Просыпается Адам от звука голосов. Какая-то женщина зовет его по имени. Дверь в его кабинет открывается.
Кое-как выпутавшись из паутины сна, Бишоп поднимает голову, пытается сфокусировать взгляд. Перед ним стоит Ромилли.
– Почему ты мне ничего не сказал? – кричит она. – Предоставил мне узнать обо всем из этих сраных новостей? – Ненадолго умолкает, дожидаясь, пока до него дойдет, в какой она ярости. – Почему ты не сказал мне, что Пиппа пропала?
Адам проводит руками по лицу, чувствуя стыд. Вот же блин… И вправду надо было это сделать.
– Вообще-то я был очень занят, Милли, – отвечает он, поспешно приводя себя в чувство и выпрямляясь в кресле.
– Да ты… Да ты…
В легких у Ромилли кончается воздух, и она опускается в кресло напротив него, подперев голову руками. Потом поднимает глаза – он видит, что его бывшая жена едва сдерживает слезы.
– Что случилось? Это тот же самый тип? – спрашивает она хриплым голосом.
– Да, мы так думаем. И у нас есть пара зацепок. – Адам делает паузу. – Прости. Я должен был тебе позвонить. Но полностью сосредоточился на расследовании. На том, как вернуть ее домой.
Ромилли секунду молча сидит, уставившись в пол. С ней творится что-то еще – он просто-таки в этом уверен. И это не просто гнев или беспокойство за Пиппу. Это еще одна эмоция, которую он слишком уж часто видел в ней в прошлом. Страх.
– Что-то случилось, Милли? – спрашивает он и ждет.
Наконец она медленно лезет в карман и достает какой-то конверт. Руки у нее дрожат, когда Ромилли кладет его на стол перед ним.
– Я получила это вчера, – говорит она.
На Адама накатывает плохое предчувствие. Он достает из конверта газетную вырезку, затем разворачивает записку. Читает ее. «Тебе нужно поговорить со мной».
Поднимает глаза на Ромилли. Лицо у нее смертельно бледное.
– Ты уже? – спрашивает он. – Уже поговорила с ним?
Она качает головой.
– А надо, Адам? – Голос у нее звучит еле слышно, глаза опущены в пол. Он знает, насколько тяжело ей даже просто думать об этом.
– Нет. Не надо. Тебе не следует этого делать. – Секунду он подумывает тронуть ее за руку, но одергивает себя. – Он просто пытается контролировать тебя. Опять. Почувствовал, что появилась возможность до тебя добраться, и использует это в своих интересах.
– А вдруг он что-то знает?
– Да ни черта он не знает! – твердо говорит Адам. Хотя внутренне не так уж в этом уверен. Вдруг она права и старик действительно как-то связан с этим делом? Но ходатайство о посещении его в тюрьме было отклонено. И они проверили тот дом – старое место преступления. Что еще тут можно сделать?
– Откуда он вообще узнал мой адрес? – спрашивает Ромилли. – Судебный ордер это запрещает.
– Должно быть, знает кого-то. Наверное, у него есть друзья. – Он чувствует, как в нем нарастает гнев. Этот гад все еще способен добраться до Ромилли, даже из своей наглухо запертой тюремной камеры! Адам испытывает желание хоть что-то сделать – защитить ее, уберечь от опасности. – Я сейчас попрошу кого-нибудь из моих детективов принять у тебя заявление. Оформить это должным образом. Как попытку домогательства.
Но она качает головой.
– Нет, нет, я сейчас спущусь к стойке дежурного и там все оформлю. Ничто не должно отвлекать вас, ребята, от поисков Пиппы. Это сейчас самое важное.
Ромилли быстро встает и забирает у Адама записку вместе с газетной вырезкой, прежде чем он успевает ее остановить. Развернувшись, быстро выходит из кабинета.
– Ромилли? – зовет он. – Милли?
Но она уже ушла.
Адам тоже встает, раздумывая, не пойти ли за ней. Не предложить ли помощь. Поддержку. Но это уже не его дело. Для такого у нее есть парень, с которым она встречается.
Его всегда восхищало то, как смело Ромилли смотрит в лицо своему прошлому – как будто совсем не боится его. Как ничто не способно остановить ее, несмотря на все произошедшее много лет назад. Это была одна из тех вещей, которые первым делом и привлекли его в ней – из-за которых он и полюбил ее. Породили чувства, которые так и не утихли, но были приглушены тревогами и сомнениями, годами, затмевающими их.
Ромилли права. Самое важное сейчас – это найти Пиппу, причем как можно быстрей. И это уж точно не они с Ромилли со своим неудавшимся браком. Но факт остается фактом: все эти кусочки ее, их совместной жизни прочно засели у него в мозгу, словно осколки шрапнели. И теперь его подсознание медленно, но верно выталкивает их на поверхность.
Адам вздыхает, затем возвращается в штабную комнату. Смотрит на доску: кто-то добавил к списку еще одну мысль. «Псалом 20 – псалом Давида».
Адам никогда не полагался ни на Бога, ни на Библию; религия мало что для него значила. Но сейчас он смотрит на слова, написанные на доске, на первые две строчки: «Да услышит тебя Господь в день печали, да защитит тебя имя Бога Иаковлева; да пошлет Он тебе помощь из святилища и с Сиона да поддержит тебя»[16].
