али лица, которые описывал. — Глаза у неё карие, большие, широка расставленные; расстояние между бровями большое; уши проколоты, носит большие золотые серёжки с янтарём; уши прижаты к голове, мочка уха выраженная, козелка почти нет, в глаза не бросается, а вот противокозелок — хорошо выражен, завитка на правом ухе почти нет, поэтому ухо выглядит как бы обкусанным.
— Эх, барин, — восхитился Карп, — ну вы прямо как полицейский говорите! Девица-то видная, вон рост какой…
— …не то слово, дылда, просто лошадь какая-то, — поддакнул Данила.
— Только не живёт здесь таковская, — убеждённо заключил Карп. — Хоть режьте меня, хоть бейте, а такая бабца у нас не живёт. Рыжая, приметная, даже если волосы остригла и парик носить стала… тем более привлекла бы внимание… нет, барин, не обессудьте, даже близко похожих нет.
— У нас народец помельче, пожиже, — вздохнул Данила.
— Она приводила сюда подругу зимой, они ночевали в этом доме, в квартире на третьем этаже… — подсказал Шумилов.
— Этой зимой в квартире на третьем…? — задумчиво переспросил старший дворник. — Они могли заночевать у Алиски, да, Данила?
— У Алиски могли, Алиска та ещё шалава, — согласился второй дворник. — Да только Алиска маленькая, чернявая, на еврейку похожа.
— Хотя, хотя… — Карп напряжённо соображал, — Хотя правда в ваших словах есть. Вроде бы ходила к Алиске рыжая здоровущая девица, ну-ка, Данила, вспоминай. Крупная такая тёлка, лишь немного ниже меня, шубка беличья, кудряшки рыжие такие из-под шапки выглядывали. Ну, вспоминай! Всю зиму ходила.
— Сестра её, что ли…
— Вот именно, что сестра. Но не родная… кузина, кажись.
— А как фамилия этой кузины? — поинтересовался Шумилов. Он почти не сомневался в том, что нашёл то, что искал.
— Дык кто ж знает? Она здесь не жила. Ну, приходила, ну, уходила.
— А где именно Алиса квартирует?
— Она съехала. Давно уж. Месяца два минуло. Причём, вроде бы вообще из Питера хотела свалить. Говорила, что на родину вернётся, куда-то под Вильно.
— А фамилию Алисы помните? Или хоть какого года она?
— Конечно, помним, мы же её паспорт видели при поселении, да и вообще… — солидно отозвался Карп. — Капштаймер её фамилия. И года она шестьдесят второго, сейчас ей, значит, двадцать три. Вероисповедания — православного, перекрещённая или с рождения — того не знаю, не спрашивал.
— А чем промышляла? — продолжал расспрашивать Алексей Иванович.
— Рукодельничала, очень хорошо вышивала шёлком. Наволочки там, полотенца, платья — всё что угодно. Ремесло, по-моему, не шибко доходное, но… жить можно. Ну, а если что-то окромя… того не знаю, не обессудьте.
Вручив дворникам рубль, Шумилов помчался в городскую справочную. В принципе, дело оставалось за малым: узнать адрес этой самой кузины, Алисы Капштаймер, разыскать её и получить от неё либо адрес Соньки-Гусара, либо, на худой конец, фамилию. Поэтому при небольшом везении уже к вечеру четырнадцатого августа Шумилов вполне мог повстречаться с той самой девицей, что так ловко ускользнула от него несколькими часами ранее. Один раз повезло Соньке, в следующий должно повезти Алексею.
Должно бы, да не повезло. В адресном столе в здании Спасской части на Большой Садовой, уплатив положенные две копейки за справку, Шумилов выяснил, что по состоянию на четырнадцатое августа 1885 года в Санкт-Петербурге не зарегистрировано ни одной Алисы Капштаймер 1862 года рождения. Ниточка оборвалась, даже толком не потянувшись…
На встречу с Николаем Платоновичем Карабчевским в трактир Эзелева на углу Шпалерной и Гагаринской улиц Алексей приехал измотанным и усталым. Так удачно начатое расследование неожиданно застопорилось. Вся беготня сегодняшнего дня оказалась ни к чему — след Соньки-Гусара был потерян. Не чем было похвастаться перед Карабчевским, нечем вознаградить себя за потерю времени и сил. Николай Платонович тоже выглядел озабоченным. Заказав ужин и потягивая баварский портер, партнеры обменялись последними новостями.
— Должен вас поздравить, Алексей Иванович, с тем, что теперь мы официальные партнеры: г-н Чижевский препоручил мне официально нанять вас в качестве моего сотрудника по его делу. Он просил передать вам его признательность за все, что вы для него сделали (и для его дамы тоже). Одно пока огорчает — мне не удается добиться, чтобы его отпустили из-под стражи. Но, я надеюсь, ждать уже не долго. Как обстоят дела с розысками рыжей Соньки?
— Пока похвастаться нечем, — и Алексей пересказал историю сегодняшних мытарств. — Одно утешает: теперь я знаю ее в лицо. Уверен — ей есть что скрывать, но, думаю, она не сможет долго прятаться — ей же надо зарабатывать, а значит волей-неволей придется вернуться на места своего промысла. Но перспектива караулить ее мне как-то не особенно улыбается, — Алексей кисло усмехнулся.
Карабчевский, направляя разговор в более позитивное русло, выразительно описал процедуру передачи душеприказчику покойного Кузнецова ценностей, которые «позаимствавал» у убитого Хлопов:
— Вы бы видели лица присутствовавших, когда я выложил билеты и часы на стол! Картина «не ждали»! — хохотнул Карабчевский.
