Ромилли чувствует, как на нее накатывает волна отвращения, зародившаяся где-то в животе, отчего в голове словно срабатывает какой-то переключатель. Ей уже совсем тошно, когда гнев берет верх, и она нацеливает напрягшийся палец прямо в физиономию Фила.
– Хрена с два… ты будешь говорить мне… что делать! – кричит она, размеренно тыча в него пальцем в такт своим словам.
Толкнув его плечом, Ромилли уходит в свой кабинет на другом конце дома. Изо всех сил бабахает дверью – хлопок этот эхом отражается от стен. Потом неподвижно стоит, и по щекам у нее струятся яростные слезы.
Как он смеет? Как он смеет так командовать ею? Где-то в глубине души она понимает, что слишком остро реагирует, что Фил – это не ее отец, но все равно чувствует ярость и боль. Едва оставив тот дом, и отца, и всех этих мертвых женщин далеко позади, она твердо решила, что больше никогда такого не допустит. Чтобы ее контролировали.
Но дело не только в этом.
Ромилли понимает, что и сама далеко не идеальна. Знает, что у нее куда больше проблем, чем у какой-нибудь среднестатистической женщины, хотя почему-то всегда считала, что все равно достойна любви. Что кто-то может быть с ней, несмотря ни на что. Несмотря на ее прошлое. Несмотря на всю эту историю, которая преследует ее на каждом шагу.
Она думала, что такое выйдет с Адамом. Но он оттолкнул ее.
И одним-единственным замечанием Фил сделал то же самое. Выходит, есть условия – правила, прилагающиеся к его любви! Она должна делать то, что он говорит. Повиноваться ему. А она уже некогда поступала так – в детстве. И давно решила: больше никогда.
Где-то в глубине души Ромилли понимает: независимо от того, что она делает, независимо от того, что говорит, она всегда будет дочерью серийного убийцы. И из-за этого всегда будет оставаться одна.
Глава 34
Двое мужчин молча стоят лицом к белой доске. Адам бросает взгляд на своего начальника – лицо Марша совершенно неподвижно, выражение его невозможно прочесть. Затем тот поворачивается.
– И каковы твои дальнейшие планы, Бишоп? – спрашивает он.
– Мы можем исходить из предположения, что она все еще жива…
– А и вправду можем?
Марш произносит это совсем тихо, чтобы другие детективы в комнате ничего не услышали.
– Да, – отвечает Адам. – Да. Потому что в противном случае…
Он не хочет произносить это вслух. Потому что в противном случае этот гад будет по-прежнему оставаться неизвестно где, продолжая убивать. Потому что иначе Джейми никогда его не простит. Потому что в противном случае какой на хер смысл? Во всем этом…
– И ты думаешь, что Коул каким-то образом замешан? – продолжает спрашивать Марш. – Вообще-то есть различия. Для начала, на новых жертвах нет признаков сексуального насилия, хотя изнасилование было ключевой частью почерка Коула.
– В курсе, – отвечает Адам. – Но какое тут иначе объяснение?
– Расчетливый психопат вроде Коула, решивший воспользоваться ситуацией? Некий новый убийца, который откуда-то знает про цифры? Какой-нибудь одержимый последователь Доброго Доктора? Который воспользовался готовой комнатой для убийств, пустующей и ждущей своего часа? – Брови у Марша опущены, на лице ясно читается сомнение. – Это может быть что угодно из вышеперечисленного. Коул ведь вообще-то не сказал тебе, где сейчас Пиппа?
– Нет, но…
Марш лишь отмахивается от этого «но».
– Я подпишу ордер, не волнуйся. Будут тебе и журналы учета посещений, и записи с камер наблюдения из тюрьмы… Посмотришь и выяснишь, имелся ли у Коула какой-то способ общаться с кем-то со стороны. Просто не позволяй всему этому отвлекать тебя от других направлений расследования, Адам.
Тот кивает, опять поворачиваясь к доске. Что же он все-таки упускает из виду? Есть ли еще какой-нибудь путь, который он пока не исследовал?
Адам хочет спросить у Марша, как бы тот сам поступил на его месте. Прибегнуть к помощи старшего, более опытного детектива – его начальник далеко не новичок в расследовании убийств, не какая-нибудь кабинетная крыса, оказавшаяся на самом верху чисто по политическим причинам. Всю жизнь в отделе по особо тяжким, успешно распутал немало громких дел… Но Адам не может подобрать слова. Попросить совета означало бы признать свое поражение, а он хочет проявить себя. Доказать, что способен самостоятельно руководить расследованием.
Но прежде чем Бишоп успевает произнести хоть что-либо из этого вслух, как к ним подбегает Куинн.
– Босс, – выпаливает она, едва переводя дух. – Есть!
– Что есть?
– Тот парень. Наш преступник. С прошлой ночи. Попал-таки на запись!
Людские ресурсы теперь переброшены в этом направлении – все просматривают записи с камер, раскиданных по всему городу. Адам тоже смотрит на экран, прикрыв рот рукой. На фигуру, одетую во все черное. Голова опущена, лицо закрыто капюшоном… Неизвестный целенаправленно движется куда-то по тропинке, торопливо перебирая ногами.
– Подними голову, подними голову… – шепчет Адам, мечтая хоть мельком увидеть его лицо. Какую-нибудь особую примету. Отличительный знак. Что-то, что можно использовать, чтобы найти этого парня.
