Адам стискивает зубы. В голове у него проносится миллион ответов, но нет смысла их озвучивать. Джейми все равно не прислушается к голосу разума. Он зол, и Адам – удобный громоотвод для его ярости.
– Что, нечего сказать, старший детектив-инспектор Бишоп? – продолжает Джейми. – Ничего в голову не приходит? Даже никаких банальностей, никаких слов сочувствия? Все это не слишком-то способствует твоей карьере, не так ли?
– Джейми, мы делаем всё, что в наших силах, – мягко произносит Адам.
– Значит, мало делаете! Мало делали! – Джейми встает, смахивая стакан на пол, и тот катится по ковру. Смотрит на Адама, сжав кулаки. Ростом Джейми намного выше Адама и определенно потяжелей. Но из-за выпитого он едва стоит на ногах. Адаму не хочется с ним драться. Тем более сейчас. Да и вообще никогда.
Адам быстро поворачивается и широкими шагами выходит из гостиной. Слышит, как Джейми тянется за ним, натыкаясь на стены и дверные косяки.
– Что? Великий Адам Бишоп не готов к драке? Пороху не хватает?
Адам сдергивает с вешалки пальто, открывает входную дверь и выходит на холод. Джейми не следует за ним. Стоит в дверях и орет на всю улицу:
– Куда это ты, Адам? Совсем один? Да к кому ты можешь сейчас пойти? Когда все, кто тебя любил, были да сплыли?
Адам идет быстро, пока эти слова Джейми падают в темноту. Он понимает, что другу сейчас плохо, что тот вымещает эту свою боль и обиду на нем, но Джейми прав. Чертовски прав. Куда сейчас можно пойти? Ноги сами несут Адама в единственное место, где можно оказаться среди людей, при этом оставаясь одному.
Анонимность здесь хорошо подходит Адаму. Он пристраивается в темном уголке бара с бутылкой пива в руке. Первая стопка водки не произвела абсолютно никакого эффекта, а две последующие едва ударили в голову. Слова Джейми по-прежнему звучат у него в голове. Кто у него остался? Кого он здесь ищет? Друга? Будущую жену? Кого-то, кто заглушит все эти упреки, царапающие мозг, все эти самоуничижительные мысли?
К нему, пошатываясь, направляется какая-то женщина – в джинсах и рубашке с длинным рукавом, в которых выглядит здесь совершенно неуместно, и когда она подходит ближе, Адам узнает ее.
Женщина неловко машет рукой, и он хмурится.
– Элли? Что ты здесь делаешь?
– Я… – Она смущенно замолкает. – Мне надо было куда-нибудь пойти.
Он знает, что это плохо, но алкоголь притупляет его мысли.
– Иди-ка домой, Элли, – бормочет он.
– Разве вам не нужна компания?
Компания нужна. Но только не она. Она – его подчиненная, работает на него. В самый разгар расследования крупного убийства, когда обоим следовало бы урвать хотя бы несколько часов драгоценного сна…
Но вместо этого он говорит:
– Конечно. Почему бы и нет.
– Того же самого?
Адам машет почти опустевшей пивной бутылкой, и Элли направляется к бару. Она уже здорово пьяна, он это видит, осталось лишь самому дойти до нужной кондиции. Она славная, эта Элли Куинн. Когда тянет поговорить, кандидатура ничуть не хуже прочих. На данный момент.
Она бредет обратно к нему с двумя бутылками пива в одной руке и четырьмя стопками в другой, захватив их щепотью. Ставит все это на столик.
– Водка? – спрашивает он.
– Подумала, что вам захочется догнаться. Я-то уже в говно.
– Не то, блин, слово, – подтверждает Адам, и она смеется.
Под уханье басов, отдающееся в груди, они опрокидывают стопки. Он чувствует, как утихает тревога; сознает, что Куинн продолжает что-то болтать, едва ее слушая. Понимает это, лишь когда она умолкает, дожидаясь его ответа.
– Э-э, прости? – говорит Адам.
– Я спрашивала, когда вы развелись с доктором Коул.
– А-а… Года три назад.
– И по-прежнему общаетесь?
– Как можем. – Адам чувствует на себе ее пристальный взгляд. – У нее кое-кто есть, – добавляет он.
– О! А вы все так и холостой?
– Это слишком уж личные вопросы, чтобы задавать их начальству, детектив-констебль Куинн.
Она хихикает. Алкоголь взял верх над ее обычной нервозностью в его присутствии.
– Простите, – говорит Элли. – Просто полюбопытствовала. Сама из таких.
Она слегка пошатывается, и Адам кладет ей руку на плечо, чтобы поддержать. Элли поднимает голову, ее большие зеленые глаза смотрят на него умоляюще и нетерпеливо. В мерцающем свете бара ее веснушки на фоне белой кожи кажутся черными.
– Ну что, еще по одной? – спрашивает она.
В тот момент ему следовало решительно сказать «нет». Блин, да надо было сразу уйти – из этого бара, от нее, отправиться домой. Уложить Джейми в постель, заставив его выпить пинту воды, и самому тоже завалиться спать. Но он этого не сделал. Они выпили еще. Элли смеялась, кокетничала, прижималась к нему всем телом во время разговора, ее волосы щекотали ему лицо, когда он придвигался ближе, чтобы она могла его расслышать.
