Вечер был в самом начале. Почему-то все пили только минеральную воду.
Секрет этот разъяснился просто — в буфете цены были ресторанные, поэтому мужчины и женщины предварительно «заправлялись» на стороне или запирались для этого в туалете.
Ирина вопросительно и даже немного осуждающе смотрела на Клавдию. Ничего ей не говорила, но Дежкиной и так все было понятно.
«Ну и подруги у вас, Клавдия Васильевна», — прозрачно выражал взгляд Калашниковой. Если эта самая Лина и впрямь тут искала себе пару, дела ее были совсем плохи.
Клавдия и сама чувствовала, что никак не может, что называется, вписать Лину в это более чем примитивное действо. Лина была натурой тонкой и легко ранимой — ах, какой злой иронией звучали сейчас эти слова «легко ранимой». Неужели она могла искать себе пару вот здесь, среди запаха дешевого спиртного, грубоватых шуток сбившихся в стайку мужчин и слишком веселого, слишком вульгарного смеха женщин?
— Ладно, — ответила Клавдия скорее на собственные мысли, — не будем отвлекаться. Ты походи, посмотри, а я поищу какого-нибудь администратора, распорядителя или как он тут называется.
Ирина пожала плечами и двинулась к сцене, где еще оставалось свободное место у стены. Оставалось, наверное, потому, что музыка оглушала там напрочь.
После недолгих поисков Клавдия нашла на этом вечере главного. Старушка-билетерша показала ей куда-то наверх и сказала:
— В комнате двадцать восемь.
На втором этаже вечер имел, оказывается, свое продолжение, — здесь официально, так сказать, встрече придавался более интимный характер.
Здесь, в полутемном коридоре, Клавдия то и дело натыкалась на парочки. Мужчины и женщины тихо переговаривались, некоторые целовались. И видеть это было для Клавдии большим испытанием.
Когда целуются молодые, даже если они это делают у всех на виду, — это зрелище эстетичное и даже увлекательное.
Но когда обнимаются и прижимаются друг к другу губами люди, чей возраст от сорока до пятидесяти, зрелище, честно говоря, не для слабонервных.
Клавдия старалась поэтому по сторонам не смотреть, а целенаправленно искала комнату номер двадцать восемь. Наконец она ее нашла, и ей навстречу подняла голову от бумаг фигура совершенно неожиданная.
Это был чуть ли не панк — жутко остриженный, крашенный в немыслимый цвет парнишка лет восемнадцати или чуть старше.
— Слушаю вас, — тем не менее довольно культурно сказал панк, когда Клавдия подошла к столу.
— Вы руководитель этого… клуба?
— Я, — кивнул панк своей фиолетовой головой.
— Здравствуйте.
— Добрый вечер. Слушаю вас, — повторил панк. — Есть какие-то просьбы, претензии?
— Просьбы, — немного растерялась Клавдия.
Слушаю вас, — в третий раз повторил панк. — Вам показать альбом или желаете номер?
— Номер? — не поняла Клавдия.
— Вы хотите с вашим кавалером уединиться?
Наверное, Клавдия сделала какое-то непроизвольное движение, которое панк расценил как подтверждение своей догадки.
— Сейчас все занято, — виновато улыбнулся он. — Минут через двадцать. Я запишу вас в четырнадцатую комнату.
Только тут до Клавдии дошло.
Оказывается, парочки, которых она встречала в коридоре, не просто целуются, — они ждут своей очереди.
— Это что? — спросила Клавдия. — Публичный дом?
Что-то в вопросе Дежкиной сильно насторожило панка. Нет, не сам смысл. Видно, Клавдия не удержала каких-то металлических прокурорских ноток.
Паренек тут же вскочил, бросился к двери и быстренько запер ее на ключ.
— Вы, простите, откуда? — еще более любезно, чем прежде, спросил он.
— Я из дома, — честно сказала Клавдия.
— Понимаю, — лучезарно улыбнулся панк. — Я имею в виду от кого? Налоговая полиция? Так мы с господином Межениным уже все вопросы утрясли. Или ему мало?
«Вечно я остаюсь романтиком, — подумала Клавдия. — И вечно меня застают врасплох. Я, конечно, знаю, что у нас преступность, коррупция, упадок нравов и прочая такая пища для средств массовой информации. Но мне все время кажется, что это все-таки где-то в другой стране. А это уже непростительно для следователя по особо важным делам прокуратуры Москвы».
— Я не из налоговой полиции.
Панк какое-то время смотрел на Клавдию, усиленно соображая, чего же этой даме нужно.
— Вы из ФСБ? — чуть слышно спросил он наконец. — Так вы не в курсе. Мы с полковником Самойловым уже все вопросы утрясли.
Клавдию так и подмывало сказать: я из прокуратуры, но она боялась, что панк тут же скажет, что все вопросы уже утряс… и назовет фамилию одного из ее коллег.
— Я из прокуратуры, — тем не менее сказала Клавдия. И, не дав панку ответить, тут же выложила на стол фотографию Лины и пачку мужских снимков. — Вы не встречали на ваших вечерах этих людей?
Панк почти минуту не мог прийти в себя. Но за эту минуту взял себя в руки замечательно.
— А я сразу понял, что вы из органов. Здорово я вас разыграл, да?
Ничего он, конечно, Клавдию не разыграл. Но ход был вполне разумный. Стоит Клавдии этого фиолетового паренька прижать, как он скажет: ничего не знаю, это я просто шутил.
