Заехав в управление Сыскной полиции и убедившись, что Путилина нет на месте, Иванов решил действовать самостоятельно. Чтобы навести как можно более подробные справки о Чижевском, он взял извозчика и с Гороховой отправился прямо по указанному Вейгелем адресу: Измайловский проспект, возле Варшавского моста, дом Бахметьева.
Здание это выгодно отличалось от соседей справа и слева своими свежеоштукатуренными стенами, нарядным фонариками по фасаду и яркой вывеской «Галантерея. Мелочные товары». Сам магазинчик располагался здесь же в первом этаже.
Агафон Иванов нырнул в подворотню. Ворота стояли настежь раскрытые, что было довольно необычно для шести часов вечера. Быстро сориентировавшись, сыщик двинулся к дворницкой, помещавшейся в дворовом флигеле, как неожиданно нужная ему дверь открылась, и на пороге появился Владислав Гаевский. Его-то Иванов менее всего ожидал встретить в этом месте.
Гаевский, впрочем, тоже немало подивился. Оба сыскных агента секунду или две остолбенело смотрели друг на друга. Первым опомнился Гаевский, который вообще-то всегда был быстрее на язык, нежели напарник.
— Да, брат, кругами мы с тобой ходим. Что вместе, что порознь — один черт… — засмеялся он.
— Вот уж и не говори! — в тон ему поддакнул Агафон. — Ну, я-то, как ты понимаешь, тросточку проследил, а вот тебя какая нелёгкая принесла?
Владислав взял напарника под локоть и вывел со двора на улицу — подальше от детей, игравших неподалёку.
— Я с толком поприсутствовал на обыске и с ещё большим толком побеседовал с управляющим, который приехал, узнав об убийстве Кузнецова. Контора управляющего находится в другом доме покойного, в том, что расположен у Поцелуева моста. Слова за слово, что да как? каков был хозяин? имел ли он врагов? А управляющий мне и рассказывает начистоту, что, дескать, Кузьма Фёдорович был далеко не промах, ради лишней копейки и авантюрами не брезговал.
— Так, так, интересно… — прищурился Иванов, — и что же это за авантюры?
— Обманывал жильцов. Порой весьма цинично. Дело в том, что согласно распоряжению Градоначальника домовладельцы должны в обязательном порядке проводить в дома водопровод и канализацию с установкой ватерклозетов. Конечно, дорогое удовольствие, но необходимое. И город под такую реконструкцию даже дает деньги на льготных условиях. Так вот, наш Кузьма Фёдорович водопровод и канализацию провести-то провёл, да вот только жильцам своих домов постоянно воду отключал, ссылаясь на неисправности городских магистралей.
— Что-то я не улавливаю сути махинации, — признался Иванов.
— Это вообще довольно распространенный среди известной части домовладельцев трюк: они заявляют, что дом после реконструкции, заламывают высокую арендную плату с нанимателей квартир, а на самом деле раздачу воды либо вообще не начинают, либо производят с постоянными перерывами. Деньги за недопоставку услуг домовладельцы жильцам, естественно, не возвращают. Люди по-прежнему покупают воду у водовозов, прислуга носит её ведрами на все этажи, а водопроводный кран выступает в роли этакого интерьерного украшения. Зато хозяин такого дома набивает себе мошну.
— Но ведь такое положение дел не может длиться вечно, обязательно начнутся жалобы и скандалы.
— Может, и ещё как! При умелой организации дела так можно протянуть не один месяц. Только представь себе, какие это барыши! У нашего Кузнецова тактика была следующая: он всю вину валил на приказчика, на его нерасторопность, неисполнение его, Кузнецова, распоряжений, на недоделки строителей, волокиту чиновников, словом, на всё, что только можно придумать в своё оправдание. Приказчик, разумеется, оправдывался и тоже находил посторонних виновных и в свою очередь кивал на хозяина. Получался замкнутый круг. И люди месяцами ожидали обещанных удобств. А сейчас, когда хозяина нет, приказчик струхнул, что новый владелец погонит его с места из-за постоянных жалоб жильцов, вот и оправдывается, как может, валит всё на Кузнецова. Хотя ему тоже от этого наглого мошенничества, как я думаю, немало перепало.
