— Прокуратура Санкт-Петербургского судебного округа… — предположил Шумилов.
— Слишком длинно.
— Военное министерство…
— Слишком коротко. Второе слово вроде как «народный»… точно не помню, но вот так мне сейчас кажется, — словно бы извиняясь, пробормотала Сонька.
— Министерство народного просвещения.
— Да, наверное, — задумчиво кивнула девица, — три слова в две строки набранные. Похоже, именно на это.
— Вот что, Сонечка, давайте-ка завтра прогуляемся с вами по Фонтанке вдоль Министерства народного просвещения, эдак, с восьми часов утра до десяти, — предложил Шумилов.
— Да вы шутите, верно! — изумилась Сонька-Гусар. — Я в восемь ещё сплю!
— Я не шучу, голубушка, — строго сказал Алексей Иванович, — так что придётся встать до восьми! В восемь мы уже должны быть перед фасадом министерства. Оденьте самое неприметное платье, самое позорное пальтецо, — одним словом, прикиньтесь жалкой серой мышкой, дабы пресловутый Максим вас часом не опознал.
— Чёрт побери! — Сонька с досады аж сплюнула себе под ноги; выглядело это на редкость вульгарно и отталкивающе. — Вспомнила на свою голову!
— Дура ты, Сонька! — в свою очередь, раздражаясь, тут же парировал Шумилов. — Ты молиться должна на то, чтобы мы завтра отыскали этого субчика! Тебя это от каторги спасёт, а ты, дурища, по глупости своей чёрта всуе вспоминаешь!
12
Утром шестнадцатого августа Алексей Шумилов был вынужден проснуться ранее обыкновенного. Ему требовалось изменить внешность для того, чтобы в случае встречи с псевдо-Максимом тот не смог составить верное представление о настоящем облике своего противника. Позавтракав на скорую руку, Алексей Иванович засел за грим, точно настоящий трагический актёр. Он решил придать себе облик провинциального дворянина; обычно таковые никогда не вызывали в свой адрес особых подозрений, поскольку производили впечатление людей слегка растерянных и бестолковых. Разумеется, это вовсе не означало, что провинциалы были глупы какой-то особой глупостью, просто столичные жители, в силу стереотипа общественного сознания, снисходительно воспринимали их этакими растяпами и безобидными рохлями. А именно таким человеком Шумилов и хотел предстать перед возможным преступником в случае неожиданной встречи.
Он наклеил бородку клинышком, добавил усы и бачки, волосы расчесал на пробор. Чтобы состарить кожу, присыпал лицо серой пудрой с графитом; мимические морщины на лбу и вокруг глаз сразу рельефно выступили, прибавив возрасту Шумилова лет десять, не менее. Обрядился Алексей Иванович в самую старую одежду, какую смог отыскать. Осмотрев себя в зеркало, счёл получившийся облик потасканного жизнью провинциала вполне отвечающим стоявшей перед ним задаче.
Перед выходом из дома Шумилов положил в карман визитные карточки убитого в «Знаменской» Кузнецова. Решение взять их с собою было спонтанным и иррациональным, вне всякой логики, просто Алексей почему-то подумал, что может сложиться ситуация, когда эти карточки лучше будет иметь под рукой. В карман плаща положил кастет, как всегда под левую руку; драться он сегодня вовсе не собирался, но если Бог даст, и ему посчастливится встретить убийцу, лучше быть с кастетом, чем без оного. Во всяком случае, этому учил его опыт.
Взял он в руки и револьвер, но, подумав, отложил его. Никого сегодня задерживать Шумилов не собирался прежде всего потому, что не имел на это права. Необходимо просто отыскать мужчину, предложившего Соньке-Гусару устроить ловушку Кузнецову, только и всего. Если же Алексею придётся стрелять, то сие будет означать лишь то, что поставленную задачу он постыдно провалил. И наличие пистолета всё равно не избавит его от конфуза, а лишь усугубит его.
Шумилову не пришлось долго дожидаться Соньки: к моменту его прихода девица уже полностью собралась. Чёрное платье, тёмно-коричневое, не по сезону, пальто и чёрная бархатная шляпка с крепом придавали ей вид женщины в трауре; чёрный парик с вплетёнными чёрными же лентами только усиливал это впечатление. В целом же, Соньке удалось очень сильно изменить внешность, хотя Шумилова всё же очень беспокоил её рост: как ни крути, а из-за него госпожа Карьянова была всё же весьма приметна.
Едва только Алексей Иванович позвонил в квартиру, Сонька выпорхнула ему навстречу, словно ждала за дверью. Они пешком двинулись к зданию Министерства народного просвещения, расположенного на Фонтанке, возле Чернышова моста, обсуждая порядок их действий и условные знаки, которые надлежало подавать при том или ином развитии событий. Шумилов допускал, что время от времени им придётся расходиться и дефилировать вдоль фасада громадного здания поодиночке, поэтому он постарался дать Соньке исчерпывающие инструкции.
