— Да. Она объяснила, что отец оставил ей все имущество, включая библиотеку, бумаги и «пансион», как ты его называешь, и спросила, не помогу ли я точно определить, что представляет собой коллекция, чтобы ее можно было пристроить наилучшим образом. Я заметила, что с этим лучше бы справился кто-то, знающий рыночные цены на такие вещи, но ее, кажется, интересовали не столько деньги, сколько возможность передать книги и документы туда, где они принесут максимальную пользу. Ее уже донимали университеты, библиотека конгресса, и так далее, и тому подобное.
— Она обратилась к тебе по каким-то конкретным причинам?
— Ни по каким или, если угодно, по всем. Я знала и любила ее отца, который во многих случаях изо всех сил старался оказать мне любезность. Она, на мой взгляд, сознавала, что я с радостью воспользуюсь шансом ему услужить, пускай даже посмертно. Полагаю, не многие понимают, что предоставление возможности оказать услугу порой само по себе становится услугой. А ты меня понимаешь?
— Абсолютно, как тебе известно.
— К тому же в действительности она мало к кому могла обратиться. Конечно, она думала, что на просмотр мне понадобится всего-навсего пара дней. Члены семей, владеющих коллекциями документов, редко догадываются, какая работа связана с сортировкой. Ты знаешь, что бумаги Босуэлла[8] обнаружили в старом замке в ящике с принадлежностями для крокета? — Рид отрицательно покачал головой. — Напомни, это будет темой нашей следующей беседы. Мне стало ясно, что коллекцию надо разобрать и что для этого понадобится еще кто-нибудь, кроме меня. У меня начала зарождаться туманная мысль вместо галопа по Европе провести лето здесь.
— Передо мной смутно, как в темном зеркале, начинает вырисовываться картина.
— Тучка казалась не больше мужской ладони. Вскоре к ней присоединилась другая — Лео.
— С готовностью навострив уши, жду объяснений по поводу Лео. Честно сказать, никогда не мог вникнуть в тайну твоих семейных связей.
— Семейные связи всегда трудно разъяснять и нельзя разорвать. Думаю, по-настоящему никто этого и не хочет. Какими бы невыносимыми ни были родственники, существует какой-то зов крови, на который что-то вынуждает тебя отвечать. У меня нет ничего общего ни с одним членом моей семьи, и все же в периоды кризисов, личных или общенациональных, мы всегда воссоединяемся.
— Что ты называешь общенациональным кризисом?
— Рождество.
— А, понятно.
— Впрочем, этот кризис был личным. Лео — средний из трех детей, а, наверно, все средние дети неуверенно себя чувствуют на белом свете, так сказать, ощущая угрозу и сверху, и снизу, трепеща от сознания опасности, что нередко проявляется в форме упрямства, жестокости и чистой лени. Не могу утверждать, будто понимаю, почему старший и младший превосходнейшим образом сознают свою безопасность, но нельзя заявить себе: «Да, я — средний ребенок» — и заняться чем-нибудь другим, но детская психология всегда была выше моего разумения. Так или иначе, Лео плохо учится в школе, скверно ведет себя дома и индифферентно относится к группе.
— К какой группе?
— Рид, я действительно думаю, что ты специально капризничаешь. Ты конечно же знаешь, что такое группа… разве ты сам не ходил в нее по субботам в Нью-Йорке, будучи маленьким мальчиком?
— В Нью-Йорке я не был маленьким мальчиком. Я был маленьким мальчиком в Балтиморе, штат Мэриленд.
— Ох. Ну, явно отсталое общество. Группы заполняют остающиеся у отпрысков промежутки свободного времени, чтобы родители окончательно не свихнулись. Грубо обобщая, группа уводит твоего ребенка в парк, на каток или карабкаться по дорожкам Палисейдс[9]. Лео не нравится группа. Лично я вижу тут явный признак интеллектуальных способностей, но родители Лео и специалист по воспитанию, с которым они консультировались, рассматривают это в ином свете.
— Ну, конечно, все это никоим образом меня не касалось, — продолжала Кейт, — пока свою руку не приложила судьба, которую так хорошо понимали древние греки и которую так плохо знаем мы. Родители Лео решили устроить семейный обед в честь годовщины их свадьбы, и в злополучном мгновенном приливе семейной сентиментальности я согласилась присутствовать. Все три мои брата постоянно пытаются втянуть меня в свои разнообразные общественные круги, хотя, слава Богу, вроде бы отказались знакомить меня с общественно приемлемыми холостяками. Я становлюсь старше, холостяки становятся закоренелыми приверженцами своего холостяцкого образа жизни, и в любом случае никогда нельзя рассчитывать на мое приличное поведение. Отец Лео — самый младший из братьев. Рид! Ты ангел, что все это выслушиваешь. По-моему, истина в том, что мне все это время недоставало сочувствующего слушателя:
— Этот младший брат столь же скучный и старомодный, как прочие?
