Ещё не так давно функцию умывальника исполнял простой комод с зеркалом над ним и спрятанными внутри кувшином и лоханью. Теперь же, после недавней реконструкции, в гостиницу были проведены водопровод и канализация, так что комод оказался заменён элегантной тумбой, в которую прятались подводные и отводные трубы. Всё это, конечно, было в высшей степени удобно и комфортно, но сыщики в данный момент как раз предпочли бы видеть старинную конструкцию «удобств», позволявшую судить о действиях обитателей номера.
Две пары толстых полотенец на латунных крючках рядом с умывальником оказались сухи и незапятнанны. Этих полотенец, по-видимому, вообще никто не касался. Очевидно, что убийца не пытался приводить себя здесь в порядок. Примостившийся за тумбой в углу ватерклозет также выглядел чистым, сухим, без единого пятнышка.
На место Гаевского возле кровати заступил Агафон Иванов. Не довольствуясь простым визуальным осмотром, он немного подвигал тело из стороны в сторону, заглядывая, не лежит ли что-то под трупом. Ничего не увидев, он тоже направился к умывальнику отмыть запачканные кровью руки.
— Ну, конечно, в журнале регистрации, мы не найдем фамилии погибшего, — пробормотал он, дожидаясь, пока напарник уступит место.
— Ты сам всё знаешь, паспорта здесь никого не интересуют, — вздохнул Владислав. — Меня другое волнует: а где же дама? Он же был не один?
— Конечно, не один, — отозвался Иванов. — Когда станешь осматривать комнату, обрати внимание на столик.
Гаевский оставил альков и перешёл в ту часть номера, которая была названа его коллегой «комнатой». Он сразу понял, что имел в виду Иванов, предлагая обратить внимание на столик. Там стояли початые бутылки «Camartina», довольно дорогого красного вина, и шампанского «Roederer», тоже весьма недешёвого. Подле находились две пары фужеров — высоких, на тонкой ножке для шампанского и пониже, пузытеньких, — для вина. На одном из высоких фужеров был хорошо различим след ярко-красной губной помады. Владислав ещё рассматривал бутылки, как послышался голос Агафона:
— Посмотри-ка, возле постели стеариновые следы. Ты видел?
— Нет покуда, — Гаевский вернулся к кровати.
— Кто-то жёг свечку и закапал стеарином пол.
Действительно, сбоку кровати, ближе к изголовью на полу и на самой постели виднелось множество застывших капель стеарина. Кто-то долго держал здесь свечку.
— Как думаешь, сколько минут надо стоять со свечой в руках, чтобы так наследить? — полюбопытствовал Иванов.
— Минуты три точно, — заверил Гаевский. — В свободную минуту можешь устроить дома эксперимент. Полагаю, убийца что-то искал здесь. Обыскивал тело…
— Есть и другое объяснение, — тут же отозвался Иванов, — убийца был не один, а с компаньоном. Один убивал, а другой держал свечу. Причём, полагаю, в этом случае он должен был закапать стеарином свою одежду.
— Всё-таки, полагаю, имел место обыск трупа. Ты заметил, что у убитого отсутствуют часы?
— Не только часы. Колец тоже нет. Из ценных вещей только золотой нательный крестик.
— А сие означает, что преступник обыскивал тело, потому что…
— … потому что часы носят в жилетном кармане, а жилетку погибший не снимал, — закончил мысль своего коллеги Агафон Иванов.
— А ещё это значит, что убийца не мог не запачкаться в крови. Даже если представить, будто ему удалось избежать попадания брызг крови при нанесении ран жертве — что маловероятно и чему я не верю! — всё равно убийца должен был испачкать руки, пока обшаривал мёртвое тело. Но он не мог покинуть гостиницу в таком виде. Что это может значить?
— Только то, что он где-то привёл себя в порядок.
— Но умывальником в этом номере не пользовались, поскольку полотенца остались неприкосновенны.
— Да, я это заметил, — кивнул Иванов. — Стало быть, убийца или убийцы пришёл из другого номера и в него же затем вернулся.
Сыщики некоторое время смотрели друг на друга. Каждый, видимо, мысленно проверил получившуюся причинно-следственную цепочку. Изъянов она вроде бы не имела.
— Что ж, пора звать коридорного… — подвёл итог Иванов и щёлкнул пальцами, привлекая внимание урядника, стоявшего в дверях. — Братец, коридорного пригласи-ка сюда.
Спустя минуту появился Алексей Полозов. Он выглядел собранным и серьёзным, сознающим важность момента.
— Ты, что ли, коридорный на этом этаже? — спросил его Гаевский.
— Так точно-с, я. Алексей Полозов, сын Данилов.
— Давно ли работаешь тут?
— Восемнадцатый год уже.
— Постоялец, — Иванов неопределенно махнул рукой в сторону кровати, на которой лежал убитый, — при тебе заселялся?
— Да-с, именно при мне. Я заступил вчера в девять часов вечера, а оне-с с дамочкой явились уже в двенадцатом часу, ближе к полуночи, — стараясь не смотреть на окровавленный труп, проговорил коридорный.
— Ты их знаешь? Прежде видел?
— Никак нет-с.
— Как-то они назвались?
— Да никак не назвались. А у нас в гостинице правило — документов мы не требуем. Иначе, сами понимаете, заведение придётся закрывать. Клиенты и клиенты. Этого человека я впервые видел, а дамочка мне тоже не знакома, но…
— Ну, Ломброзо, не томи, — подбодрил коридорного Гаевский, — говори, что хотел сказать.
