Самое неприятное заключалось в том, что в два часа пополудни в Смоленской церкви проводилось отпевание не одного только Кузнецова, а и ещё двух человек. Кузьму Фёдоровича единственного хоронили в закрытом гробу, что диктовалось уродующим характером нанесённых ему ранений. Храм был заполнен большим числом пришедших проститься, но кто из них имел отношение именно к интересовавшему Шумилова лицу, со стороны понять решительно не представлялось возможным. Гробы отпеваемых, установленные рядком на скамьях ногами к алтарю, согласно православной традиции были отделены от публики пустым пространством не менее сажени. В толпе Шумилов увидел Агафона Иванова; одетый в дешёвенькое пальтецо, сыскной агент бесцельно курсировал по храму, глубоко погружённый, как казалось со стороны, в свои мысли. За те сорок минут, что длилась служба, он, наверное, раз восемь или десять обошёл церковь во всех мыслимых направлениях, наверняка отдавив немало ног. Алексей ни на минуту не сомневался в том, что был узнан сыщиком, но последний этого никак не выказал и даже ни разу не прошёл мимо.
Присутствующие в скорбном молчании толпились позади лент ограждения и лишь после окончания церемонии получили возможность подойти для последнего прощания. Толпа разбилась на три ручейка, каждый из которых проходил мимо одного из гробов. Тут-то Шумилов и получил представление о том, кто же явился на похороны Кузнецова. Таковых оказалось не очень много; среди них выделялась девочка лет тринадцати в сопровождении немолодой уже дамы — это, видимо, была дочка Кузьмы Фёдоровича с бонной или родственницей.
Смоленское кладбище, принадлежавшее к числу хотя и дорогих, но далеко не «сановных», известность оно получило благодаря могиле Святой Ксении Петербургской и возведённой над нею часовни. Место это чрезвычайно почиталось горожанами, и было отмечено многочисленными чудотворениями, случавшимися непрерывной чередой на протяжении многих десятилетий. Шумилов знал об этом не понаслышке, поскольку несколько лет назад в новогоднюю ночь перед этой самой часовней получил чудесное исцеление от легочной астмы, быстро прогрессировавшей в то время. Дорогие захоронения располагались в непосредственной близости от часовни Святой Ксении Петербургской, по мере же удаления от неё престижность участка значительно падала. Изрядный кусок кладбищенской территории был отведён под захоронения жертв холерной эпидемии, поразившей столицу в 1830 году. Тогда в отдельные недели умирало более четырёх тысяч человек, основная масса которых свозилась именно сюда. Неудивительно поэтому, что Смоленское кладбище получило в народе название «холерное».
Под могилу Кузнецова было выбрано место в одной из отдалённых аллей. Сама процедура, и без того тягостная, из-за резко испортившейся погоды оказались особенно тосклива. Около двух часов дня зарядил мелкий препакостный дождик; к тому времени, когда траурная процессия после отпевания покинула Смоленскую церковь, кладбищенские дорожки, уже весьма скверные после дождей в предшествующие дни, окончательно развезло; стало сыро, холодно и как-то чрезвычайно неуютно. Шумилову было очень неловко перед Мартой Иоганновной, которую он в такую отвратительную погоду столь бессовестно и эгоистично вытащил из тёплого дома.
Среди немногочисленных провожающих отставного майора в его последний путь родственников покойного было на редкость мало: брат, по виду чиновник на пенсии, оказавшийся пожилым господином куда старше покойного; два его сына юношеского возраста, заметно тяготившиеся всей процедурой похорон; средних лет женщина с утомлённым лицом, которая не отпускала от себя девочку лет двенадцати-тринадцати. Эту пару Шумилов заприметил ещё в храме. Девочка то и дело подносила к красным заплаканным глазам платок, а женщина что-то успокаивающе шептала ей на ухо. «Девочка, понятное дело, дочь. А дама? — размышлял Шумилов. — Похожа на бонну или гувернантку, но для прислуги слишком хорошо одета». Действительно, при дневном свете Алексей разглядел на женском платье дорогие кружева, да и шляпка с чёрной розой выглядела весьма недешёвой. Вероятно, это все же была тётушка, и вероятно, по линии матери — судя по тому, что она не общалась с остальными Кузнецовыми.
— Борщёва Агнесса Яковлевна, — пояснила госпожа Раухвельд, проследив направление взгляда Шумилова, — сестра Янины Яковлевны, покойной жены Кузнецова. Мы знакомы. Хотите представлю вас?
— Очень бы того желал, — признался Шумилов.
— Тогда дождёмся окончания церемонии.
Краем глаза Алексей заметил на боковой аллейке мелькнувшее знакомое лицо. Ну, конечно, этого следовало ожидать: Агафон Порфирьевич Иванов явился на кладбище не один, а в сопровождении своего напарника Гаевского. Куда ж без него? Госпожа Раухвельд, прекрасно знавшая сыскных агентов в лицо, также заметила Гаевского и обменялась с Шумиловым понимающим взглядом.
— Агафон-то как по храму скакал! — проговорила она тихо, только для ушей Шумилова. — Прям ноздрями пол рыл, честное слово, даже неприлично.
