– Не волнуйся, такая женщина как я никогда не будет голодать.
Что за странная тахикардия выстукивала под самое горло, и ещё этот чёртов гудок парохода?! Увы… Она уже ступила на трап. Но тут же обернулась:
– Только не проси меня писать тебе.
– И в мыслях не было.
Он провёл её глазами до самого борта. Как бы невзначай махнув ей, он порывался уйти раньше, но что-то ноги подвели – какая-то ломота, наверное, к дождю. И как бывает в самом слезливом кино, красотка уплывает на пароходе, а герой-любовник провожает её, пока туман не поглотит последний силуэт корабля…
За причалом Конте уже ждал Саид – сегодня ему сняли повязку с плеча. Остановив свою торговую колымагу на месте для полицейских машин, он фирменно улыбался, покачивая головой под ревущее до дрожи в стёклах радио.
Сегодня Конте был похож на ободранного мартовского кота. С каменным лицом он сел в машину, выключив дребезжащий по ушам граммофон. Но Саиду это вовсе не мешало продолжать раскачиваться под музыку, застрявшую в его голове.
– Э, бригадир, что такой кислый? Не кисни, разве в Ницце мало баб?! Найдёшь себе ещё получше! – да, несомненно, прямолинейность была его изюминкой.
– С чего ты взял? Просто… климат меня изматывает, чувствую себя развалиной. Да и дело идиотское, убийство какой-то старухи, а всю душу вымотало.
– Не знаю, как тебе, а я рад, что они наконец съехали, слава Аллаху! А то не квартира была, а бабский городок! Та маленькая, чёрненькая, каждый день волозила тряпкой, где только могла достать, перештопала все ковры, и чуть ли не каждый час устраивала этот мокрый террор с полом. А вот твоя блондиночка хоть и неплохо готовила, но вечно ко мне цеплялась, всё ей что-то от меня надо было. То холодно, то жарко, то воды горячей подавай, то плитка не тянет, то чулки повесить негде. Вконец замотался я с ними, ещё бы пару денёчков и как банка маринованных помидор на костре – бах и взорвался!
– В этом ты прав, готовила она недурно. И не только это…
Саид подбросил Конте к пансионату «Мимоза» и чуть было не забыл отвесить поклон за подарок:
– Эй, бригадир! Спасибо за мишку!
– Да не за что. Будет визитной карточкой твоего магазина, как откроется. Только не забывай его кормить вовремя, не то он так и помрёт у тебя там на ветке.
– Э-эх! Какой там забуду! О, Аллах, такой маленький медведь, а жрёт как не в себя! Я даже имя для него уже выбрал – Кахтан! Знаешь, что значит? Голодающий! Вот так!
Сбросив густую завесу чёрного дыма прямо перед носом ветеранов ансамбля, Саид помчал дальше. На терраске морщился Фавро, процеживая сквозь зубы свежесваренный горький кофе. День выдался солнечным, несмотря на сентиментальные события, от которых хотелось морщиться не меньше.
– Слушай, Конте, я даже не знаю, кто готовит кофе хуже – мадам «Мимоза» или твоя девчонка. Или просто я стал чертовски придирчив. Теперь-то уж точно не знаю, как я это всё выдержу – мне не только прилетел штраф за деятельность без лицензии, но и пятилетний запрет на службу в полиции и ношение оружия.
– Ничего, подашь апелляцию.
– Апелляцию? И где я найду денег на этих адвокатов-обдирал?
– Я слышал, Лашанс подался в юристы. По новой старой дружбе, я уверен, он сделает тебе скидку. Только вот когда он получит диплом, выйдет срок твоего ограничения.
– Не хочу ни о чём думать! Я уже нашёл себе мастерскую в пригороде Эза. Обещаю, ухо отрезать не буду, но бороду отращу. Настало время попробовать себя на творческом поприще. А ты сам, где пропадал?
– Да так, помогал моему арабу обустраивать новую торговую площадку.
– Конте, я всё хотел спросить, как ты смог получить признание этой авантюристки Ивонн, если её до сих пор не нашли?
Комиссар улыбнулся, и решил отмолчаться, любуясь морскими видами вдали.
– И мне интересно другое. Почему она призналась? Ведь это не она отправила старушку на тот свет судя по запискам доктора Сири. Кто первостепенный убийца, Конте?
– Очень умный, смекалистый, в меру жестокий, но чертовский справедливый, вдобавок ко всему ещё и преданный тип. Выполнив свой долг, он оставил свой дом, а заодно и свою последнюю жизнь.
– Не хочешь ли ты сказать, что… Нет, ты спятил! Снова шутишь? Хотя по твоему лицу и тону не похоже…
– Да, это именно тот, о ком ты подумал. Имя убийцы – Мориез.
– Кот?!
– Кот, Фавро. Именно он. По данным, которые передал доктор Сири, доктор Гоберман указал, что старая ведьма испустила дух от удушья, при том, что её шея была в абсолютном порядке. Её не душил человек. Этим и объясняется подшёрсток на лице Елены. Гоберман указал – пуховой кошачий волос. Вуаля!
– Нет, погоди! Это ничего не доказывает! Ты блефуешь!
– Дело было так, Адриан. Старуха тяпнула рюмку, так как не могла найти себе место после ссоры с Моро. Потому и не притронулась к эвкалипту, а значит и не пользовалась отравленным сахаром. Кот, имевший обычай лежать на её груди, в тот раз по старости или по смелости уселся ей на лицо. У неё и так были проблемы с дыханием, Елена страдала тяжёлой формой эмфиземы лёгких. Развезло старушку от спирта, вот она и отправилась в царство Морфея. Кот поспособствовал остановке дыхания своим поведением. К тому же, для нашего охотника она была не первой жертвой – на протяжении всех моих визитов он подсовывал мне свои трофеи.
