Ладно, флигель был и вправду звукоизолирован. Но насколько хорошо? В действительности? И она никогда не выходила в сад, чтобы посмотреть, чем занимается ее отец? Никогда не слышала криков и мольб о помощи? Неужели ни разу не заметила, как ее отец тащит кого-то из своих жертв через сад, чтобы запереть во флигеле? Что она делала все это время? Красила ногти? Слушала плеер?
И это даже без учета странных обстоятельств, при которых она обратилась в полицию. В ответ на вопрос защиты в этой связи Ромилли в явной растерянности раскричалась, а затем разразилась слезами, в результате чего обвинение потребовало объявить перерыв, чтобы бедняжка малость пришла в себя.
Обвинение утверждает, что девочка глубоко травмирована, что это не она предстала перед судом. «Травмирована», скажите пожалуйста! Да она была по уши по всем этом замешана! И прекрасна знала, чем занимался ее отец.
Я знаю, что вы на это можете сказать, – что мне следовало бы проявить чуть больше сочувствия. Что, скорее всего, она и сама была жертвой, хоть и утверждает, что это не так. Что, вероятно, он насиловал ее. Трахал в задницу точно так же, как и этих несчастных женщин, будучи не только убийцей, но и растлителем малолетних. Однако этот маньяк пытал и убивал женщин прямо у нее перед носом. На прилегающей территории того самого дома, в котором она жила.
И вы хотите сказать, что она – ни в чем не повинный свидетель?
Херня!
Глава 38
Вернувшись в отдел, детективы – сержанты и констебли, которых Адам так хорошо обучил, – по-прежнему трудятся на всю катушку. Никто не колеблется: все здесь любили Пиппу, и теперь они делают все возможное, чтобы найти того, кто все это с ней сотворил. Хотя Адам замечает, что они не стали трогать ее фото на белой доске. Приписали под ним римскую девятку, но снимок по-прежнему остается в разделе «Пропавшие».
Заметив его, детективы умолкают. Адам делает паузу, присев на край одного из столов рядом с доской, чтобы собраться с мыслями. Теперь он более спокоен, собран. Сейчас без этого нельзя.
– Как там Джейми? – наконец нарушает молчание кто-то из детективов.
Остальные тоже что-то согласно бормочут.
– Просто уничтожен, – отвечает Адам. – Напрочь. Ладно… – Он указывает на доску. – Мы занимаемся этим расследованием вот уже пять дней подряд. Я уверен, что все вы устали. Обескуражены. По себе знаю. И нам еще многое предстоит сделать. Однако Марш ясно дал понять – к черту бюджет. Теперь нас стало больше. Я хочу, чтобы каждый из вас иногда устраивал себе небольшой перерыв, хотя бы понемногу отдыхал. Я больше не могу допустить никаких ошибок. Когда мы поймаем этого гада, понадобится твердая уверенность, что абсолютно ничто не позволит ему отвертеться.
Адам встает и проводит пальцем по списку имен. Добравшись до фото улыбающейся Пиппы, медленно перемещает его на новое место. В комнате воцаряется тишина.
– Всё, – продолжает Адам. – Выпейте кофейку, сходите в туалет, перекурите. Потому что ровно через пятнадцать минут я хочу, чтобы все вы вернулись сюда. Чтобы прикинуть, что у нас есть. И всем вместе решить, куда двигаться дальше.
Сам Адам использует это время, чтобы подняться на крышу и перекурить. Это запрещено, но он знает, что многие детективы предпочитают уединиться на крыше с сигареткой, особенно в старых зданиях, как это. Сейчас он просто не может находиться внизу, в общей курилке, вместе с остальными, смеяться и шутить. Ему нужна тишина.
Адам открывает пожарную дверь, затем подходит к краю крыши. Все звуки снизу здесь приглушены. Щелкает зажигалкой и глубоко затягивается. Ночь ясная, на черном полотне неба – россыпь звезд, и он на миг поднимает на них взгляд. Крыша огорожена низеньким кирпичным парапетом, всего в пару футов вышиной, доходящим ему до середины бедра. Он в четырех этажах над землей – наклоняется и присматривается вниз, к улице под собой. Тротуар бетонный – почти верная смерть, если свалиться отсюда. Адам наблюдает за людьми, идущими по нему, за машинами, за повседневной суетой. Ощутив приступ головокружения, отступает на два шага назад.
– Решил дать себе сегодня поблажку? – вдруг слышится голос у него за спиной. Он оборачивается и видит стоящего там Марша.
– Простите, шеф. Я знаю, что сюда нельзя, – начинает было Адам, но Марш лишь отмахивается от него, закуривает собственную сигарету и подходит, чтобы встать рядом с ним.
– Только подчиненным не говори. Я и сам так иногда поступаю. Единственное тихое место в отделе. – Марш поворачивается и присаживается на низенький парапет спиной к бездне за ним. – Ты вообще в порядке, Адам?
– Пытаюсь собраться с мыслями.
– Ты не смог бы спасти ее.
Адам резко поворачивается.
– А должен был!
Марш глубоко затягивается сигаретой, выпускает дым в темноту.
– Я занимаюсь всем этим вот уже больше тридцати лет… Ты вообще в курсе, Бишоп?
– Нет, шеф.
