Ромилли видела выражение лица Фила за завтраком – озабоченность с оттенком враждебности. Он не может понять, почему ей просто не выбросить все это из головы. Но что бы там ни говорил Адам, она по-прежнему верит, что эти события взаимосвязаны. Слишком уж большое совпадение, чтобы не быть правдой.
Ромилли знает, что может сказать Фил: «Лучше держись от всего этого подальше». Но она не может – по причинам, которых ему никогда не понять.
Он ушел на работу, целомудренно чмокнув ее в щеку. Ей хотелось броситься вдогонку, извиниться, но за что тут извиняться? За то, что пообщалась со своим бывшим мужем? Влезла в дело, не имеющее к ней никакого отношения? Он должен доверять ей, думает Ромилли, вызывая в себе волну праведного гнева, хотя в глубине души понимает, что дело вовсе не в этом. Он беспокоится за нее, вот и всё.
Но она не может останавливаться. И не станет.
Что-то притягивает ее к себе. Что-то, от чего в горле появляется кислый привкус. Что-то, что, как она знает, вредно для нее, но она все равно продолжает это употреблять. Как дешевое белое вино. Как жирный кебаб на ночь глядя.
Как чувство вины из давно минувших времен.
Даже целиком погрузившись во все эти свои размышления, Ромилли слышит стук крышки почтового ящика, в который опускается почта. Это хороший способ отвлечься, и она идет в прихожую, чтобы забрать ее. Все как обычно: каталоги одежных компаний, которыми она годами не пользовалась, счета, требующие оплаты… И еще один белый конверт.
Она вертит его в руке, и ощущение медленного погружения во что-то вязкое пробирается от живота к самым кончикам пальцев. На лицевой стороне черными заглавными буквами написаны ее имя и адрес. Почерк она не узнает, но штамп в правом верхнем углу распознается безошибочно: «Тюрьма Ее Величества Белмарш».
Руки у нее начинают дрожать. Она кладет конверт на стол, но, не в силах отвести от него глаз, опять берет в руки. Несмотря на то что это всего лишь бумага и клей, на ощупь он горячий. Словно заряженный чем-то не от мира сего.
Фил посоветовал бы ей подождать, пока он не вернется домой, чтобы открыть его вместе. Адам велел бы разорвать это письмо на мелкие клочки – вечно предпочитающий избегать и уклоняться.
Но Ромилли не может этого сделать. Что сказала бы доктор Джонс? «Теперь уже не в его власти причинить вам хоть какой-то вред».
Дрожащими пальцами она вскрывает конверт. Внутри – два маленьких листка бумаги. Первый – газетная вырезка, и Ром узнает ее. Новость с первой полосы «Сан», освещающей убийства единственным известным ей способом – сенсационно-раздутым. Хотя не то чтобы им пришлось особо сильно стараться, учитывая подобное событие. На первой фотографии изображена свалка во всем ее разгроме и убожестве, криминалисты в белых костюмах занимаются своей работой. Главное отличие от прочих фотографий с мест преступлений – это сразу пять отдельных оцеплений, пять одинаковых синих пластиковых шатров. Но вторая использованная в газете фотография удивляет ее. Снимок явно сделан у входа в отдел полиции – на нем Адам, о чем-то беседующий с Джейми. Подпись: «Ведущий дело старший детектив-инспектор Адам Бишоп и один из его коллег». Вырезана газетная статья очень аккуратно. Ровные, прямые края.
При виде второго листка бумаги у нее едва не останавливается сердце.
Грудь сжимается. Ромилли не может дышать. Она падает на колени на пол в прихожей, все еще сжимая записку в руке. Это лист хрустящей белой писчей бумаги, плотной и дорогой. С посланием, написанным авторучкой, черными чернилами – почерком столь же знакомым ей, как ее собственный.
Пять слов, из-за которых зрение туманят слезы. Которые останавливают все ее мысли, оставляя ее враз ослабевшей и задыхающейся.
«Тебе нужно поговорить со мной», – говорится в записке.
Глава 22
На сей раз Адам сворачивается чуть пораньше – в девять вечера. Энергия в штабной комнате заметно рассеялась – слишком многого приходится ждать. Результат вскрытия готов, но нужно дождаться экспертизы обнаруженных на теле волокон. И с этим сраным отпечатком пальца возятся уже не пойми сколько… Ни одной хорошей зацепки, за которую можно было бы ухватиться; всем уже пора отдохнуть. Адам знает, что, если выплывет что-то важное, Мэгги Кларк сразу позвонит ему из лаборатории.
Он кричит над рядами письменных столов:
– Всё, заканчивайте то, чем сейчас занимаетесь, и расходитесь по домам! Повидайтесь с женами, мужьями и детишками. А кто не хочет домой, айда со мной в паб!
Раздаются радостные возгласы. Накидываются пальто и куртки. Как и предполагалось, обладатели жен и детей спешат поскорей убраться, пока Адам не передумал. Джейми стоит у своего стола и ждет.
– Почему не мчишься к своей красавице жене, молодожен? – спрашивает Адам.
– У нее сегодня девичник.
– Значит, придется сделать вид, будто ты все еще молод и свободен, и провести вечерок со мной?
– Вот именно.
Адам смеется.