— Здорово, — сказала Клавдия. — Шутник вы. Посмотрите-ка лучше фотографии.
Панк начал дрожащими руками перебирать снимки, на некоторых задерживался, а Линин портрет отложил, едва бросив на него взгляд.
— Я вообще-то в зал редко спускаюсь, — наконец виновато протянул он Клавдии аккуратно сложенные фотографии. — Это надо у наших завсегдатаев спросить. Я вам вряд ли смогу помочь. Вот этого, кажется, видел.
Он показал на верхний снимок.
Клавдия кивнула.
— Ну что ж, жаль, что вы не смогли мне помочь, — сказала она. — Впрочем, у вас еще будет, очевидно, такая возможность, — закончила она загадочно и повернулась к двери.
— В каком смысле нужна помощь? — торопливо бросился открывать панк.
— В смысле помощь следствию, — резко ответила Клавдия.
Итоги своего визита она увидела уже на обратном пути в зал по темноватому коридору: какие-то здоровенные парни шустро разгоняли ждавшие своей очереди парочки.
«Ну вот, — подумала Клавдия, — пришел поручик Ржевский и все опошлил. Люди собрались культурно провести время — так нет же, обязательно надо было вмешаться. Но на этого фиолетового я обязательно нашлю проверочку».
В зале ее ждала новая неожиданность. Музыка почему-то не играла. Танцев не было. Зато посреди покатого зала — ведь он был рассчитан не на танцы, а на всяческие зрелища — образовался настоящий дискуссионный клуб. Она увидела Ирину в центре внимания довольно большой компании мужчин. Калашникова о чем-то весело с ними беседовала, мужчины незаметно поправляли галстуки и старались дышать в сторону, чтобы от них поменьше несло перегаром.
От серой мышки, какой Ирина заявилась в клуб; не осталось и следа.
«Да, натуру не обманешь, — философски подумала Клавдия. — Скольким несчастным эта девушка сейчас заронит в душу надежду, чтобы потом грубо ее растоптать. Интересно, чем она их так заинтересовала?»
— Билл Гейтс — это вчерашний день! — громко вещала Ирина. — Майкрософт умер. Все, можете стирать свои виндоузы. Грядет эра мультимедийных программ. И знаете, кто заткнул всех за пояс? Не поверите! Нет, не японцы, не корейцы. Канадцы! И, в основном, выходцы из России.
Диск-жокей стал бурно возражать Ирине, но она заметила Клавдию и, махнув собеседникам рукой, решительно пошла через толпу к своей покровительнице.
— Тут целый дом свиданий, — шепотом сказала Клавдия.
— Конечно, — весело согласилась Ирина. — А вы что думали? Кружок умелые руки?
— Я не в том смысле, я в смысле — публичный дом. Наверху сдаются комнаты.
— Интересно, — ничуть не ужаснулась Ирина. — Это еще, конечно, не сервис, но уже и не советское хамство.
Клавдия только развела руками.
— Есть тут один дядечка. Настоящий ветеран клубов. Готов посмотреть наши фотографии, — гордо сказала Ирина. — Звать?
— Зови.
Ирина вскинула руку и довольно небрежно щелкнула пальцами.
На этот довольно унизительный зов тут же прискакал напомаженный лысый человек в бутылочного цвета костюме и представился:
— Инженер-технолог Аркадий Константинович Самулекин. Пятьдесят восемь лет, холост, детей нет.
Клавдия чуть не прыснула. Этот рапорт у инженера-технолога, видно, получался непроизвольно. Так сказать, визитная карточка.
Кстати, лицо этого человека показалось ей знакомым.
— Клавдия Васильевна Дежкина. Домохозяйка. Замужем, двое детей, — серьезно ответила Клавдия.
— Я понимаю, — сочувственно произнес Самулекин.
— Аркадий Константинович, — одернула его Ирина, — мы не для этого сюда пришли.
— Да-да, я помню. Покажите мне ваших фигурантов, если не сложно.
Клавдия открыла сумочку и тут вспомнила — именно на снимок Самулекина указал панк. Везде поспел инженер-технолог.
Поэтому она незаметно сбросила самый верхний снимок в сумку, а остальные представила ветерану.
А дальше произошло прелестное чудо. Самулекин словно бы увидел своих близких родственников. Едва бросая взгляд на снимок, он давал каждому «фигуранту» точную и исчерпывающую характеристику. Ирина только успевала записывать.
— Самуил Рогожкин. Сорок три года. Слесарь-сантехник второго разряда. Пьет. Но не запойный. Работает в ДЭЗе. Проживает по адресу…
О! Володя Попов. Этот был женат восемь раз. Можете себе представить?! Одиннадцать детей. А человеку всего тридцать девять лет…
Коромыслов Иван Сергеевич. Серьезный господин. Бывший старатель. Ищет идеал. Потенция фантастическая. Пардон, ни одна дама не выдерживает…
— Вечный студент Карташов. Ни кола ни двора. Но обаятельный — умереть и не встать. Дамам легко нравится, быстро разочаровывает. На сто рублей в месяц не проживешь…
— Индис Латышев. Пожилой философ. В доме семь кошек. Ну кто это вынесет?
И так далее, и так далее.
На фотографии Лины Самулекин задержался чуть подольше. Ирина напряглась. Клавдия тоже.