– Старший детектив-инспектор Эллиотт? – говорит он, и она поднимает на него свои светло-карие глаза. – Не возражаете, если я спрошу, как вы со всем этим справились? После того случая?
Джейми не нужно вдаваться в подробности – она и так прекрасно понимает, что он имеет в виду. Взгляд ее возвращается к лежащему перед ней списку, но ручка замирает над бумагой.
– Наверное, этого у меня так и не вышло, – отвечает она после паузы. – Я вернулась к работе. Почти сразу же. Думала, что если буду продолжать жить и работать как ни в чем не бывало, то все каким-то образом наладится.
– И это оказалось не так?
Эллиотт тихонько смеется, почти про себя.
– Нет. После чего-то вроде Пересмешника… И чего-то вроде этого, – добавляет она, обводя взглядом штабную комнату, – приходится много чего осмыслить. Что человек способен и на такие поступки. Способен на такую жестокость, такую ненависть. Особенно когда это касается лично тебя.
Кара опять смотрит на Джейми.
– Дайте пройти какому-то времени, детектив-сержант Хокстон, – говорит она. – Вот вам мой совет. Чтобы подумать. Погоревать. Прочувствовать и преодолеть все, что произошло. И вспомнить хорошие времена. Те, кого мы любим, гораздо важней событий, выпавших на их долю. Важней того, что они сделали, чтобы причинить вам боль.
Джейми знает, что сейчас она говорит не о Пиппе – Эллиотт так сильно сжала ручку, что побелели пальцы.
– Есть ведь и хорошие воспоминания, – негромко продолжает она. – Их любили не просто так.
– А как сейчас у вас дела, Кара?
Она внезапно поднимает голову и мгновение пристально смотрит на него. Джейми опасается, что переступил черту.
– Простите, старший детектив-инспектор Эллиотт, мне не следовало…
– Нет, всё в порядке. – Кара улыбается, на сей раз более тепло, и лицо у нее совершенно преображается. – Просто меня никто никогда об этом не спрашивает. Все полагают… – Она вздыхает. – Честно говоря, я не знаю. Поначалу я была в каком-то оцепенении. А потом разозлилась. Просто-таки натурально взбесилась. На всех и вся.
Она тихонько фыркает.
– Вряд ли стоит винить меня в этом, но находиться рядом со мной было не особо приятно. А теперь… Теперь у меня есть надежда. Надеюсь, что мои дети так и останутся в неведении обо всем, что произошло в тот день. Надеюсь, что я буду хорошо спать по ночам. И надеюсь, что хорошее в людях всегда будет торжествовать над плохим, а я смогу и дальше спокойно заниматься своим делом.
– Я тоже на это надеюсь, старший детектив-инспектор Эллиотт. Может, в один прекрасный день нам даже выпадет поработать вместе.
Кара усиленно моргает, словно выходя из транса, а затем смотрит на него и улыбается.
– Может быть… А как там старший детектив-инспектор Бишоп? Он дома или в больнице?
– Дома. Все у него нормально, спасибо.
Она кивает, натянуто улыбается и возвращается к своему списку.
Джейми не упоминает о том, что Адам сейчас на пути в Белмарш. Посещение человека, стоящего за твоим собственным похищением и покушением на убийство, наверняка не входит в список советов по самопомощи после полученной психологической травмы, но он понимает, почему Адам поехал туда.
– А вдруг он поделится чем-то важным? – сказал Бишоп прошлым вечером, когда Джейми высказал свои опасения. – Вдруг у него есть какая-то причина пообщаться со мной?
Они тогда вдвоем сидели на диване у Ромилли, а на заднем плане бубнил телевизор, по которому шел какой-то сериал про сельскую жизнь.
Джейми покачал головой.
– Он просто хочет поизгаляться над тобой. Задурить тебе голову.
– Да и пускай, – ответил Адам. – Я пойду на тот случай, если он вдруг что-нибудь скажет. Хоть что-нибудь. Оно того стоит, так ведь?
Джейми не стал развивать эту тему, зная, что спорить с упрямым боссом бессмысленно. Он переехал к Ромилли вместе с Адамом, и она сказала, что Джейми может оставаться у нее столько, сколько захочет. Но он знает, что пройдет совсем немного времени – и им понадобится личное пространство. И что потом? У него нет никакого желания возвращаться домой. Спать под этой крышей, в этой комнате, в этой кровати… Он все это продаст. Начнет все с нуля – медленно, мучительно, без Пиппы.
Но пока что поживет у Адама. Где они будут присматривать друг за другом, пусть даже ни один из них никогда в этом не признается – мужская гордость есть мужская гордость. И Ромилли – тоже хорошая компания. Джейми рад, что они с Адамом снова вместе? – в них всегда была симметрия, незримая связь, которую невозможно объяснить. Прошлой ночью он слышал их смех, их приглушенные голоса. И это сразу отозвалось физической болью где-то у него внутри – знание того, что у него тоже когда-то такое было, с ней, но теперь ее больше нет.
Однако пора возвращаться к насущным делам. Джейми открывает вторую страницу журнала посещений и опять начинает выделять имена, чтобы Кара могла их проверить. И на одном из них останавливается. Оно кажется знакомым.