Но лицо на экране остается опущенным, и вскоре этот человек исчезает за пределами кадра.
Предвосхищая следующий вопрос Адама, Куинн переключает экраны на запись со следующей камеры в направлении движения подозреваемого. Индикатор времени на экране отсчитывает еще десять минут, но вот он появляется опять. На сей раз в кадре – уличные фонари. Витрины магазинов. Хоть Адам и знает, что преступник должен быть весь в крови, на записи это незаметно, поскольку на том темное худи – кровь наверняка впиталась в толстую материю.
– Изучите отражения в витринах магазинов – абсолютно все, что может дать нам рожу этого парня! Вот, вот – эти двое! – Адам тычет пальцем в экран, указывая на какую-то парочку. Идущие навстречу преступнику на секунду останавливают на нем взгляды – что-то в нем привлекло их внимание, – после чего прибавляют шаг и быстро пропадают из кадра. – Они видели его. Найдите их! Мне нужно описание, и я хочу его прямо сейчас! – кричит он остальным. – Следуйте за этим парнем. Если он сядет в машину, следите за ней. Только не упустите!
Штабная комната сейчас – настоящий сгусток энергии; ничто не способно так подстегнуть детективов, как мысль о том, что подозреваемый у них на прицеле.
У Адама звонит телефон. Это Джейми. Он мысленно берет себя в руки, затем уходит в свой кабинет и отвечает на звонок.
– Адам, пожалуйста… Говорят, что ты был в том доме.
Опять эти чертовы репортеры…
– Да. Да, так и есть. Но ее там не было, Джейми, сожалею.
– А до этого была?
– Да.
– Ты опоздал… – Простая констатация факта, тусклым голосом.
– Да. Но у нас есть пара хороших зацепок, Джейми. Мы уже напали на след.
На другом конце провода долгая пауза; Адам слышит тихие всхлипывания. Звуки, от которых разрывается сердце. Он стоит, прислушиваясь и стараясь не обращать внимания на гул голосов за дверью. Затем слышит громкое шмыганье носом, шорох салфеток, и в трубке опять всплывает голос Джейми.
– Я собираюсь домой, – тихо говорит он.
– Это совсем не обязательно. Можешь оставаться у меня столько, сколько нужно.
– Нет, нет… Сейчас поеду. Я думал, это будет ужасно, но вообще-то я просто хочу быть поближе к Пиппе. И если по-настоящему не могу, то хотя бы просто побуду там. Буду ждать, когда она снова войдет в дверь. Потому что ведь так и будет, Адам?
Бишоп глубоко вздыхает, выглядывая в штабную комнату, где сразу на нескольких компьютерах прокручиваются записи с камер – лица всего в нескольких дюймах от экранов.
– Так и будет, Джейми.
Закончив разговор, Адам выходит обратно.
– Ну что? – спрашивает он, и один из детективов показывает пальцем на монитор.
– Мы потеряли его, когда он заходил на парковку на Риджентс-стрит, но вскоре оттуда выехал «Фольксваген Транспортер».
– Есть номера?
– Нет, полностью скрыты. Но мы всё еще отслеживаем его.
Адам присаживается рядом с ним и наблюдает, как они следят за темным микроавтобусом. «Транспортер» удручающе часто пропадает с экрана, но сидящий за компьютером детектив-констебль сверяется с картой, выкрикиваются номера камер, и его опять находят.
Движется он быстро, не соблюдая скоростных ограничений. Они наблюдают, как микроавтобус проезжает через центр города, а затем покидает его, направляясь в сторону одного из пригородов. Адам знает этот район – сельская местность, поля… Настоящая глушь, скоро они его окончательно потеряют.
И действительно: вскоре «Фольксваген» оказывается за пределами охваченной системой видеонаблюдения зоны и исчезает. Они отчаянно бьются, переключаясь с камеры на камеру и меняя время съемки, но ничего не выходит.
– Придерживайтесь этого направления, – приказывает Адам. – Люди – рабы привычки, и если он уехал этой дорогой, то наверняка и вернется тем же маршрутом… – Он нацеливает палец на вторую группу. – Нашли что-нибудь поблизости от старого дома Коула?
– Там поблизости нет камер, босс.
– Ладно, пошарьте по окрестностям! – кричит он. – Как хотите, но найдите мне этот долбаный «Транспортер»!
Они медленно прокручивают запись с дорожной развязки, внимательно изучая каждую из проезжающих по ней машин. Утренние кадры понемногу светлеют, когда в них проникает дневной свет, тени становятся все короче. Но по-прежнему ничего. Часы и минуты на полоске в нижней части экрана удручающе приближаются к текущему времени. Должно быть, преступник воспользовался другим маршрутом, выбрался другим путем. Но от другого экрана вдруг слышится крик: «Есть!»
– Давай за ним! – рявкает Адам, после чего сверяется с картой. Это одна из дорог, ведущих от дома Коула. Время подходит: прямо перед их приездом туда. Пиппа наверняка в этом микроавтобусе. Они разминулись всего на пятнадцать минут.
Адам подается вперед, упершись локтями в колени. Детективы, не задействованные на просмотре записей, подходят и тоже смотрят – их любопытство слишком сильно, чтобы сосредоточиться на собственных заданиях.