— Так, так, теперь я понял, — закивал Агафон Иванов. — У Кузнецова, стало быть, были многочисленные конфликты и враги, так?
— Не то слово! Однажды дело чуть даже не дошло до рукопашной. Один жилец всё ходил к управляющему, жаловался, требовал встречи с хозяином. Кузнецов, разумеется, встречаться не желал и от общения с жильцом всеми способами уклонялся. Тогда жилец этот пригрозил — дескать, не найдет для меня времени — подам жалобу в канцелярию градоначальника. Кузнецов на другой же день явился. Встреча их в конторе управляющего закончилась… ну, почти потасовкой.
— Это как? Один другому в ухо дал, что ли? — немало подивился Иванов.
— Управляющий находился в соседней комнате, а когда услышал крики и звук опрокидываемой мебели, вбежал к господам. Оказалось, успел вовремя: жилец этот и хозяин стояли друг против друга, как разъярённые быки. Оба были в ярости. У Кузнецова в руке хлыст — у него ведь был собственный выезд, и он любил сам экипажем управлять. А жилец этот, аж белый весь, губы подрагивают и глаза чернее тучи. Приказчик признался, что испугался этой сцены не на шутку, что-то стал быстро им говорить и они, вроде как, в присутствии свидетеля поостыли. Жилец сразу ушел, но пригрозил Кузнецову, дескать, вы ещё много об этом пожалеете.
— Ну, что ж, раз ты здесь, то думаю, я не ошибусь, если скажу, что жильцом, имевшим конфликт с покойным Кузнецовым, был господин Чижевский, Константин Владимирович. Угадал? — Иванов похлопал Гаевского по плечу, — И, судя по тому, что ты приехал именно сюда, на Измайловский проспект, ты уже знаешь, что этот самый господин Чижевский съехал с квартиры у Поцелуева моста и теперь обретается здесь.
Иванов обстоятельно рассказал напарнику о том, каким образом ему стал известен этот адрес.
— Что ж, Агафон, по-моему, всё у нас сошлось, — пробормотал Гаевский, выслушав напарника. — Остаются, конечно, кой-какие вопросы: например, я узнал, что этот Чижевский служит инженером на «Обуховском сталелитейном заводе». Хорошее место, приличный оклад. Но вот что занятно: в доме у Поцелуева моста он занимал дорогую квартиру в бельэтаже, а сюда переехал на третий этаж. С учетом района и того, что в этом доме нет новейших удобств, нынешняя его квартира на порядок дешевле предыдущей.
— То есть ты интересуешься, что же заставило его «так низко пасть», — не без сарказма закончил мысль напарника Иванов. — Согласен, тут есть, над чем подумать. Ведь к хорошему так быстро привыкаешь! Надо будет поточнее разузнать о его финансовых делах. А что ещё интересного рассказал дворник, ведь ты, как я понял, уже успел с ним переговорить?
— Сказал, что спокойный жилец. Проблем с полицией не было. Холостяк. Живёт тихо, девиц не водит.
— Ммм… занятно… зато сам по вертепам таскается…
— Ой, Агафон, ты только не морализуй, — поморщился Гаевский, — тебе не идет. Так вот. Пьяным его тут не видели. Ведёт себя барином, но не шикует. На чай даст гривенник — и будь здоров. В общем, дворник говорит, что видал барей побогаче.
— Карты? Рулетка? Что-то такое есть?
— Никаких намёков.
— Послушай, Владислав, а может, мы радикально ошибаемся? Может, Чижевский пару недель назад потерял трость? — с сомнением в голосе проговорил Иванов. — Он, вообще-то, похож на того человека, что мы ищем?
— Похож, похож! И трость у него есть с латинскими буквами, я у дворника интересовался. Тот, правда, не мог сказать, что за слово написано, сказал только, что короткое…
— SHCAFF, шесть букв, — ответил Иванов.
— Вот видишь, в яблочко! И приметам нашим Чижевский в точности соответствует: светлые волосы, возраст — тридцать шесть лет, пальто носит песочного цвета из тонкого драпа, и даже шляпа у него с коричневой лентой, я специально у дворника уточнил.