Вводит его в «Гугл», и на экране появляется хорошо известное всем лицо. У нее просто такие же имя и фамилия, как у одной знаменитости, вот и всё, говорит он себе, выделяя эту строчку маркером и переходя к следующей. Но что-то не дает ему покоя. Джейми опять откладывает ручку и, нахмурившись, все смотрит и смотрит на выделенное маркером имя. Откуда он его знает? Из материалов по какому-то по делу? Это еще придет – он вспомнит. Потом еще вернется к нему.
Блямкает его телефон – это Адам, из тюрьмы. Джейми представляет, как тот останавливается перед высокой кирпичной стеной, готовясь встретиться лицом к лицу с Элайджей Коулом. Серийным убийцей. Своим тестем. Который хотел, чтобы он истекал кровью и подвергался пыткам, страдая от боли.
«Сейчас захожу», – пишет Адам.
Глава 76
Коул уже сидит за столом спиной к двери, когда Адама проводят в холодную голую комнату. В противоположных углах ее стоят два тюремных охранника, внимательно наблюдая за ним. Охранники другие – этих Адам раньше не видел.
Он почувствовал разницу, еще только войдя в двери тюрьмы. Все процедуры неукоснительно соблюдались, ни один пункт правил не был пропущен. В ответ на поданные жалобы сверху спустили четко сформулированные указания. Отныне у Коула не будет никаких привилегий – убиты сотрудники полиции, в том числе высокопоставленные. Кое-кто из тюремного персонала потерял должность, кое-кто отделался строгим выговором.
Когда входит Адам, Коул поднимает глаза. На нем наручники, руки вытянуты вперед на столе, и металл скребет о пластик, когда он поворачивается и встречается взглядом с Адамом. Потом улыбается.
– Рад вас видеть, старший детектив-инспектор Бишоп, – говорит он. – Без вас тут так тихо…
Адам медленно садится. Коул выглядит так, словно за те три дня, что он не видел его, постарел лет на десять. Как такое может произойти за столь короткое время? Вид у того усталый, кожа на лице обвисла. Под глазом краснеет распухший синяк от силы дневной давности, но Адаму не удается вызвать в себе никакого сочувствия к тому, откуда тот там взялся. На докторе тюремная униформа – мешковатые серые тренировочные штаны и серая толстовка. Вид у него какой-то иссохший и измученный – вряд ли это тот свирепый убийца, встречи с которым Адам с тревогой ждал всю бессонную ночь.
Он не знал, как отреагирует в этот момент. Вновь оказавшись перед лицом человека, который разработал весь этот ужасный план из крови, убийств и манипуляций. Но, как ни странно, чувствует себя совершенно спокойно. Он просто хочет получить ответы, а потом убраться отсюда к чертовой матери.
– Зачем ты это сделал, Элайджа? – спрашивает Адам.
Коул улыбается.
– Что сделал?
Адам театрально вздыхает и упирается руками в стол, как будто собравшись уходить.
– Ладно, ладно, – быстро говорит Коул. – Если хочешь поговорить, давай поговорим.
– Так зачем ты это сделал?
– Скука… Садизм… Потому что просто подвернулась удачная возможность? Вам нужна маленькая аккуратная причина, завязанная бантиком, старший детектив-инспектор Бишоп, но правда гораздо скучнее. Честно скажу: сам не знаю. Мэгги всегда была под рукой, в полной боевой готовности, поэтому я просто решил посмотреть, что из этого выйдет.
– Каким образом?
Коул оборачивается и смотрит на охранника. Тот, не мигая, смотрит на него в ответ.
– Мы можем что-нибудь выпить? Хорошего кофе? – спрашивает он. Охранник смотрит на Адама.
– Ладно, пускай, – устало отвечает тот.
Элайджа улыбается.
– Превосходно. Теперь мы сможем нормально поговорить. Цивилизованно. И в приличной кружке! – кричит он охраннику вслед. – Никакого этого пластикового дерьма!
– Так говори, Элайджа.
– Мэгги. Она была… – Он задумчиво поднимает глаза к потолку. – Она всегда была очень уязвимой. В раннем детстве, когда собственная мать бросила ее, подвергалась просто-таки жутким издевательствам – ты в курсе об этом?
Элайджа делает паузу в ожидании ответа; Адам лишь бесстрастно смотрит на него.
– Я запросил материалы на нее, еще когда занимался медицинской практикой, – невозмутимо продолжает Коул. – Врач должен знать историю болезни пациента – дерьмовая отговорка, но она сработала. И это читалось как роман ужасов. Когда этих приемных родителей арестовали, она была вся в синяках. У нее было больше двадцати заживших переломов. Ее морили голодом, насильно кормили солью, когда она на что-нибудь жаловалась. Эту малышку намеренно лишали сна, заставляли часами стоять лицом к стене, пока она не падала от изнеможения, – таково было начало жизни Мэгги. Причем люди, которые всё это с ней вытворяли, выйдут из тюрьмы раньше меня – вот в каком дерьме сейчас находится наше общество…
Адам не отвечает. Похоже, даже у убийц-садистов есть свои моральные принципы.
– Сандра впервые привела Мэгги в мою клинику, когда той было четыре годика. И я знал. Мысль, будто она способна скрыть, кто ее отец… Это было просто смешно. – Коул ухмыляется. – Она выглядела точь-в-точь как Ромилли в том же возрасте. И была таким милым ребенком… Застенчивым… Изголодавшимся по вниманию… Я всегда замечаю подобные вещи – это отчаяние, эту потребность в любви… И я дал ей все это.