Дальше – больше. Весь здравый смысл окончательно улетучился, когда Элли поцеловала его. Против чего он не стал возражать. Когда они ловили такси. Когда их руки лезли туда, куда не следовало, по пути к ней.
Она возилась с ключом на пороге, бормоча что-то насчет того, что ее соседок нет дома. Поцеловала его в коридоре, предложила еще выпить, но сразу потянула за собой в спальню. На каждом из этих этапов Адам знал, что должен остановиться. Но не стал. Продолжал в том же духе. Отчаянно желая, чтобы кто-то был сейчас рядом. Кто-то, кому он действительно нравится, кто хочет быть с ним. Кто не настолько близок к нему, чтобы знать обо всех его недостатках и проблемах и винить его в них.
Ему хорошо с Элли. Когда она хватает его за ягодицы, притягивая ближе к себе. Когда она стягивает через голову свою рубашку. Они лежат вместе на ее кровати, целуются, ласкают друг друга, он сверху. Ее джинсы сняты, лифчик расстегнут, и он вдруг сознает, что ее движения замедлились. Адам смотрит на нее сверху вниз. Глаза у нее полузакрыты, дыхание тяжелое. Она смотрит на него, медленно моргая.
– Вот блин… – произносит она. – Какая же я пьяная…
Элли на миг закрывает глаза. Адам чувствует, как расслабляются ее руки, вцепившиеся ему в волосы.
И тогда он видит это. Его сознание словно отступает на шаг – он смотрит на самого себя сверху. Глазами другого человека, видящего, что делает Адам Бишоп. Тот лежит, навалившись на эту женщину – полуобнаженную, с раздвинутыми ногами. И она без сознания.
Он резко отдергивается от нее, чуть не свалившись с кровати.
– Мать твою! – кричит Адам. Ни хера себе! Что теперь делать? Черт, черт, черт… Женщина, которая работает под его началом, нажралась до беспамятства. Вот блин!
Он быстро натягивает брюки. В отчаянии запускает руки в волосы, все еще не сводя с нее глаз. Элли, приоткрыв рот, лежит на спине. Словно мертвая. Потом слегка шевелится. Издает горлом сдавленный звук, живот у нее сжимается; он прыгает к ней, прежде чем она успевает блевануть, и перекатывает ее на бок. Ее мучительно рвет на пол; Адам хватает первое, что подвернулось под руку – мусорное ведро – и подставляет его ей под голову, когда ее опять тошнит. Рвота повсюду – в ее волосах, на ковре, на нем самом.
Наконец Элли останавливается и со стоном откатывается на середину кровати, по-прежнему не открывая глаз.
Адам выпрямляется, сидя на ковре и тяжело дыша через рот. Эта вонь повсюду, от нее выворачивает желудок, и он быстро вскакивает и бежит в ванную. Его тоже рвет – раз, другой, сплошным потоком алкоголя, кислоты и ненависти. Адам вдыхает этот запах носом, ощущает его на зубах, и его снова рвет, но на сей раз из желудка не выходит ничего, кроме желтой желчи. Он сидит на корточках на кафельном полу ванной съемной квартиры Элли – дыхание прерывается, глаза слезятся. Не надо было так много пить… Но тошнит его не только от этого. А от себя самого. От того, что он собирался сделать.
От человека, которым он стал.
Глава 42
Просыпается Адам с болью в спине от лежания на диване, неистовой жаждой и жжением внизу живота, которое не имеет никакого отношения к похмелью. Потом стоит на кухне Элли с большим стаканом воды в руке, одетый в свою вчерашнюю одежду. Рассматривает фотографии на холодильнике. На каждой – три женщины, в том числе Элли, которая улыбается или смеется.
Он все еще чувствует запах рвоты на своей рубашке, ее вкус во рту.
То, что произошло этой ночью, было совершенно непростительно. После того как Элли закончила блевать на пол, он, как мог, умыл ее, а потом осторожно уложил на бок, натянув на нее одеяло. Принес ведро и тряпку – все, что смог найти, – и начал смывать рвоту с пола.
Запах был отвратительный. Его снова вырвало – один раз, потом еще несколько, но он справился с задачей. Затем Адам поставил теперь уже чистое мусорное ведро рядом с лежащей на кровати головой Элли и оставил ее спать.
…Услышав на лестнице шаги, он оборачивается – в дверях своей кухни появляется Элли. Волосы у нее кое-как стянуты в хвостик на затылке и с одной стороны прилипли к голове. Макияж размазался вокруг глаз. На ней светло-голубая пижама со звездочками. Она останавливается и пристально смотрит на него.
– Прости, – поспешно говорит Адам. – Я не хотел оставлять тебя вчера. Ты… Тебе было плохо. Я боялся, что тебя опять стошнит.
– Э-э… понятно. – Элли откашливается, на секунду прикрывает глаза, затем снова открывает их. – Босс…
– Адам.
– Адам. – Она в замешательстве качает головой. – Что вы здесь делаете?
– Мы… э-э… – Адам колеблется, неуверенный, как много можно рассказать. – Вчера вечером мы были в одном баре. Ты пригласила меня сюда.
– Мы… Вот блин! – Она крепко зажмуривается и закрывает лицо руками. – А мы?.. Я помню, как мы целовались.
– Да. Слегка. Прости.
– Но больше ничего?
Адам быстро качает головой.
– Нет. Тебе же стало плохо.
– О господи! – Элли плюхается на один из стоящих у стола стульев и роняет голову на руки. – О господи, простите!