– Тогда по коням! – кричит он. – Первый заказ – с меня[12].
Первый заказ превращается во второй и в третий. Заказывается еда – пицца, чипсы, бургеры… Нездоровая кабацкая закусь под пивко. К одиннадцати остается лишь небольшая кучка самых упорных, включая нового детектива-констебля Элли Куинн. Она явно пьяна – Адам делает себе мысленную пометку в следующий раз уговорить ее ограничиться чем-нибудь безалкогольным.
И не она единственная. Джейми, который убрал уже несколько пинт, полуприсел на столик рядом с Адамом – голова у него едва держится прямо, глаза полузакрыты.
– Она рассказала про тебя Пиппе, – произносит он, проглатывая отдельные слоги. – И в этом все равно что-то есть.
– Если и рассказала, то лишь потому, что ей нравится изводить меня.
– М-может быть, – невнятно произносит Джейми. – Или она все еще любит тебя.
– Сильно в этом сомневаюсь, старина, – говорит Адам, блуждая взглядом по пабу. Остальные детективы ведут себя шумно, в их голосах звучит веселье. Адаму уже приходилось такое видеть – эту тоненькую оболочку нормальности, скрывающую ужас убийств, с которым им приходится иметь дело.
– И когда же ты наконец сподобишься получить детектива-инспектора, Джейми? – спрашивает он, меняя тему. – Простенький экзамен, пара собеседований… Опыта тебе не занимать, так что никаких проблем.
– И оставить тебя? – отзывается тот. – Ты без меня не справишься.
– Верно. Но я постараюсь. – Адам больше, чем следовало бы, зависит от своего лучшего помощника, и это беспокоит его уже и само по себе. Эта необходимость на кого-то опереться, довериться кому-то еще. Он от души хлопает своего друга по спине. – Хотя будет где развернуться, если ты наконец сольешься, это уж точно.
Джейми смеется.
– А теперь, – продолжает Адам, – двигай-ка до дому. И малость протрезвей, пока твоя прелестная новоиспеченная женушка не осознала свою ошибку.
Джейми одним махом допивает последние несколько глотков пива, тяжело ставит стакан на стол и, пошатываясь, выходит из паба, даже не обернувшись на прощание.
Адам тоже прикладывается к своей кружке, глядя ему вслед, и в голове у него мимолетно вспыхивает искорка зависти. Ну и везунчик этот Джейми! Молодая жена, перспектива повышения на горизонте… А может, и дети, полноценная семья. Все, чего Джейми заслуживает. Поскольку тогда в воскресенье Адам ничуть не покривил душой. Джейми – хороший парень. Верный, уравновешенный, надежный. Характеристики, которые Адам никогда не применил бы к самому себе. Бросив взгляд на остальных, он направляется прямиком к барной стойке. Еще пива – а может, даже рюмку-другую. Все что угодно, лишь бы погасить приступ неуверенности в себе, угрожающе притаившийся где-то в самом уголке сознания.
Время летит, и паб закрывается. Куинн усаживают в такси и отправляют домой. Самые стойкие направляются в какой-то паб с ночной лицензией; Адам чувствует возможность ускользнуть. Он не хочет, чтобы коллеги сопровождали его к месту его следующей остановки. Он пьян, нетвердо стоит на ногах; алкоголь лишь усилил его неуверенность, а не притушил ее. Адам идет по главной улице, ступая давно уже протоптанной дорожкой. Ему нужно отвлечься – вытеснить все эти мысли о Ромилли и своем погибшем браке из головы. И если он этого хочет, то этот бар – место ничуть не хуже любых остальных.
Кивнув вышибале у двери, Адам быстро входит внутрь и направляется к источнику алкоголя, где его сразу же обслуживают. Рюмку он опрокидывает прямо у стойки и отходит, прихватив с собой бутылку пива.
Лишь немногие понимают, что он тут нашел, но для Адама все просто. Близость к алкоголю, громкая музыка, способная заглушить тоскливые мысли… Выпивая в одиночестве дома, Адам ощущает себя слезливым и жалким, в то время как здесь он, по крайней мере, в человеческом обществе, среди схоже мыслящих людей. Людей, которым он недостаточно интересен, чтобы его судить. В компании без всяких обязательств – они ничего от него не требуют, слишком озабоченные собственными проблемами.
С безопасного расстояния Адам наблюдает за толпой. Во вторник вечером здесь собирается совсем другая публика. Помоложе. В основном студенты – судя по плакату на стене, рекламирующему дешевые напитки по действующему студбилету НСС[13]. Люди, у которых меньше обязанностей и еще меньше причин рано вставать по утрам.
Но даже Адам понимает, что время позднее. Проверяет сообщения на своем телефоне: из лаборатории по-прежнему ничего. Мобильный берет здесь не лучшим образом, столбик приема на экране скачет вверх-вниз. Но связь есть. Всё пучком. Еще стаканчик, и он уйдет. Однако, когда Адам допивает последние капли из своей бутылки, к нему бочком подходит какая-то женщина с высоким бокалом в руке.
– Ты тут один? – спрашивает она, нежно касаясь его руки.
Такое редко, но случается – подходцы женщин, неспособных устоять перед задумчивым незнакомцем в тени. Он м