– Все откладывал выход на пенсию, поскольку думал: а какой в этом смысл? Что бы я делал? Играл в гольф? – Марш ненадолго умолкает, задумчиво стряхивая пепел на бетон. – Хотя знаешь что? Кого волнует, если б я именно так и поступил? Я больше не могу находиться рядом со всем этим. Со всеми этими смертями, всеми этими убийствами… Они разъедают тебе мозг. Особенно когда ты кого-то не смог спасти.
Адам пристально смотрит на него. Все эти годы, которые он проработал под началом Марша, этот человек всегда был тверд как скала. Никогда не уступал ни на дюйм, заставляя детективов добиваться результата. И расти над собой. Слышать, как он признаёт свое поражение… Эти слова подействовали отрезвляюще.
– Когда я еще был старшим детективом-инспектором, как ты, попалось мне одно дело… К нам обратилась одна женщина, избитая своим говнюком-мужем. Все мы знали, что он регулярно это проделывает, – врачи, которые осматривали ее в неотложке, патрульные, учителя их детей… Даже социальные службы были задействованы. Но мы так и не смогли ничего на него нарыть. – Марш мрачно смотрит себе под ноги, ковыряя бетон носком ботинка. – Мой суперинтендант сказал, что мы должны строго придерживаться правил. Что этот урод обязательно где-нибудь да проколется. Что в конце концов мы прищучим его.
– Так и вышло?
Старший детектив-суперинтендант хмурится, чешет за ухом.
– Да. Упрятали его за решетку на всю жизнь. Но только после того, как он поджег свой дом, убив жену и обеих их девчонок. – Он встает, поворачивается и смотрит вниз на тротуар, как совсем недавно Адам. – И умерли они не сразу. От ожогов. Только через два дня в отделении интенсивной терапии, в страшных мучениях. Одной из девочек на тот момент было восемь. Она ослепла – жар уничтожил ей глаза. Так что она никого не могла видеть. Ни к кому не могла прикоснуться. Я просидел у ее постели несколько часов. Просто читал. Книги, журналы – все, что только попалось под руку. Чтобы хоть кто-то был рядом, пока она умирает. Я никогда ее не забуду. И этот запах…
Марш замолкает, оглядываясь на Адама, глаза у него темнеют.
– После этого дела я уйду в отставку, Бишоп. Ты поймаешь эту сволочь, и я сразу же уйду.
Взгляд Адама опускается на бетон, когда он извлекает последнюю каплю никотина из своей сигареты.
– А что, если я его не поймаю? – тихо спрашивает он.
– Поймаешь. Я знаю тебя, Бишоп. Ты это сделаешь. – Марш отряхивает свой костюм, убирает пачку сигарет в карман пиджака. – Чего бы это ни стоило, – заканчивает он и уходит, оставляя Адама стоять у парапета.
Бишоп смотрит на дверь, оставленную приоткрытой. Бросает окурок на бетон и тушит его носком ботинка. Хорошо, что босс верит в него, думает он, потому что сам он прямо сейчас абсолютно ни в чем не уверен.
Вся группа уже в сборе и ждет, когда Адам вернется в штабную комнату. Стулья повернуты к передней части комнаты, блокноты в руках, и все поднимают взгляды, когда он появляется там.
– Давайте начнем слева направо, по кругу. Каким направлениям исследования мы сейчас следуем? И кричите громче, если у вас возникли какие-то новые мысли, какими бы нелепыми они ни казались.
Начинает он с Элли Куинн – та докладывает о своих достижениях в поисках микроавтобуса «Фольксваген», который использовался преступником. Пока она говорит, Адам замечает слева от себя какое-то движение, и в комнату входит Ромилли. На ней элегантное темно-синее пальто поверх черного джемпера и джинсов. Она останавливается в дверях. Он удивлен, увидев ее, – редко случается, чтобы гражданское лицо, особенно имеющее хоть какое-то отношение к делу, подпускали так близко. Ромилли быстро улыбается Адаму, затем переключает свое внимание на Куинн.
Та продолжает:
– Итак, сейчас мы работаем по списку, начиная с машин, зарегистрированных в районе, где фургон был замечен на камерах видеонаблюдения. Проверяем алиби, пробиваем владельцев по НПК… Но это дело не скорое.
– Ладно, теперь следующий – говорит Адам, и Элли краснеет, уставившись в свой блокнот. Он переходит к детективу-констеблю Ли. – Тим… Есть какие-нибудь новости из лаборатории?
Тот качает головой.
– Мэгс подтвердила, что кровь во флигеле на Глостер-роуд определенно принадлежит Пиппе Хокстон. Но над остальным они всё еще работают.
– Она не говорила, обработаны ли уже образцы из морга?
– Нет, босс. Увы.
– Займись этим. Если на этих телах была кровь преступника, я хочу знать все подробности. И что у нас со свидетелями, которых мы в среду вечером засекли на записи?
Ответственный за это детектив смущенно подтверждает отсутствие каких-либо подвижек, и Адам движется дальше. Просмотр записей с камер, особенно с системой распознавания автомобильных номеров, подомовые обходы и опросы незаконных мусорщиков, заезжающих на ту заброшенную стройплощадку, по-прежнему продолжаются, но и тут ничего нового, ничего примечательного.
– А как насчет любителей подглядывать? – вмешивается один из детективов. – Луиза Эдвардс заявляла, что за ней кто-то таскается, и мы полагаем, что убийца тайно проникал в дом Стивена Кэри. Как насчет того, чтобы пошарить в НПК на предмет сообщений о подобных случаях?