Вопрос, видимо, застал женщину врасплох. Она захлопала глазами, видимо, не понимая, что хочет услышать от неё Шумилов.
— Вы были вместе с Константином всё то время, пока находились в гостинице? — уточнил Алексей Иванович. — Может, он куда-то отлучался, на время выходил? Может, в ресторан или буфет спускался?
— Нет, ничего такого. Мы были вместе.
— А может, вы уснули, и он всё же вышел?
— Нет, нет, ну что вы! Мы всё время были вместе. Нам в тот раз вообще было не до сна, мы много говорили, обсуждали нашу дальнейшую жизнь. Лето скоро кончится, вернётся из лагерей муж. Константин настаивал, чтобы я приняла решение и оставила мужа. А я всё сомневалась… — она горестно спрятала лицо в ладошках, совсем по-детски. Такое непосредственное поведение озадачило Шумилова.
— Понимаете, Анна Григорьевна, у полиции должно быть что-то серьёзное, какие-то в высшей степени веские причины, чтобы задерживать вашего друга. Задумайтесь сами, почему следствие подумало именно на вас? Ведь кроме вас были соседи и в другом номере. Да весь этаж, строго говоря, состоял из соседей. Почему из многочисленных парочек, занимавших номера второго этажа, полиция и прокурорский следователь остановились именно на вас?
— Да не знаю я. Наверное, потому, что у Константина когда-то была с убитым ссора. Наверное, поэтому…
— Гм, не знаете или всё же чего-то не договариваете? Послушайте, Анна Григорьевна, «Знаменская» известна своим рестораном. Это самый большой ресторан в Санкт-Петербурге, а может, и во всей Европе, на пятьсот посадочных мест. Световое окно в потолке, прекрасный интерьер, пальмы, красное дерево. Кухня, кстати, неплоха. Неужели вы не заходили в ресторан? Может, именно там вы и встретились с Кузнецовым, но просто не хотите в этом признаться?
— Нет, Алексей Иванович, нет! Говорю же вам, мы поужинали перед тем. И в ресторан мы вообще не заходили, шмыгнули прямиком в номер и сидели там как мышки.
Шумилов задумался. Он не совсем понимал причинно-следственные связи и не мог догадаться, как же полиция установила личность Константина Чижевского, не сумев при этом установить личность его спутницы. Но раздумье Алексея Ивановича прервала Анна Григорьевна, видимо, неправильно истолковав его молчание.
— Алексей Иванович, помогите мне узнать, что всё-таки с ним произошло и как вытащить его из этой передряги. В том, что он не причастен к убийству этого Кузнецова, я нисколечко не сомневаюсь. Для меня это ясно, как день. Потому что в противном случае я тоже виновна! Но я-то про саму себя знаю, что никакого убийства мною не совершалось! Если будет нужно, я заявлю об этом в полицию, скажу, что была с ним в ту ночь… Даже если это сломает всю мою жизнь, а заодно жизнь моего ребенка… навредит моей сестре… но я не могу смириться с тем, чтобы убийцей объявили невиновного… честного и в высшей степени достойного человека, — в голосе женщины опять послышались слёзы.
— Ну, полноте, Анна Григорьевна, полноте. Надеюсь, до этого не дойдет. Сразу хочу пояснить, что я не являюсь посредником в передаче любого вида взяток полицейским или прокурорским чинам. И не являюсь ходатаем-просителем по делам людей, обращающихся ко мне. Всё, что я могу сделать — это попробовать доказать невиновность Константина Чижевского. Слышите, именно это! Я не могу расследовать дело и искать убийцу, отечественное право не позволяет заниматься этим частному лицу. И вы формально не можете меня об этом просить, слышите? Формально наше сотрудничество сводится к тому, что я попытаюсь найти сведения, способные доказать невиновность Чижевского. Если вы попадёте в полицию, то именно такими словами вам надлежит объяснять там факт своего обращения ко мне. Это понятно?
— Понятно.
— Далее. Сутки моей работы вам будут стоить двадцать пять рублей серебром. Если будут какие-то сопутствующие моим розыскам расходы, вам придётся их оплатить отдельно, разумеется, после того, как я дам вам полный отчёт. Не бойтесь, я вас не разорю. Если бы я разорял людей, ко мне бы никто не обращался. Мои труды не займут более двух-трёх-четырёх дней. За это время станет ясно, можно ли что-то сделать для Константина. Либо я вам представлю очевидный и успешный результат своей работы, либо откажусь от сотрудничества с вами, ввиду невозможности помочь. В любом случае, ваши расходы не превысят ста — ста пятидесяти рублей серебром. Это вам понятно?
— Да-да, очень хорошо, я сейчас отсчитаю деньги, — деловой тон Шумилова, видимо, чрезвычайно благотворно подействовал на женщину, и она полезла в сумочку.
— Подождите вы с деньгами, — остановил её Шумилов. — Выслушайте меня до конца. Разумеется, вы никому не можете говорить о том, что обратились ко мне — сие в ваших же интересах. Наша связь будет осуществляться следующим образом, — Шумилов запустил руку во внутренний карман и извлёк портмоне, в одном из отделений которого лежала стопа разнокалиберных визитных карточек; выбрав нужную, он подал её Проскуриной, — это визитная карточка владелицы модного салона и ателье, в котором вы, якобы, шьёте одежду. Если вы получите письмо в конверте с эмблемой этого ателье, то для вас это будет сигналом того, что на следующий день я буду ждать вас у памятника Екатерине Великой на Александринской площади в половине двенадцатого дня. Это, конечно, крайний случай, но его следует предусмотреть.
