редметом серьезной научной работы. Но, возможно, сейчас основная работа закончена или ты попросту усмехнешься над моей сильно заниженной оценкой ее масштабов?
(Кейт действительно усмехнулась.)
Отвечая на твой вопрос, не могу точно сказать, почему мой отец приобрел дом именно в этом месте. При нашей последней встрече я его спрашивала об этом. Кажется, какой-то партнер отца по издательской фирме, от работы в которой он, как ты знаешь, более или менее отошел, нередко навещал в тех местах некоего мистера Маллигана. Мистер Маллиган известил его, а он, соответственно, моего отца о продаже поблизости дома. Отцу дом понравился, и он его купил. Впрочем, я не уверена, знал ли мистер Маллиган моего отца, и скорей сомневаюсь в этом.
(Дальше следовали определенные замечания насчет того, что Кейт в самом Деле „снимает“ дом.)
Другие наши сестры присоединяются к моим за тебя молитвам. Отблагодарить тебя не в моих силах. Но если тебе удастся выстоять перед сим испытанием, благодарность, которую я, как прежде мой отец, всегда к тебе испытывала, лишь усилится.
Dominus vobiscum»[39].
— Значит, Маллиган знал, что Лингеруэлл приезжает сюда, — констатировал Рид, когда Кейт показала ему письмо.
— Она этого точно не утверждает. Сэм Лингеруэлл попал сюда с помощью мистера Маллигана, но только косвенно.
— Все равно интересно, что здесь есть связь.
— Интересно, причем не с одной, а с нескольких точек зрения. Рид, тебе никогда не приходило в голову полюбопытствовать, каким образом мистер Маллиган может позволить себе такой дом, услуги миссис Паскуале и прочее, даже учитывая доход от книг и жалованье профессора — допустим, полного, но все же профессора?
— Во-первых, он холостяк, а во-вторых, большинство преподавателей литературы, как ты часто мне говорила, имеют дополнительный к жалованью заработок.
— Правда. Но мистер Маллиган обмолвился Лине, которая пересказала мне, что начинал очень бедным юношей и до сих пор помогает своим родителям. Слишком обременительно для свободного холостяка с благоприобретенным доходом. Он катается в «ягуаре», имеет плавательный бассейн с всевозможными фильтрами и развлекает гостей, что не так уж и дешево, как я выяснила по своим расходам, а мистер Маллиган принимает их постоянно.
— Кейт, если ты пробуешь примерить мистеру Маллигану роль основного убийцы, я положительно запрещаю. По крайней мере, примеряй, но ничего не предпринимай. Даже если его отличает мораль похотливого козла и литературные дарования генерала Эйзенхауэра, это еще не причина…
— Рид, ты читал «Роман: интрига и метод», прежде чем преподносить мне его с таким видом, будто раздобыл в январе манго?
— Разумеется, не читал. Я же не спрашиваю, читала ли ты «Гарвард лоу ревью»[40]. Думай, что говоришь.
— Хорошо. Тогда разреши сообщить, что мистер Маллиган удовольствовался подборкой массы наскучивших всем банальностей, если о банальностях вообще можно вести речь без скуки, и просто переписал их гуртом самым небрежным образом.
— Ты хочешь сказать, будто он не умеет писать?
— Напротив, он пишет с определенным красноречием. Он не умеет мыслить.
— Человек из книжного магазина в Питтсфилде заявил, как я наверняка тебе рассказывал, да ты, должно быть, не слушала, что его книги весьма популярны среди студентов.
— Для зубрежки, а еще вероятней — для списывания. Судя по этому заявлению, они попросту недоучки, неспособные к самостоятельному труду. Грейс Нол говорит то же самое о прочитанной ею книге.
— Слушай, Кейт, мне известно, что, по твоему убеждению, профессия книгоиздателя по чистоте душевной занимает второе место после сестричек милосердия, но они, несомненно, не меньше других рады заработать деньги. Книжки пользуются спросом — вот тебе и ответ.
— Они продают только книжки в бумажных обложках, и то лишь студентам колледжа. Кроме того, книжки в бумажных обложках, которыми они торгуют, издает не «Калипсо-пресс».
— Что ты хочешь сказать?
— Что поистине поразительно, как «Калипсо-пресс» вообще могло издавать эти книжки, да еще в твердой обложке. У них есть список авторов, профессоров колледжей, уважаемых на любом факультете, — предмет зависти всех прочих издательских организаций, выпускающих учебную литературу. Что в нем делает мистер Маллиган?
— Этого я никак не могу знать. Ты не считаешь, что несколько преувеличиваешь недостатки его книг? В конце концов, ты читала не все опубликованные на данный момент.
— Боже меня сохрани.
— Ну, вот видишь.
— Рид, я подумываю на пару дней съездить в Нью-Йорк, по возможности поговорить с сотрудниками «Калипсо». Предлогом послужит работа с бумагами Лингеруэлла. В любом случае я здесь долго не выдержу без небольшой интерлюдии, а это, кажется, неплохой шанс и, возможно, единственный. Можешь мне одолжить свой «фольксваген»?
— А в чем проблема с твоей машиной, вернее, с машиной твоего брата? Она больше и надежнее.
