У тебя есть назначение, Пиппа Хокстон.
Она все еще скулит из-под кляпа, поэтому я оттягиваю один угол ленты и снимаю ее. Она сразу же делает судорожный вдох, а через миг начинает кричать. Это долгий, пронзительный вопль, который забирает у нее всю энергию, заставляя напрячься всем телом. Она опять судорожно набирает воздуху в легкие и начинает по новой, взгляд ее мечется по комнате.
Я бесстрастно наблюдаю за ней, скрестив руки на груди.
Вскоре ее крики стихают, переходя в рыдания; сопли и слезы стекают у нее по лицу. Я протягиваю палец и медленно вытираю ей щеку. Она замирает, дрожа и следя за мной своими большими голубыми глазами.
– Сожалею, – говорю я. И это и вправду так. Любая попытка сбежать тщетна, сопротивление бессмысленно.
– Пожалуйста, отпустите меня, – отвечает она. – Чего вы от меня хотите? Я сделаю все что угодно! Я могу достать деньги. Чего вы хотите?
– Я хочу тебя, – отвечаю я.
Она моргает. Опять напрягает руки и ноги. Я смотрю, как путы глубоко врезаются в ее плоть.
– Хочешь пить? – спрашиваю я.
Она медленно кивает. На сей раз предыдущий опыт учтен. И если я хочу подольше сохранять ей жизнь, нужно поберечь ее от обезвоживания. Не жалеть воды, а может, даже еды.
Отхожу от нее и иду в конец комнаты, где у меня приготовлены сэндвич и бутылка воды. Едва поворачиваюсь спиной, как слышу неистовое движение – оборачиваюсь и вижу, как она пытается раскачать деревянное кресло, опрокинуть его, освободиться.
Беру воду и возвращаюсь. Пару секунд наблюдаю за ее попытками, но тут на меня резко накатывает ярость. Протягиваю руку, хватаю ее за волосы и дергаю.
Она ахает, задрав голову. Смотрит на меня снизу вверх, моргая и всхлипывая.
– Хватит уже, – шепчу я сквозь стиснутые зубы прямо ей в ухо. – Только попробуй еще что-нибудь такое отмочить, и все быстро станет еще хуже.
Я умолкаю. Она не двигается.
– Услышала меня?
– Да, – шепчет она, и я отпускаю ей голову. Выпрямляется на стуле, и я предлагаю ей воды. Вижу, как она жадно облизывает губы в предвкушении.
– Хочешь? – спрашиваю я, отвинчивая крышечку.
– Да, – говорит она. – Да, пожалуйста!
– Так-то лучше… – Улыбаюсь и подношу бутылку ей ко рту, наклонив ее так, чтобы вода полилась из горлышка. Она жадно глотает. Повторяю это еще один раз, потом еще, затем ставлю бутылку на место.
– Пока этого хватит. Мы же не хотим больше всяких неприятных происшествий, так ведь?
Она уже описалась от испуга, от страха, но я не обращаю на это внимания. Это часть процесса. Кривая обучения. Я все сделаю правильно. Иначе никак.
Подхожу к столу в дальнем конце комнаты; она провожает меня взглядом. Собираю приготовленные там принадлежности.
Она снова начинает что-то бормотать.
– Нет, пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня, пожалуйста, пожалуйста!
Это меня отвлекает, поэтому я отрываю еще один кусок строительного скотча и возвращаюсь. Хватаю ее за голову и опять залепляю ей рот. Она тяжело дышит через нос, содрогаясь всем телом.
Кладу принадлежности на маленький поднос из нержавеющей стали и несу его к ней. Ее взгляд сразу же останавливается на одной вещи, которую она еще в моих руках не видела. Это игла. Длинная, сверкающая. Безупречная.
Вынимаю ее из стерильной упаковки, осторожно удерживая в пальцах, как учили. Она беспомощно ерзает на стуле, скрючив пальцы, напрягаясь, и это лишь облегчает мне дело, ускоряя кровоток. Пошел выброс адреналина – «бей или беги», – и вены на внутренней стороне предплечья у нее вздуваются. Кладу одну руку ей на плечо, удерживая ее неподвижно.
Все готово, в том числе и я.
Подношу острие иглы к ее чистой гладкой коже и вжимаю внутрь.
Глава 25
Адам никогда еще не испытывал подобного давления. Череп как в тисках, желудок все время конвульсивно сокращается. Он видит, как в дверях появляется Марш, который смотрит на суету в штабной комнате, но ничего не спрашивает. Адам знает, что он еще вернется, и благодарен за отсрочку.
А еще он знает, какой вопрос сейчас наверняка вертится в голове у Марша: «Стоит ли тебе работать над этим делом?» Он и сам уже неоднократно задавал себе тот же самый вопрос. С фигурантами дела его связывают личные отношения. Джейми – его самый близкий друг, Пиппа – лучшая подруга его бывшей жены. Но еще Адам хорошо сознает: единственное, что держит Джейми на плаву, – это знание того, что именно он ведет это дело. Что он не остановится, пока они не найдут ее.
Живой или мертвой.
Адам делает небольшой перерыв и трет глаза. Он не спит уже больше суток – поспать ночью так и не удалось.
– Вы в порядке, босс?
– Э-э, что?
Рядом с ним стоит Элли Куинн, ожидая ответа.
Он вспоминает, в каком состоянии она была прошлой ночью, видит следы похмелья у нее на лице.
– У нас есть записи с камер наблюдения вроде как с тем самым фургоном, и… – начинает она.
Не дожидаясь, пока она договорит, Адам спешит к ее компьютеру и садится перед экраном.
Они буквально перегружены данными. У них есть записи с сотен дорожных камер по всему городу, а также результаты поиска по базам учета транспортных средств и НПК касательно всех фургонов и микроавтобусов «Фольксваген» темного цвета. Но, похоже, анализ записей наконец принес свои плоды.
– Мы начали с места жительства потерпевшей и постепенно расширили поиск по окрестным районам, исходя из того, что похищение произошло между двадцатью двумя ноль-ноль, когда она отправила эсэмэску, что едет домой, и двадцатью тремя тридцатью, когда туда вернулся детектив-сержант Хокстон.
Адам нетерпеливо кивает.
– И обнаружили этот фургон, едущий в южном направлении.
Адам, подперев подбородок рукой, не сводит глаз с изображения на экране. Наконец в кадр попадает темный фургон «Фольксваген» – быстро проскочив по нему справа налево, он тут же исчезает.
– А вот еще он же, на шоссе А – тридцать три.
– И это точно тот же самый автомобиль?
Куинн тонким пальцем указывает на экран.
– Видите? Верхняя часть бокового зеркала заднего вида с водительской стороны имеет характерные повреждения. Но номеров нет.
Адам вскидывает голову.
– Нигде?
– Нет. Мы перепробовали несколько ракурсов, но номера не читаются. Может, грязные. И мы теряем его вот здесь, сразу за кольцевой развязкой в Клифтоне.
Вид у нее искренне расстроенный. Адам успокаивающе кладет руку ей на плечо. Он удивлен, но доволен тем, как быстро она вошла в курс дела и освоилась в отделе особо тяжких преступлений.
– Хорошо, Куинн, – говорит он. – Продолжайте в том же духе.
Встает из-за ее стола и подходит к белой доске. На самом верху – строка цифр, начинающаяся с шестнадцати, под каждой из которых указаны имена жертв.
Теперь все первые пять тел окончательно опознаны. Номер шестнадцать – Патрисия Салливан. Сорока шести лет, работала в службе опеки и попечительства. Номер пятнадцать – Люк Хеллер, который просто не может быть еще более непохожим на нее. Редкостный говнюк. Многократные аресты за хранение наркотиков с целью сбыта, но всегда класса «Б»[14], и объема никогда не хватало, чтобы посадить его всерьез и надолго.
Есть информация, с которой можно работать – время смерти, причина смерти, – и их представления о жертвах начинают понемногу обретать очертания. Но никаких связей не прослеживается. Жертвы – просто-таки сборная солянка: обычные преступники вперемешку с добропорядочными государственными служащими. Адам хмурится и кладет обе руки себе на макушку, уставившись на черные буквы.
Росс прислал заключение по вскрытию Уэйна Оксфорда, ничем не отличающееся от его первоначальной оценки. Насчет средства, разжижающего кровь, он тоже оказался прав – в организме Оксфорда было обнаружено огромное количество гепарина. А вот по отпечатку пальца пока ничего, несмотря на все понукания Адама.
Пиппа тоже среди прочих – ее фотография улыбается с верхней части доски. Но номер ей не присвоен, и он рад этому. Она не мертва. Она не жертва.
Пока что.
Эти два слова так и вертятся у него на языке.
Под фото – скудные подробности того, что удалось на данный момент выяснить. «Фургон или микроавтобус «Фольксваген Транспортер», черный (темный?); светло-голубые брюки, мешковатые».
Адам вспоминает, как их описывал тот торчок, и рядом приписывает: «Пижама?»
Может, и в самом деле пижамные? В конце концов, время было позднее, чуть ли не середина ночи… Хотя кто стал бы расхаживать в пижаме вне дома? Какой-нибудь психбольной, сбежавший из больницы?.. Адам вздыхает. Нет, это просто нелепо.
Он переключает внимание на другую доску – ту, которую аналитики использовали для мозгового штурма, пытаясь докопаться до смысла числа «двадцать».
Сумма первых чисел Фибоначчи; проническое число; тетраэдрическое число… Множество математических терминов, о которых Адам даже и не слышал. Порядковый номер кальция в таблице Менделеева, третье магическое число в ядерной физике – что бы это там ни значило… Зрение «двадцать на двадцать»[15], количество секторов на доске для игры в дартс… Название мобильного приложения – какой-то дурацкой игры. Одного из альбомов группы «Пёрл джем». Книг, магазинов, фильмов…
Случайные каракули, мысли и ассоциации… Записано на случай, если вдруг обнаружится какая-то связь. Но ничто не имеет смысла. И толку пока что ноль.
Ноль, ноль, ноль…
Адам окончательно измотан, глаза закрываются сами собой. Он чувствует, что слегка покачивается. Заходит в свой кабинет и закрывает дверь. Он позволит себе на секундочку опустить голову. Всего лишь на секундочку. А потом пойдет и выпьет кофе.