— Даже хуже. Но именно он занимается вложением моих денег и помогает с подоходным налогом, так что я нашла лучший способ мирного сосуществования с ним, чем с другими. Даже не представляю, что меня обуяло в тот праздничный вечер, заставив упомянуть о Сэме Лингеруэлле, его библиотеке и доме в деревне. Правда, меня, как всегда, угнетало отсутствие тем для беседы, но я все-таки склонна винить богов. Однако факт моего намерения провести лето в деревне запечатлелся в не особенно бурном воображений моего брата, и через неделю я получила приглашение на ленч.
Это само по себе, — продолжала Кейт, остановившись, чтобы закурить сигарету, и неустойчиво балансируя на корне дерева, — было зловещим знаком. Он сказал, что хочет просить меня об одолжении и надеется, что я позавтракаю с ним у «Уайта», где подают мартини с джином «Бифитер», которые, как ему помнится, мне полюбились. Моему брату никогда не приходило в голову подняться в верхнюю часть города и позавтракать в подходящем для меня месте. Одолжение одолжением, но ведь он работает, а я… ну, он никогда по-настоящему не осознавал того факта, что я тоже работаю, и в любом случае — каким делом заняты профессора? Я с обычной сообразительностью немедленно заключила, что дело в деньгах. Моего брата всегда беспокоило, что, хотя я унаследовала ровно столько же денег, как он, спокойно проживаю доходы и позволяю своим акциям расти или падать, или что там всегда творится с акциями. Пока я фактически не прикасаюсь к своему капиталу, брат реально не может пожаловаться, будто я должным образом не стараюсь удвоить свое состояние, пересмотреть капиталовложения или проделать еще какую-нибудь загадочную финансовую операцию. Но, подумала я, может быть, у него вдруг возникла нужда в небольшой сумме наличных и он собирается провернуть какое-то сложное дело. Я пошла, приготовившись выпить два мартини и извлечь из его денежных затруднений удовольствие до последней крохи.
Нельзя было допустить более грубой ошибки. — Кейт просверлила в земле небольшую ямку и закопала окурок. — Мой брат действительно очень богат и наверняка удивился бы до смерти, если б узнал, что мне взбрела в голову мысль о его заинтересованности в моих жалких средствах. Нечего и говорить, что он множество раз удваивал свое наследство, а также зарабатывал всевозможные деньги в своей юридической фирме на Уолл-стрит. Едва я успела распробовать первый мартини, выяснилось, что ему хочется поговорить о Лео.
Все сводилось к тому, что Лео отстает в школе, склонен либо к агрессии, либо к упрямству и вместо отправки в лагерь должен посвятить лето учению, живя в доме, где был бы единственным представителем младшего возраста. Короче, мой брат, суммировав проблемы Лео, советы консультанта по воспитанию и мою прискорбную откровенность насчет летних планов, предложил мне взять Лео на лето в комплекте с наставником, обращаться с ним в якобы свойственной мне манере общения с детьми по принципу «я принимаю тебя таким, каков ты есть, и именно таким ты мне нравишься», — правда, когда я вынуждена говорить с детьми, то разговариваю с ними точно так, как со всеми прочими, — и посмотреть, не удастся ли нам вновь вернуть Лео на истинный путь. Брат обещал жене повезти ее летом в Европу, и я без прямых объяснений смекнула, что любое разочарование по этому поводу осложнит ему жизнь на существенный период времени. Он предложил, что заплатит учителю, которого мне предстоит нанять, одолжит свой элегантный автомобиль и возьмет на себя все расходы по операции под кодовым названием «пансион».
— И ты согласилась?
— Нет, конечно. Решительно отказалась. Я сказала брату, что они с женой прекрасно способны сами снять дом и нянчиться с Лео. Я прикончила два мартини с «Бифитером», ленч, увенчанный отличным бренди, и удалилась в облаке праведного негодования.
— Кейт, — сказал Рид, — ты самая сумасшедшая женщина из всех мне известных. К примеру, я просто не в силах представить, почему вместо счастливого упокоения в нью-йоркской квартире с кондиционером бреду рядом с тобой по проселочной дороге, терзаемый москитами и неприятным подозрением, порожденным зудом в носу, что вот-вот стану жертвой долгого приступа крапивной лихорадки.
— В июле никто не страдает крапивной лихорадкой.
— Ну так того, чем страдают в июле. Вот! Видишь? — Рид изо всех сил чихнул. — И все же я здесь, бью москитов, ненавижу деревню и страшусь изгнания даже из такого дома, как твой. Ради Господа Бога, как Лео в конце концов оказался с тобой?
— Удрал и прибежал ко мне. Как выяснилось, все так усердно старались его понять, что он жаждал очутиться в компании с тем, кто не понимает и даже не пытается его понять. Я, конечно, отправила его домой, но пообещала, что лето он проведет со мной. Брат с ослиным упрямством, свойственным однолинейно мыслящим людям, взбесился при мысли, что Лео придется отправить ко мне. Так или иначе, но вот таким образом и возник «пансион» столь устрашающего масштаба.
Глава 2ВСТРЕЧА
Рид проваливался в сон, заслуживавший подобного наименования, урывками, в промежутках между раздражающими укусами москитов, чиханием и сумбурными мыслями, и был разбужен на следующее утро вполне отчетливым мальчишеским голосом, кричавшим, казалось, в самое ухо: