалтерии тоже есть ключ от этой двери. Думаю, еще один есть у моего мужа. Раньше точно был.
– Где вы храните ключ?
– В ящике серванта в гостиной, а запасной – в шкафу на кухне. Никто не сможет подобраться к ключу от этой двери, не пройдя через мою гостиную.
– Значит, вы заперли дверь в четверг вечером, когда произошло убийство?
– Да, я уверена, что заперла ее примерно в половине шестого.
– Вы кого-нибудь видели, когда делали это?
– Нет, я была одна. Потом я спустилась по деревянной лестнице и после этого занялась сушкой одежды.
– Где был ваш муж в тот день?
– Он был со мной за обедом в два часа, потом вернулся на склад около трех. В гостиную, где я находилась, он вернулся без четверти шесть, если верить вокзальным часам.
– Кто еще там был?
– Никого, кроме меня, его и детей. Он сказал, чтобы я поторопилась с чаем, потому что он хотел отойти по какому-то делу до закрытия мастерских.