– Конте, я не верю! Её могли удушить подушкой, на которой скажем, была шерсть этого кота. Или шерстяной шалью, или…
– Верь-не верь Адриан, но было именно так, как я говорю. У Мориеза была привычка, которая выдала его как убийцу. А привычка эта точить когти о любую деревянную мебель, после того как придушит свою добычу. Когда я навещал Моро в кутузке, он рассказал мне о поручениях старой ведьмы. Одно из них было покрыть лаком комод, который расцарапал Мориез, когда придушил очередного зверька.
– И что?
– Как что, Адриан? После смерти старухи кто, по-твоему, поставил новые царапины на прежнее место, сверчок из-за камина? Моро бегал от легавых по всей Ницце, Жофруа вообще ни к чему не касался в комнате после убийства, хоть и мямлил, что убирается там. Про остальных я вообще промолчу.
– Вот же чёртов маньяк! Не зря я никогда не любил котов.
– Может, у него были и маниакальные замашки, но именно этот поступок положил конец бедам многих людей, Адриан.
– Тогда… Зачем этот балаган с выстрелами, отравой и прочим?
– Затем Фавро, что каждый выгораживал кого-то. Жофруа, как и Франк, выгораживал Адию, так как думал, что это могла сделать она. Ивонн отравила сахар, пытаясь выгородить своего мужа – Кристиана Донне под личиной Адара Жако, так как увидела открытый и пустой сейф. Она думала, что на это его толкнула Ровенна, по которой он сходил с ума.
– А что с той салфеткой в крови?
– Это была кровь Ивонн, а не Елены. Случайно она порезалась о надколотый краешек сахарницы, когда вошла в комнату, и приложила его к той тряпке. В суматохе она обронила эту ветошь. После поверхностного обыска дома под началом Лашанса в угоду мэтра, Жофруа пытался привлечь внимание к этой вещи. У него были опасения, что Ивонн пыталась коварно подставить Адию.
– Вот тебе и недалёкий слуга, как стрелять так ум нашёлся!
– Он стрелял в заведомо мёртвое тело, и знал об этом. Говорю же, это была лишь попытка замести следы.
– Ну хорошо, Конте. С убийством мы туда-сюда разобрались. А что насчёт ограбления? Куда делись драгоценности семьи Урфе и деньги? Кто их стащил? Тоже котяра?
– Нет, Адриан, это уже был бы бред идиота. Ограбления не было от слова совсем. Сейф ВСЕГДА был пуст. Я почти сразу об этом догадался. Согласись, это довольно странно, что вор не утащил такой крупный камень с пальца убитой. Так вот. Старуха составила два завещания. Первое, совместно с мэтром Лавроне, на кота Мориеза. Второе, втайне от всех у первого попавшегося нотариуса, который принял её в воскресенье, так как она вылазила из своего логова каждое второе воскресенье месяца.
– Но зачем ей это было нужно?
– А чтобы подложить свинью своему дружку адвокату. Она хотела «убить» мэтра его же оружием, сделав имущество выморочным. Поскольку только последнее завещание имеет силу перед законом. И получилось бы, что Лавроне выпячивался зря, а старуха хохотала бы над ним их преисподней.
– И всё-таки, Конте, я не понимаю, почему бы на суде не рассказать ПРАВДУ?! Ведь только представь, какой бы был резонанс! О тебе бы снова написали в газетах…
– Адриан, ты в своём уме? Если бы я и доктор Сири заявили бы это на суде, нас бы сразу сгрузили в дурку и закрыли бы там минимум до конца следующего года.
– Ну да, а так фальшивое признание и полное отстранение от дел – едва ли лучше! Бредовое дело!
– После того, как Мориез присел старухе на лицо, уже потом её шпиговали пулями и пытались напоить отравой. Так что, здесь нет угрызений совести.
– Конте, а куда делся тот дурачок, Жофруа?
– Старик помер. Да, жестокая судьба! Утонул в пунше прямо посреди кухни.
– Чувство юмора на уровне, спасибо Конте, прояснил ситуацию. Я тебе это припомню! Кстати, та дама, ну помнишь, с переездом? Ну та, интеллигентка? Ещё велел не выражаться? Утром от неё пришёл «привет», она передала мне шоколадных конфет с апельсиновой цедрой, а тебе вот эту бандероль, перевязанную лентой. Ты был прав – она настоящая аристократка, я таких никогда не встречал, даже лишний раз было боязно и словцо сказать.
Письмо комиссару Конте (вместо эпилога)
«Комиссару Г. Конте. Благодарственное письмо.
Уважаемый мсье Конте! Я благодарю Вас за Ваши безмерные хлопоты, а именно, за траты на всех этих чудесных людей – парикмахеров, маникюрщиц, швей, парфюмеров и прочих профессионалов своего дела. Право, они сделали невозможное, вернув мне давно потерянный облик светской дамы. Да, на сей раз я пишу без ошибок – и в этом тоже Ваша заслуга, мне не нужно больше ни от кого укрывать свой уровень образования.
Что ж, давайте перейдём к делу, как Вы любите говорить. Меня признали наследницей Е. Жако по последнему завещанию. Но до этого мне пришлось доказать, что я существую не только физически, но и юридически. Я хранила эту тайну 53 года. И даже вернувшись назад, я бы не смогла доказать, что Елена намеренно убила отца в горящем доме. Мне приходилось играть роль её слуги, роль, которую она сама придумала для меня. Я не могла идти наперекор ни ей, ни судьбе. Но теперь это уже в прошлом. И несмотря на прожитые годы, я чувствую, что самое лучшее у меня – впереди.