— Марта Иоганновна, вы не судите их строго, — заметил Шумилов, — ведь им за это деньги платят. В конце концов, это их работа…
— Подождите, ещё они и к вам пристанут.
— Пристанут, конечно, было бы странно, ежели б не пристали! — согласил Шумилов.
Присутствие сыщиков на похоронах жертв преступлений являлось одним из важных элементов сыскной работы. Среди обывателей во все времена бытовало поверье, согласно которому убийцы склонны являться на похороны или посещать могилы своих жертв, однако, совсем немногие знают, что это не просто полицейский миф или народный предрассудок, а действительный факт, подтверждаемый длительными наблюдениями. Безусловно, сие не есть аксиома или непреложная истина, но довольно часто оказывалось так, что убийца приносил на могилу своей жертве цветы или шёл за гробом в составе похоронной процессии. Особенно часто так происходит в тех случаях, когда преступника и его жертву связывали личные отношения, причём не обязательно дружеские. Если убийца не имел благовидного предлога для появления на похоронах, то он иногда изображал скорбящего возле какой-нибудь из соседних могил. Полиция в таких случаях брала на заметку всех сколь-нибудь подозрительных людей, оказавшихся поблизости, и если того требовала ситуация, проверяла их на возможную причастность к преступлению. Похороны Кузьмы Кузнецова также не явились исключением из правила, хотя следствие к этому моменту уже располагало обвиняемым, заключённым под стражу.
Шумилов, учтиво приподняв шляпу, полупоклоном поздоровался с агентами. Гаевский и Иванов с самым любезным видом ответили тем же, не выказав ни тени недоумения. Со стороны могло показаться, что старые друзья пришли на традиционное место встречи, хотя обычным назвать его нельзя было никак.
Когда церемония закончилась, и могильщики приступили к своей работе, провожавшие стали подходить к родственникам со словами соболезнования. Госпожа Раухвельд и Шумилов умышленно задержались и последними подошли к Борщевой, стоявшей вместе с дочкой Кузнецова несколько в стороне от брата покойного. Женщина не отпускала от себя девочку, то поправляя на её шейке шарфик, то приобнимая и поглаживая по плечам.
После приличествующих случаю слов соболезнования госпожа Раухвельд представила Шумилова:
— Разрешите Вам, Агнесса Яковлевна, рекомендовать моего многолетнего постояльца и советчика по самым разным житейским вопросам, человека в высшей степени достойного и, несмотря на молодость лет, житейски мудрого.
— Шумилов Алексей Иванович, юридический консультант «Общества взаимного поземельного кредита», — мягко проговорил Алексей.
Агнесса Яковлевна доброжелательно кивнула, и Шумилов заметил, какие необычные у неё глаза — зеленоватые, яркие, с мягким внимательным взглядом, окружённые сетью мелких морщинок.
— Вы что же, знали Кузьму Фёдоровича? — спросила она вежливо, но формально, безо всякого интереса в голосе.
— Признаюсь, я оказался здесь не без некоторой корысти, — Шумилов указал на дорожку, предлагая пойти по ней вместе. — Лично с Кузьмой Фёдоровичем знаком не был, но в силу ряда обстоятельств оказался прикосновенен к событиям, последовавшим за его гибелью, — Алексей Иванович нарочно высказался туманно, дабы не сказать лишнего.
Бросив быстрый взгляд на девочку, которая как будто оставалась безучастной ко всему происходившему вокруг, он решил, что та погружена в свои невесёлые мысли и, скорее всего, не прислушивается к разговору взрослых.
— Вы потеряли совсем немного, — довольно колко проговорила Агнесса Яковлевна и тут же, словно бы взяв себя в руки, перевела разговор на другое. — Насколько я могу судить, ваше «Общество» занимается кредитованием под залог земли?
— Если совсем коротко, то да.
— Знаете, Марта Иоганновна, — обратилась Борщёва к госпоже Раухвельд, — я думаю, что мне вас с Алексеем Ивановичем сам Бог послал. У нас тут назревает вопрос то ли продажи имения, то ли раздела, так что нужна обстоятельная консультация у специалиста по недвижимости. Муж буквально на днях собирался ехать в ваше «Общество…», — она посмотрела на Шумилова. — Но, может быть, вы, Алексей Иванович, сможете нас проконсультировать? Я ведь правильно поняла, вы занимаетесь земельным правом?
Они не спеша двигались по аллее в направлении кладбищенских ворот. Впереди мелькали спины прочих участников похорон, спешивших бодрым шагом скорее покинуть эту унылое и скорбное место.
— Именно так, — с поклоном ответил Алексей. — Мне не составит труда ответить на все ваши вопросы. Я готов помочь, чем только смогу.
— Как удачно все складывается! — обрадовалась Борщёва. — А когда бы мы могли встретиться?
— Я предложил бы не откладывать с этим делом. Давайте прямо сегодня, если только… — Шумилов осекся.
— А, вы имеете ввиду, что мне надо быть на поминках? Н-нет… мы туда не поедем. Машеньке и без того плохо. Давайте сделаем так… — она на секунду задумалась, — я сейчас отвезу Машу к нам домой… дам ей капелек успокоительных, да, Машенька? и уложу спать… и часа через два подъезжайте к нам. Мы живём на Конногвардейском бульваре, буквально за два дома перед Николае