— Да, похоже на нашего клиента.
— Да он это, Агафон, он! — уверенно заявил Гаевский, точно припечатал. — Ты же, Агафон, не первый год живёшь и не первый год злодеев ловишь, знаешь прекрасно, что таких совпадений не бывает! Именно Чижевский был во втором номере второго этажа в ночь на седьмое августа. Пока мы не знаем с кем, но полагаю, он скоро нам сам всё расскажет.
— Ну так что, Владислав, зайдём к господину Чижевскому сейчас? — предложил Иванов. — Или повременим?
Гаевский помолчал, видно, какое-то время боролся с искушением.
— Нет, Агафон, пыром соваться не след, — наконец решил он. — Надо доложить Ивану Дмитриевичу, надо всё обсудить со следователем. И сразу же запастись арестным ордером. А ежели сунемся без подготовки, то только спугнём. Нет, с кондачка подходить к нему нельзя!
— Ну, что ж, Владислав, пусть будет по-твоему, — согласился Иванов, — доложим Ивану Дмитриевичу, послушаем, что скажет шеф Сыскной полиции. Уверен, он будет нами доволен.
5
На утреннем совещании в кабинете пристава Московской части присутствовали все работники полиции и прокуратуры, прикосновенные к делу об убийстве в гостинице «Знаменская». Вёл совещание помощник окружного прокурора Павел Николаевич Грибанов. Человек уже немолодой, немногословный, производивший по первости впечатление флегматика, он был на хорошем счету в прокуратуре за свою серьёзность и целеустремлённость. Дело своё Грибанов знал досконально и к службе относился в высшей степени ответственно. Ещё накануне его уведомили о том, что личность убийцы, по-видимому, установлена.
В то самое время, как сыскные агенты рыскали давеча по городу, следователь занимался делами хотя и более прозаическими, но не менее важными с процессуальной точки зрения. Уже после окончания обыска в квартире убитого, Грибанов устроил официальное опознание тела, пригласив на него родного брата убитого Кузнецова. Тот едва не упал в обморок, увидев страшно искромсанное лицо Кузьмы Фёдоровича. И уже после опознания товарищ прокурора присутствовал на анатомировании трупа.
— Я пока не имею на руках протокола осмотра, поскольку, как всем присутствующим хорошо известно, у нас такие бумаги не готовятся за один вечер. Но основные моменты, зафиксированные врачами-анатомами, я могу повторить вам по своим записям, — произнес следователь, обращаясь к присутствующим, и листая свой рабочий блокнот. — Прежде всего, начнём с непосредственной причины смерти: таковой признана глубокая резаная рана в области средней трети шеи с рассечением мышц, сухожилий и сонной артерии. Рана нанесена с большой силой остро заточенным предметом в один приём. Орудие убийства имеет довольно широкое лезвие — от двух дюймов. Характер ранения таков, что смерть наступила не позднее минуты или полутора минут с момента его нанесения. Далее: раны на лице определены в количестве семнадцати, из них пять колотых и двенадцать резаных. Раны нанесены хаотично, бессистемно, не акцентировано. Орудие, которым причинены поранения лица, соответствует орудию, коим была нанесена рана на шее. Тринадцать из семнадцати ранений лица прижизненные, т. е. были нанесены в тот момент, когда сердце жертвы ещё билось. Эти раны дали обильное кровотечение. Остальные четыре раны нанесены после момента остановки сердца и кровотечения не дали. Отсюда, кстати, напрашивается довольно любопытный вывод о том, что убийца или убийцы оставляли на некоторое время свою жертву, а затем вернулись к ней и нанесли ещё несколько ударов, уже совершенно безмотивных. Ну, об этом мы ещё, возможно, поговорим… так, так… вот ещё… Время смерти: согласно наблюдениям за прохождением трупного окоченения… так, так, вот… врачи определили момент наступления смерти в промежутке от часа до половины третьего ночи. Ещё один небезынтересный момент, хотя он связан уже не с аутопсией, а с исследованием содержимого бутылок и фужеров, найденных на столе на месте преступлен