— Дамочка… она… из ЭТИХ… Мы их сразу отличаем.
— Из «этих» — это которые за деньги? — уточнил Иванов.
— Так точно-с. Панельная или салонная сказать не могу, поскольку в билет не заглядывал. Да только не барышня и уж тем более не дама — это точно. Именно из этих… — он многозначительно округлил глаза.
— А кто же нашёл тело? — спросил Гаевский.
— Я и нашёл. За двадцать минут до девяти утра постучал в дверь, дабы разбудить. У них только до девяти было заплачено. У нас ведь знаете как бывает — просрочат время, а доплачивать не хотят — прямо в скандал иной раз. Еще и в вину ставят, что не разбудили вовремя, вот я и пошёл. Стучу в дверь — никто не отзывается. Зашел. А он лежит…
— Больше в номере никого не было?
— Никак нет, господин…
— …сыскной агент, — задумчиво подсказал Иванов. — А что же его спутница? куда же она делась?
— Ушла раньше.
— Сам вижу, что ушла, а не в дымоход вылетела. Во сколько же это было?
— Да примерно… часа в два ночи, — Алексей задумчиво поскрёб в затылке. — Уходя, сказала, что господин, дескать, заснули, а номер оплачен до девяти утра, ну, и чтоб, значит, его не тревожили.
— А вот ты, Алексей Данилович, скажи-ка мне, братец, — не унимался Иванов, которого насторожил факт раннего ухода проститутки, — разве это обычное дело, чтобы парочка, придя вместе, уходила порознь?
— Сие у нас не приветствуется. Потому как эксцессы возможны… Но бывает иногда, хотя, конечно, и нечасто. Мы в таких случаях всегда проверяем, всё ли в порядке с тем, кто остался. Знаете, чтоб не обворовали, не опоили, не убили, опять же…
— Вот и я о том же, — заинтересованно кивнул Иванов. Ему понравилось, что коридорный правильно понял направление его, Агафона Иванова, мыслей. — В этом случае ты тоже проверил?
— А как же! Именно так-с. Проверил. После её слов я сразу пошёл в номер. Сразу же пошел, клянусь, она ещё не успела даже на первый этаж спуститься. Зашёл, проверил — всё было в порядке. Господин лежал на кровати, сопел, пыхтел, я дыхание слышал его, клянусь! Я тихонько окликнул его — не надо ли, дескать, чего? А потом сам думаю, что же это я, дурак, делаю, он ведь просил не беспокоить. Ну, я тихонько и сдал назад, за дверь то есть.
— А полог, драпировка то бишь, был открыт полностью, или как сейчас, несколько задвинут? — уточнил Гаевский.
Коридорный на миг замолчал, припоминая.
— Кажется, был полностью открыт. Или нет? — в его голосе прозвучало сомнение. — Не отложилось у меня в памяти. Скорее всего отодвинут полностью.
— Но ты точно именно этого человека видел?
— Клянусь. Готов поклясться на любой иконе. Именно убитый спал. Живой и невредимый.
— А свет горел в комнате?
— Света не было, но света достаточно падало из коридора. Можете сами проверить. Я смотрел со стороны ног, к голове не подходил, поскольку незачем. Но черты лица узнать можно было.
— Дверь запер, уходя?
— Так точно-с. У меня ключ от всех дверей.
— А когда утром зашёл в номер, то дверь оказалась отпертой? — выспрашивал Гаевский.
— Никак нет, запертой. Своим же ключом открывал.
Сыскные агенты снова переглянулись. Коридорный рассказывал чрезвычайно ценные вещи.
— Ну, ладно, оставим это, — вмешался Иванов, — Расскажи-ка про девицу. Какая из себя?
— Я же говорю — гулящая за деньги. Видная, высокая, кр-р-расивая, волосы рыженькие. Сама, чувствуется, молоденькая, тоненькая. И смех такой…
— Какой?
— Ну, не знаю… мелкий. Хи-хи-хи, — Алексей попытался повторить девичий смех, но искусство пародии явно не было в числе его талантов; смех получился карикатурным.
— Узнать сможешь?
— Ну… думаю, если с близкого расстояния, как тогда, когда видел её, то да, смогу. В вуальке была и лицо прятала. Я ведь, знаете, минут через пятнадцать после их заселения заходил к ним, принёс ножи для фруктов и бокалы для вина, как господин заказал.
— И что же, она по-прежнему была в вуальке? — уточнил Агафон Иванов.
— Не могу знать. Разговаривала со мной из-за портьеры. Уж и не знаю, была ли она уже в постели или просто спряталась от глаз моих…
— Опиши подробнее. Высокая — это примерно какая?
Полозов подобрался, и, боясь что-нибудь напутать или упустить, стал припоминать, слегка щурясь и глядя куда-то вдаль.
— Думаю, два аршина десять-одиннадцать дюймов. Да. Мне она была вот так, — он показал рукой себе на бровь. — Кожа очень белая, чистая, не конопатая, румяна наложены сильно. Волосы рыжие… я бы даже сказал, оранжевого оттенка, слегка опущены на уши, вьющиеся, пушистые.
— Подбородок как расположен: нормально? выдвинут вперёд или наоборот, сдвинут назад?
— Подбородок овальный, обычный, прикус нормальный.
— Уши как расположены: топорщатся? или прижаты к голове? мочка выражена? серёжка сильно мочку оттягивала?