— Вам ни в коем случае нельзя встречаться со своим старым знакомцем взглядами, — втолковывал ей Шумилов. — Из всех деталей лица человек лучше всего помнит именно взгляд. Если полицейский филёр встретится глазами с объектом слежки, он обязан об этом доложить начальнику, который отстранит его от наблюдения за этим человеком. Поэтому, если вам покажется, будто вы увидели нужного нам псевдо-Максима во время ходьбы, опустите взгляд себе под ноги; если в это время вы сидите на лавке — достаньте пилку для ногтей и займитесь маникюром… Одним словом, делайте что угодно, только не обращайте на него внимание.
— Но при этом я должна подать вам соответствующий сигнал: достать из кармана носовой платок и протереть им рукоять зонта, — вставила Сонька, давая понять, что она прекрасно усвоила требования Шумилова.
— Именно так. Кроме того, Софья Аркадьевна, вас может выдать рост, который заметно выше среднего для современных женщин. Поэтому, если вы сидите на скамейке, то оставайтесь сидеть, пока интересующий нас мужчина не пройдёт. Если же вы идёте, то нагнитесь, будто рассматриваете запачканный подол платья; уроните зонт, а затем, подняв его, сделайте вид, будто проверяете исправность механизма, начните открывать и закрывать его, крутить по-всякому и так далее. Зонт, как я вижу, у вас большой, так что в раскрытом виде, он сможет помешать верно оценить ваш рост.
— Послушайте, а вы не думаете, что он, признав, может напасть на меня? — не без тревоги в голосе поинтересовалась Сонька-Гусар. — Вы способны меня защитить?
— Вот этого вам вообще бояться не надо. В людном месте он ни при каких обстоятельствах на вас не нападёт. Для него это равносильно тому, чтобы явиться в полицию и написать на самого себя донос, понимаете? — постарался успокоить девицу Шумилов. — Но при этом вы должны понимать, что в случае если он вас узнает, ваше будущее окажется под серьёзной угрозой. Его самая большая ошибка в этом деле — уж извините за прямоту! — заключается в том, что он оставил вас живою. И эту ошибку он постарается исправить. Поэтому, я боюсь…
— Чего вы боитесь?
— Того, что в случае вашего опознания мне придётся отдать вас полиции.
— Чего же тут страшного? — удивилась Сонька. — Я же вам объяснила, что никого не убивала, и совесть моя чиста. То же самое я объясню и сыщикам!
— Софья, иногда вы кажетесь очень разумной и толковой девицей, а иногда… Вы до сих пор так и не поняли, сколь серьёзно влипли в это дело, и сколь опасно будет ваше положение без юридически корректного изобличения убийцы. Во-первых, именно вы, Софья, организовали ловушку в гостинице «Знаменская». Вы и никто другой! Это не «Максим» договаривался с Хлоповым, а вы! Во-вторых, именно вы заманили Кузнецова в гостиницу, другими словами, привели жертву в вами подстроенную ловушку! В-третьих, именно из ваших рук Кузнецов получил вино со снотворным, сыгравшим, без преувеличения, роковую для него роль. В-четвёртых, именно вы оставили его беззащитным, покинув спящего человека в фактически открытом номере. В-пятых, узнав об убийстве в гостинице, вы не сообщили Сыскной полиции всех известных вам сведений, связанных с этим делом. Да, вы можете отговариваться неведением, непониманием истинных намерений «Максима», да только это не спасёт вас от каторги. Во всяком случае, будьте уверены, как только вы попадёте в руки полиции, вас тут же упрячут в арестный дом, никто вам не позволит до суда остаться на свободе.
Сонька повесила нос. Но ненадолго. Плохое настроение не уживалось с душевной бодростью этого здорового, крепкого тела. «Я помолюсь, чтоб мы поймали Максима», — решила скоро Сонька, и мысль о молитве тут же вернула ей хорошее расположение духа. Уже через десяток минут она, как ни в чём ни бывало, щебетала на отвлечённые темы, связанные по преимуществу с внешностью попадавшихся навстречу людей. Шумилов этому был даже рад, поскольку присутствие рядом мрачного и раздражённого человека было способно хоть кому испортить настроение.
В самом начале девятого часа утра Алексей Иванович и Софья Аркадьевна уже оказались на месте. Шумилов с запасом подобрал время, чтобы иметь возможность видеть всех чиновников, являвшихся на работу в Министерство. Сложность задачи заключалась в том, что ко входу в здание можно было подойти с противоположных сторон или же подъехать прямо к подъезду в экипаже. Алексей выбрал, как ему казалось, оптимальную позицию для наблюдения, прогуливаясь под ручку с Сонькой вдоль Фонтанки и не приближаясь непосредственно к интересовавшему его зданию.
День выдался на удивление погожим, что казалось нехарактерным для этого холодного лета. Солнце весело блестело в водах Фонтанки и оконных стёклах и к половине девятого утра уже стало припекать. Сонька пыхтела в своём тёмном пальто, осуждающе поглядывала на Шумилова, но покуда помалкивала.
После половины девятого в министерство народного просвещения постепенно потянулись служащие. Сначала молодые, стоявшие в самом низу чиновной иерархии; они спешили со стороны Невского проспекта, очевидно, с ближайшей остановки конной железной дороги. Чиновники рангом повыше подъезжали в экипажах. Их основной поток миновал до девяти часов. В начале десятого лишь отдельные служащие ещё заходили в здание Министервства, видимо, те, кто уже безнадежно опоздал, либо те, кому вовсе не надо было спешить в силу каких-то особенных причин.