— А что будет написано в письме? — с сомнением спросила Проскурина.
— Письмо будет написано женской рукой. Его содержание будет самым невинным, ну скажем, вас пригласят на примерку. Поверьте, письмо это никоим образом вас не скомпрометирует.
— «Агнета Рейнтхофен, модные венские аксессуары на берегах Северной Пальмиры», — прочитала визитку женщина, — «Салон и ателье на Большой Пушкарской». А если последует обращение к этой самой Агнете?
— Не беспокойтесь, Агнета подтвердит вашу легенду, — Шумилов хотел было добавить, что шустрая милая венгерка уже несколько лет является его интимной подругой, но в последнюю секунду воздержался от лишней болтовни. — Если кто-то начнёт расспрашивать Агнету о вас, она подтвердит, что вы клиент её салона. Вы всё поняли? Повторите.
— Получив письмо в конверте салона madam Рейнтхофен, я на следующий день отправляюсь к памятнику Екатерине Второй. К половине двенадцатого дня.
— Прекрасно. Идём далее. Мне, возможно, потребуется ваша помощь. Вы сможете побыть в городе несколько дней?
— Да, я скажусь больной. Это не вызовет подозрений.
— Тогда поступим так: завтра ровно в 23.00 я буду вас ждать на углу Невского и Надеждинской. Постарайтесь выглядеть так, чтобы работники гостиницы «Знаменская» не смогли вас узнать.
— Как, мы пойдем в эту гостиницу??? — искренне изумилась она.
— Пожалуй, именно с этого и придется начинать. Надо же осмотреться, надо выяснить, по какой причине полиция прицепилась к вашему другу. А если я явлюсь на любовное свидание в гордом одиночестве, это будет несколько странно выглядеть, не находите? — усмехнулся Шумилов.
— Но это… это допустимо?
— Что? — не понял Шумилов.
— То, что мы собираемся делать. С точки зрения адвокатской практики, адвокатских приёмов… так делают настоящие адвокаты?
— Ответить на ваш вопрос можно коротко и очень коротко. Я предпочту второй вариант. В римском праве существовал такой постулат: ubi cessat remedium ordinarium ibi decurritur ad extraordinarum, который можно сформулировать по-русски так: если обычный способ защиты бесполезен, следует использовать необычный. Считайте, что именно этим мы завтра и займёмся.
Утром 12 августа, просматривая «Вечерние ведомости», Шумилов прочитал крошечное уведомление о панихиде и похоронах отставного майора Лейб-гвардии Семёновского полка Кузнецова Кузьмы Федоровича. Похороны должны состояться в понедельник 13 августа в 14.00 часов на Смоленском православном кладбище. «Надо бы туда пойти, потолкаться, присмотреться…», — подумал Шумилов. Он прекрасно знал о феномене, которому никто ещё не дал вразумительного объяснения: убийца тяготеет к месту совершения преступления и к могиле жертвы, а потому нередко приходит посмотреть на похороны. Может, как раз завтра и представится случай увидеть убийцу? Заодно можно будет узнать, кто именно из сыскных агентов участвует в расследовании, а в том, что сыскари явятся на кладбище, Шумилов не сомневался ни минуты.
— Марта Иоганновна, — обратился он к госпоже Раухвельд, попивая кофе, — а почему вы мне ничего не рассказывали об убийстве в гостинице «Знаменская»? Вы так любите обсуждать разные криминальные новости, а тут ни словом не обмолвились.
— Так обсуждать нечего, — буднично отозвалась домовладелица. — Убийцу-то уже поймали. Судя по газетным заметкам, это был мужчина из соседнего номера, прежде имевший с убитым конфликт. А тут они повстречались в гостинице — и всё, дело кончилось кровью.
— Я, наверное, много пропустил в нашей прессе, потому что ничего не читал об этом преступлении. Расскажите, пожалуйста, что писали газеты, — попросил Шумилов.
Раухвельд довольно обстоятельно передала общую канву событий в гостинице у Николаевского вокзала, однако, её повествование не только ничего не объяснило Шумилову, но напротив, лишь насторожило очевидными противоречиями с тем, что Алексей Иванович давеча слышал от своей новой знакомой. Со стороны Проскуриной было бы предельно глупо начинать своё общение с Шумиловым с очевидной лжи, поэтому Алексей Иванович в большей степени доверял услышанному от неё, нежели опубликованному в газетах. Но если газетчики выдали на страницах газет не соответствующую действительности информацию, то с чьей подачи это произошло? Неужели следствие докатилось до того, что выдало газетчикам желаемое за действительное? не слишком ли рано прибегать к использованию такого рода приёмов?
— Скажите, Марта Иоганновна, а вы, часом, не были ли знакомы с этим самым Кузнецовым Кузьмой Федоровичем? — полюбопытствовал Шумилов. — Он ведь тремя доходными домами владел, а я знаю, что в вашей корпорации столичных домовладельцев все друг друга зн