— Вспомните также, Владимир Иванович, кому вы поручаете самые дремучие «висяки».
— Ну, Клавдия, не ты одна трудишься в прокуратуре, есть и другие профессионалы.
— Кто раскрутил дело маньяка? Кто нашел наркобанду, кто вам на блюдечке принес заговор вокруг Чечни?
Дежкина, у меня сейчас нет вакансий, — сказал прокурор.
Такой он видел Клавдию впервые в жизни. Иногда он вообще забывал, что такой следователь у него в прокуратуре работает. Он ее действительно вспоминал, когда надо было сплавить куда-то бесперспективное, но шумное дело, дать какое-то поручение, от которого все отказались (как например, с этой помощницей Калашниковой), или когда надо было представить общественности образец современной женщины-юриста.
— Владимир Иванович, мы с вами вместе трудимся уже не один год, хоть раз я подвела вас, нашу прокуратуру?
— Не припомню, — сознался Малютов. — Да ты чего хочешь-то, Дежкина?
На столе у него запел зуммер селектора, прокурор нажал кнопочку, выслушал мурлыкающий голос секретарши и сказал:
— Пусть заходит. Так чего тебе, Дежкина?
— Владимир Иванович, — молитвенно сложила на груди руки Дежкина, — я хотела вам признаться…
Дверь позади Клавдии открылась, и вошел кто-то, невидимый ей.
— Садись, — кивнул Малютов вошедшему, — мы сейчас.
Клавдия невольно оглянулась.
— Ну что, Дежкина? В чем ты хотела мне признаться?
— Я? В том, что вы замечательный прокурор. Настоящий образец морали и честности. Всего вам доброго. Успехов вам на нелегком поприще борьбы с преступностью, за построение правового государства.
С этими словами Дежкина развернулась на сто восемьдесят градусов и вышла из кабинета.
Малютов какое-то время смотрел ей вслед, открыв рот.
— Ты что-нибудь понял? — спросил он наконец. — Я ничего не понял.
— К сожалению, я не застал начала вашего разговора, — уклончиво ответил Игорь Порогин.
— А я домой позвонил, мне и говорят: тебя, мол, Малютов разыскивает. Вот я и помчался.
Эти нормальные и даже обыденные слова в кабинете Дежкиной уже в который раз вызывали взрыв, просто грохот, прямо-таки приступы хохота.
Веселились трое — сам Порогин, которого Малютов, оказывается, вызвал по какому-то весьма незначительному поводу, Калашникова, которая встретила Клавдию с похоронным лицом, и сама Клавдия, которая раз десять уже пересказала свою жалостную речь у Малютова.
Когда отсмеялись, Клавдия поставила чай и послала Ирину в буфет за пирожками.
— Только без меня не начинайте! — взмолилась Калашникова. — Я мигом. Одна нога здесь, другая — там.
— М-да… — несколько раз в тишине произнесли по очереди Клавдия и Игорь. Честно ждали Ирину, поэтому старались ни о чем не говорить, что породило какое-то тягостное молчание.
Клавдия даже вспомнила тот случай, после которого она навсегда возненавидела всякие вокзальные проводы.
Приезжала дальняя родственница из Красноуральска. Погостила два дня и собралась обратно. Клавдия вызвалась ее провожать. Успели вовремя. Родственница села в вагон, проводница заперла дверь. Дежкина нашла родственницу в окне и жестом показала на часы — дескать, время.
Да, да, кивнула та, сейчас поедем и задвигала локтями, как паровозными тягами. Дежкина почиркала на ладони — дескать, пиши. Родственница приложила руку к уху, мол, звоните, не забывайте. Ну все, как положено в таких случаях.
Поезд стоял.
Дежкина еще раз показала на часы, мол, пора ехать. Родственница снова задвигала локтями. Снова были пантомимические просьбы писать и звонить. Добавился еще жест сцепленных друг с другом ладоней, который означал — привет всем.
Поезд ни с места.
Когда весь этот театр мимики и жеста повторился в седьмой раз, родственница попыталась открыть окно, чтобы сказать все то же самое словами. Была зима, и окно не открывалось.
Тут Клавдия и родственница затосковали. Но все равно продолжили, как заведенные: пиши, мол, звони, дескать, сейчас поедете, сейчас поедем.
Поезд простоял пятьдесят минут.
С тех пор Дежкина никого на вокзал не провожала.
— Пируем! — влетела наконец Ирина, и впрямь обернувшаяся очень быстро. — Сегодня Интернет отменяется. Времени мало.
— Какой Интернет? — оживился Игорь.
— Да так, женские секреты, — улыбнулась Клавдия. — Ну все, давай, рассказывай..
— Да что там рассказывать-то. Ночь прошла спокойно. С утра опять позвонила старушка. Дескать, хочет передать Лине посылочку в больницу. Я сказал, что Лину перевели, а вот куда — пока неизвестно.
Потом связался со своим банковским экспертом. И знаете, Клавдия Васильевна, кое-что интересное узнал. Вам в банке требование показывали?
— Да. Нормальное требование. А что?
— Ничего странного не заметили?
— Вроде ничего. Бумажка как бумажка.
— А краешек у нее надорван не был?
— Краешек?
— Да, слева.
Дежкина даже наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
— Кажется, да, надорван. И что? Я подумала — это случайно.
— А вот ничего и не случайно. Помните, когда-то мода такая была у «братков»: ставили машину где попало и поднимали правый дворник, это означало — машину не трожь?