— Ну, не будь таким заботливым мужчиной. Я должна оставить свой автомобиль здесь, в частности, для того, чтобы Уильям или Эммет могли отвозить и привозить миссис Монзони. Разумеется, если тебе жалко своего навозного жучка, я возьму машину напрокат или попрошу Эммета отвезти меня к поезду.
— А почему ты не позволяешь мне поехать с тобой?
— Спасибо, Рид, но не согласишься ли ты остаться и за всем присмотреть?
— Как всегда, когда ты принимаешься разговаривать тоном агентства по найму, это означает, что ты хочешь побыть одна для раздумий или занятий каким-то другим низменным видом деятельности.
— Какой ты понятливый.
— Вовсе я не понятливый. Мне просто недостает грубой силы и ощущения мужского превосходства. Кроме того, если я вернусь в Нью-Йорк, в офисе обязательно разразится кризис, и мне придется сократить отпуск.
— Мне очень жаль, что тебе не удалось провести отпуск лучше.
— Моментами удалось. Когда едешь?
— Думаю, нынче вечером, после обеда. Не желаешь ли прогуляться со мной в огород? Я хочу попросить мистера Паскуале выдать миссис Паскуале несколько цуккини, чтобы она приготовила их к ужину для мистера Маллигана.
— Ты подозреваешь его в убийстве и одновременно посылаешь овощи?
— Естественно, надо поддерживать добрососедские отношения.
— Почему бы не проявить настоящие добрососедские отношения и не отнести их самой?
— Потому что, если попросить мистера Паскуале выдать их миссис Паскуале, он даст ровно столько, сколько они смогут съесть дома.
— А, я смотрю, ты постигаешь тонкости деревенской жизни.
— Не бывает никакой жизни, мой дорогой Рид, — торжественно провозгласила Кейт, — особенно деревенской, без своих собственных мистических обрядов и ритуалов. Я пошлю также немного кукурузы и огурцов.
Глава 12ПОСЛЕ ГОНОК
В сущности Кейт страшно нравилось вести навозного жучка, как она его называла. Правда, трясло в нем, как на мотоцикле, и в случае аварии жукообразный корпус сулил минимальную защиту, однако Кейт, управляя им, чувствовала, что они с машиной действуют заодно, тогда как гигантский автомобиль, одолженный братом, казалось, из чистой любезности страдальчески терпит водителя.
С легкой душой, впрочем, слегка стыдясь этого, Кейт свернула на главное шоссе, ведущее к Таконик-Парквей. В целях экономии времени она решила не искать кратчайших путей, безусловно предпочитая добраться до Нью-Йорка вовремя и успев позвонить Эду Фаррелу, нынешнему главному редактору «Калипсо», а по возможности даже встретиться с ним нынче вечером. До отъезда из Араби она ему не дозвонилась, но оставалась надежда, что если он вышел, то к одиннадцати, как часто бывало, вернется, чтобы пообедать с каким-нибудь автором. Начиная подъем на Смит-Хилл, Кейт заулыбалась от предвкушения. Местные утверждали, будто холм этот так крут, что в былые времена приходилось разгружать фургоны, прежде чем лошадям удавалось втащить их наверх, и испытанием для любого старого автомобиля служила его способность взять холм с третьей попытки. На вершине холма стоял светофор, и Кейт с каким-то дурацким (и потаенным) наслаждением решила как следует разогнаться, проверив, удастся ли проскочить, пока не загорится красный. И теперь она начала разгоняться, строго сказав: «Я не должна превышать скорость», ибо, подобно Алисе[41], имела обыкновение обращаться к себе с некоторой суровостью. Но гонка в соперничестве со светофором, который она едва успела проскочить, развеселила ее. «Наверно, в следующий раз я сяду на мотоцикл», — сказала себе Кейт, но даже эта ужасная мысль не омрачила душу. Она вспомнила, как мистер Маллиган, заскочив ближе к вечеру поблагодарить за овощи (номинально, а фактически — подбирая аппетитные крохи новостей или выискивая шанс прогуляться с Линой), заметил, что старается никогда не останавливаться на красный свет на вершине Смит-Хилл по той причине, что, проскочив его, не попав при этом в аварию и не нуждаясь в заправке бензином, можно без остановки проделать весь путь до Со-Милл-Ривер, а однажды ему выпала потрясающая возможность проскочить оба светофора у Со-Милл и доехать до моста Генри Гудзона, не превысив тридцати пяти минут, если не считать остановок для уплаты дорожной пошлины.
При вечернем освещении сельская местность казалась красивее, чем когда-либо. Холмы были усеяны фермами, аккуратно вспаханные поля переливались разными оттенками зелени, контрастируя с примыкающими к ним лугами. Кейт верила, что здесь возможна хорошая жизнь, но знала, что это всего лишь фантазии. Вскоре после гонок со светофором она зажгла фары, видя, что это уже сделали почти все встречные автомобили. Близилась ночь. Жучок катился вверх. Движение на Таконик-Парквей было минимальным. Казалось, ей удастся сообщить мистеру Маллигану о побитии его рекорда. С боковой дороги вдруг пулей вылетел автомобиль. Кейт ударила по тормозам, и жучок, резко дернувшись, остановился. Чертыхаясь, она поняла, что мотор заглох. Повернула ключ зажигания. Тишина. Мотор не заводился. Батарея села. Будь все проклято, провались в ад и пропади пропадом.