И думает о Пиппе.
Глава 26
Возвращаясь к своей машине, Ромилли все еще дрожит. Она не поступила так, как обещала, – подача заявления означала бы необходимость объяснять, с чего все началось и что происходило потом, и… и… Нет, она не может сделать это прямо сейчас, просто не может!
Особенно после того, что случилось с Пиппой. Увиденное нынешним утром в местных новостях казалось чем-то сюрреалистическим. Вытащенным прямо из ее ночных кошмаров и перенесенным в реальную жизнь. Она пыталась дозвониться Адаму, но он так и не ответил.
Тут ей самой звонит Фил, отчего она вздрагивает. К ее большому удивлению, вчера вечером именно Фил посоветовал позвонить Адаму. «Он знает, что делать», – сказал он, впервые поверив в ее бывшего мужа.
– И что? – спрашивает сейчас Фил. – Что он сказал?
– Сказал никак не реагировать, – отвечает Ромилли.
– Ну что ж, тут все с ним полностью согласны.
Ромилли достает конверт из кармана и кладет его себе на колени. Сейчас тот уже смят и захватан, но действует на нее точно так же, как и в тот момент, когда она только вынула его из почтового ящика.
– Ром? – говорит Фил. – Разве это не так?
– Так, – бормочет она.
– Ты ведь не собираешься позвонить в тюрьму?
– Нет.
– Обещаешь? Ну же, Ром! Ты ведь знаешь, что из этого не выйдет ничего для тебя хорошего. Лучше позвони доктору Джонс еще разок, если надо. Но с ним не контачь.
Она представляет себе, как ее бойфренд стоит сейчас в своем кабинете на работе, опершись рукой о бедро, полностью уверенный в своих словах. Ромилли помнит, как Пиппа оценила его, когда они только познакомились. «Он такой собранный», – прошептала ее подруга, как будто здравомыслящий, логичный мужчина – это нечто совсем уж фантастическое. Эдакий единорог среди пони Нью-Фореста[17]. Особь, редко встречающаяся в дикой природе – и, что еще более необычно, желающая быть пойманной. Но вместо того, чтобы наслаждаться этим непоколебимым, осмысленным влиянием, Ромилли чувствует, что его совершенство лишь подчеркивает ее недостатки. Что сравнение лишь усиливает ее безумие.
– Мне уже пора, Фил, – говорит она. – Нужно проверить, как там Джейми.
Ромилли дает отбой, после чего подбирает с сиденья конверт и засовывает его обратно в карман. Так и тянет сжечь его, избавиться от него навсегда, но она знает, что никогда этого не сделает.
Он держит ее мертвой хваткой. Точно так же, как и всегда.
Глава 27
Отпечаток пальца наконец изучен. Адам отвлекается от разговора, когда в комнату входит Мэгги Кларк. После привычного белого комбинезона ее одежда кажется слишком уж яркой, кричащей, цветистой. Чуть ли не кислотные цвета и вызывающие принты, как будто она открыто восстает против догматизма и упорядоченности, которых требует ее работа.
– Скажи мне что-нибудь хорошее, – просит Адам. Гул голосов вокруг них стихает до шепота. Детективы по-прежнему работают не покладая рук, но все ждут новостей, хоть какой-нибудь твердой зацепки.
Мэгги хмурится.
– Прости, Адам, но ничем порадовать не могу. Ничего такого, с чем можно было бы работать.
– А что с домом Хокстона?
– То же самое. Ничего полезного. Хотя Росс подтвердил, что орудием убийства с большой степенью вероятности является та самая бутылка. Плюс кое-что выяснилось касательно волокон, оставшихся от веревки.
Мэгги протягивает Адаму единственный листок бумаги, и он быстро просматривает написанное, а она тем временем продолжает:
– Мы проанализировали состав – это лавсан.
– И что из этого следует? – подавленно спрашивает Адам, чувствуя разочарование. Отпечаток пальца мог привести их прямо к двери убийцы… К Пиппе.
– Это торговая марка[18], по названию фирмы-изобретателя. – Вид у нее извиняющийся. – Но это тебе особо не поможет. Мы не смогли определить, даже какой толщины была эта веревка. И хотя вполне можно предположить, что она была именно лавсановой, мы не можем сказать, откуда она могла взяться.
Адам еще раз просматривает отчет. Проводит пальцем по списку: «Скалолазание, такелаж, лодки, сети, веревочные лестницы…»
– Не забывай еще про киноиндустрию и театральное дело.
– Да мать твою, Мэгс! Ты просто все до кучи мне решила перечислить? – Он вздыхает, откладывая листок. – Ну а ДНК? Кровь, слюна? На собаке что-нибудь нашли?
– На собаке? – Она явно озадачена. – Я это проверю. На остальном мы ничего не нашли, хотя пока ждем, когда доктор Росс перешлет образцы с тела. Прости уж, Бишоп.
Мэгги кладет руку ему на плечо, позвякивая серебряными браслетами, и это прикосновение, пусть даже краткое, на миг придает ему уверенности. Но он не хочет поощрять что-либо между ними. «Нет уж, хватит», – думает Адам и отстраняется.
– Извини, что ничего получше не нашлось, – заканчивает Мэгги и тут же убегает.