— Было такое.
— Так вот и здесь. Надорванный угол — это значок такой бандиты банкирам подают. Дескать, отдай деньги или хуже будет.
— Так все просто?…
— Да. Впрочем, думаю, недолго это продержится. У нас народ ушлый, скоренько все кому не лень исхитрятся под бандитов косить.
— Да уж, что мы умеем — так это исхитряться, — согласно кивнула Клавдия. — Ладно, с банком ясно. Хотя тут все равно — темный лес. Никак я не пойму, зачем Артуру нужно было Лине горло перерезать? Никак.
— О! Вот же я что еще вспомнил, — сказал Игорь. — Я про Черноокова вспомнил.
— Что про Черноокова?
— Так ориентировка была, кажется.
— Когда? Какая ориентировка? Сто лет в обед?
— Да нет, вроде недавно.
— Прекрати, — помертвевшим голосом сказала Клавдия.
— Точно. А ориентировка… Слушайте, мы можем позвонить в милицию?
— Конечно, — сказала Клавдия.
— Так звоните… Они вам все точно скажут.
Клавдия тут же набрала номер дежурного по городу. И спросила про Черноокова.
— Да, была ориентировка, — ответил дежурный, — только очень давно.
— Ну вот, давно, — отлегло у Клавдии на сердце. — А когда?
— Да еще в прошлом месяце.
— И это, по-вашему, давно? — опешила Клавдия.
— А нет? Мы тут каждый день по сто штук получаем. Про ту уже все и забыли. Сейчас найду. А, вот. Значит, рецидивиста этого не расстреляли. Заменили смертную казнь пожизненным.
— Ну и что?
— Бежал из «крытки». Неужели не слышала?
— Нет, — уверенно сказала Клавдия, опустив трубку. — Это все равно не он.
— Действительно, — сказала Ирина. — Артур красавец, обаяша, а тот горбатый и старый. Да и вообще в компьютерах не должен понимать ничего.
— А если их было двое? — мимоходом предположил Игорь.
Клавдию как молнией прошибло.
Действительно! С чего она взяла, что Артур был один? Ведь с самого начала сомневалась — не пойдет аферист на убийство.
— Ребята, у нас серьезные проблемы, — выговорила она. — У нас банда налицо. Все, кончаем маскарад. Сейчас же иду к Малютову сдаваться.
— Да вы уж ходили сегодня, — напомнила Ирина. — Может, не стоит повторять?
— Вы что? Это же не наше дело! Тут оперативникам работы и работы.
— Вот именно, на долгие-долгие месяцы, — подхватил Игорь. — Если не на годы. Клавдия Васильевна, постойте.
У нас в руках сейчас очень крепкие концы. Давайте за них потянем. Пока мы будем передавать МУРу, пока они там разберутся, что к чему — все, скроется эта сладкая парочка.
— Нет, тройка. У них там еще девица имеет место. Она в банке деньги получала.
— Правда, Клавдия Васильевна, дайте нам еще сутки, — попросила Ирина. — Мы их расколем.
И Клавдия согласилась. Легко согласилась, хотя, по уму, вот уж сейчас-то должна была действовать по закону и только по закону.
«Нет, — честно призналась она себе, — не потому ты делаешь все тайно, что боишься огласки. Всю информацию можно было засекретить сразу же. Ты хотела сама, вот этими руками поймать гада. А знаешь почему? Потому что это ты, ты виновата перед Линой. В чем? Да в том, что сначала познакомила ее с Чубаристовым, в которого девчонка влюбилась по уши, а ведь ты знала, что за кот драный этот Чубаристов. Потом ты выдала ее за Илью. В страшном сне такую пару не увидишь! Ты просто испоганила Лине жизнь. „Линочка, тебе бы хорошего мужа! Лина, тебе еще повезет!“ Чего ты вообще лезла?! Женщина сама должна делать свою судьбу».
Клавдия, конечно, была несправедлива к себе. Как раз тогда, когда она участвовала в судьбе Лины, у той все было более или менее прилично. Ни Чубаристов, ни Илья на жизнь Лины не покушались, и если оставили какие-то раны, то только душевные. Впрочем, еще неизвестно, какие раны страшнее.
— Сам не знаю, что получилось, — сказал Макс, усадив Клавдию, Ирину и Игоря перед монитором Лининого компьютера. — Сейчас скатаем со стримера и посмотрим.
— Василий мой расплатился? — спросила Ирина строго.
— Расплатился сполна, — вдруг разулыбался Макс.
— Что-то мне твоя улыбка не нравится, — сказала Клавдия. — Твой ботаник чужого человека, можно сказать, ограбил. А ты улыбаешься.
— Да тут еще неизвестно… — чуть не прыснул Игорь, но, вспомнив про Ирину, приложил руку к груди. — Извините.
— Что он еще там учудил? — насторожилась Калашникова. — Он что, денег не дал?
— Не-а, — легкомысленно мотнул головой Макс. — Но вы не волнуйтесь, хакер вполне остался доволен. Ваш Василий с ним окорочками расплатился.
— К-какими окорочками? — вытаращила глаза Ирина.
— Голландскими.
— Как это? — не поняла и Клавдия.
— Ну, ма, что ж тут непонятного? Бартер. Он этому жуку чуть не тонну этих окорочков впарил. Тот обрадовался — брошу, говорит, компьютеры, буду бизнесом заниматься.