Отужинали быстро, с настоящим аппетитом. Оба были уставшими, озабоченными, каждому хотелось поскорее вернуться домой. Сговорились держать друг друга в курсе событий.
11
Сказать, что Шумилов в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое августа спал плохо, значило бы соврать. Потому что он почти вовсе не спал. Во всяком случае, сам Алексей остался с твёрдым ощущением того, будто веки его вообще не смыкались. В голове роилось огромное число противоречивых мыслей, не связанных, либо мало связанных друг с другом, и в иные мгновения Алексей замечал, что думает обо всём и сразу, что служило плохим сигналом. В три часа пополуночи он выпил столовую ложку спиртовой настойки пустырника, но даже после этого толком так и не уснул, а остался в состоянии полудремотного размышления.
Он думал над тем, правильно ли поступает, не сообщая в Сыскную полицию сведения, полученные в «Знаменской». Может быть, не стоило увлекаться розыском Соньки-Гусара, а следовало как можно скорее добиваться освобождения Чижевского? Ведь пока Шумилов катается по городу и ведёт малосодержательные разговоры, невиновный человек томится на нарах, и каждый час пребывания в тюрьме для него превращается в пытку.
Попутно Алексей обдумывал варианты розыска Соньки. Их было множество — а это само по себе всегда плохо! — но ещё хуже было то, что все эти варианты в равной степени оказывались тупы, механистичны и лишены той изюминки, каковая должна присутствовать в любой полицейской операции. Как можно искать Соньку-Гусара? Выйти в центр города, прежде, всего на Невский проспект и Садовую улицу и покрутиться там, в надежде случайно встретиться. Сколько таким образом можно крутиться: месяц? два? три? Надежды юношей питают, а Шумилов давно уже не юноша. Да и трёх месяцев в запасе он не имел.
Можно было бы попытаться узнать фамилию и адрес Соньки у девиц в ресторане Тихонова. Тот ещё вариант! Сонька, зная, что её ищут, может, во-первых, сменить место проживания, а во-вторых, может попросить товарок с умыслом сообщать адрес, по которому Алексея уже будут ждать. Шумилов явится по такому адресу, а там его встретит сонькин «кот» с дружками. И что с ними делать? из револьвера палить? рукопашные битвы устраивать? Не следовало недооценивать угрозу подстроенной ловушки. В такую ловушку менее двух лет назад попался руководитель политического сыска Российской империи Георгий Порфирьевич Судейкин, который, несмотря на немалый опыт конспиративной работы, наличие под рукой оружия и сопровождение охранника, был убит народовольческой засадой. А у Судейскина было намного больше возможностей для обеспечения личной безопасности, чем у Шумилова, и то попался, не смог упредить все риски! У Соньки-Гусара вполне может быть постоянный любовник, именуемый в просторечии «котом», а это личности, как правило, с криминальным прошлым. Потенциальную угрозу со стороны такой персоны не стоило игнорировать.
Алексей Иванович извертелся в кровати, беспокойные и назойливые мысли жгли его, точно угли. Уже после пяти утра, кода и ночь-то фактически закончилась, он забылся буквально на миг коротким, неглубоким сном, и приснилась ему, разумеется, мимолётная встреча с Сонькой в ресторане. Прокрутилась в голове в форме точного, дословного воспоминания. Шумилов увидел всю эту сцену заново, словно бы вернулся в тот зал. Девицы за соседним столиком, небрежно развалясь на полукруглом диванчике, обсуждали свои шляпки, и Сонька, обращаясь к светловолосой Маняше, проговорила: «У Брюно заказала шляпку с бирюзовой ленточкой и чёрной розой. Роза как живая, не подумаешь, что из ткани, только французы такие фитюльки умеют делать. В общем, раскрутила я гуся, сделала заказ, он с умным видом лопатник раскрыл и два червонца кинул на прилавок, сдачи, мол, не надо. Хо-о-рош гусь! Завтра в полдень заказ иду забирать…»
Шумилов аж даже подскочил на кровати. С минуту он обдумывал сновидение, а затем, заведя будильник на восемь часов утра, опять опустил голову на подушку. И только теперь успокоенно заснул.
Встал он на удивление свежим и бодрым. Впрочем, так часто бывает при недосыпе. За завтраком поинтересовался у госпожи Раухвельд, где находится магазин Брюно, торгующий модными дамскими аксессуарами. Домовладелица не знала. Это Шумилова не очень-то смутило: он был уверен, что Сонька-Гусар, поскольку постоянно появляется в «Пассаже», привязана к центру города, стало быть, живёт, работает и по магазинам ходит примерно в одном районе. Там, в центре, возле «Гостиного двора» и «Пассажа», стало быть, и надо искать магазин Брюно.
Шумилов не сомневался, что Сонька-Гусар явится забрать оплаченный заказ. Женщины её круга, несмотря на присущую многим из них изворотливость и хитрость, в силу специфических черт личности чрезвычайно жадны и корыстолюбивы. Полиции всех стран мира, кстати, пользуются этими чертами проституток, вербуя в их среде самых беззастенчивых и циничных осведомителей. Даже рискуя собственной головой, Сонька отправится за шляпкой ценою в два червонца; человек рассудочный ещё бы задумался над тем, а стоит ли так рисковать? для проститутки же такого вопроса просто не существовало.