Я задумалась.
— Ты говоришь, вы сейчас на западе? — спросим я. — Поезжай в парк Уэно. На него везде указатели. Через полчаса я буду там
— Понял, — отозвался Джун. — Скорее всего, там нет стоянки, так что мы припаркуемся где придется. Поторопись.
Если Ёёги был парком современным и солнечным, то Уэно — тенистым, старинным и не слишком урбанизированным. Вообще-то, ступеньки, ведущие ко входу в парк, давно превратились в притон восточных мужчин, ищущих работу категории «три К»: кицуй, китанай икикэн, — что означало тяжелые грязные и опасные работы, которые кроме них никто не брался выполнять. Японская полиция начинала потихоньку депортировать их из страны якобы за то, что у них просрочены визы, а на самом деле из-за повышения преступности среди иностранцев. Благодаря полиции, парк Уэно был весьма небезопасным местом для нелегальных рабочих, так что я удивилась, когда меня окликнул мужчина с темными вьющимися волосами.
— Вам нужна телефонная карточка? Я продаю десять карт за две тысячи иен! Они полностью «заправлены» и прекрасно подходят для звонков за границу.
Я задумалась, вспоминая все возможные проблемы, которые могут возникнуть из-за использования нелегальной карточки. Обычные карты стоили тысячу иен за штуку — больше восьми долларов за приблизительно тридцать минут местных разговоров. Карты с черного рынка, конечно, были более выгодными, но если бы меня поймали с такой карточкой, то могли бы посадить в тюрьму или депортировать в Сан-Франциско. Я опустила голову и пошла в парк, стараясь думать только о том, что мне надо встретиться с Джуном.
Где же он? Я осмотрела семьи, пришедшие в зоопарк, группу студентов, направляющихся в Токийский национальный музей. Джуна среди них не было. Я присела на скамейку неподалеку от входа и стала ждать. Минуту спустя передо мной появился Джун, его шевелюра блестела от геля, и к ней почему-то прицепились листья.
— Ты задержалась, — упрекнул меня Джун. — Парень на ступеньках приставал ко мне, так что пришлось переставить машину.
— Ты поймал Сакая? Правда?
— Вчера вечером я был в офисе, и вдруг зазвонил телефон. Звонил дилер из другого офиса. Сакай неожиданно решил избавиться от своей машины, но они не хотели покупать его «Гранд-корону», так что позвонили нам спросить, не хотим ли мы ее приобрести. Естественно, я попросил, чтобы они соединили меня с Сакаем, и пообещал, что, если он привезет мне свою «корону», я попробую обменять ее на что-нибудь без обычной бумажной волокиты. Не знаю почему, но он в это поверил. Я захватил его из дешевенького отеля в Йокохаме, где он остановился, и сказал, что нам надо заехать в Токио за новой машиной.
— Какой ты умный, — восхитилась я, хотя и начинала нервничать. Последние сорок восемь часов я только и думала о том, как найти Нао Сакая. Несмотря на то, что у меня была официальная оценка господина Исиды, я не знала, как убедить Сакая вернуть деньги. Моя нервозность все возрастала по мере того, как я шла за Джуном на другую сторону улицы, застроенную деревянными домиками, выглядящими так, словно строили их еще до воины.
— Я оставил его в машине, а машину закрыл. Джун махнул рукой в сторону машины припаркованной рядом с тротуаром. — Он подозрительно отнесся к тому, что мы едем не покупателю, но ты же знаешь, всегда можно выдумать какую-то причину.
— Он все еще там, — сказала я, увидев силуэт мужчины на переднем сиденье,
— Конечно, там, я же закрыл двери.
Подойдя к машине, я обратила внимание на то, что господин Сакай прислонился головой к стеклу. Это ничуть меня не удивило: японцы всегда поражали меня умением спать в любых условиях. Пройдите мимо стоянки такси и обнаружите, что водители дремлют в машинах. А в поезде казалось бы крепко спящий пассажир в момент просыпается, как только объявляют его станцию.
— Он спит. И ему явно снится его новая машина, — сказал Джун, открывая дверь со стороны водителя. — Сакай-сан, — обратился он к пассажиру, — проснитесь, пожалуйста. Я привел вам кое-кого.
Но Сакай не ответил. Джун наклонился и потряс его за плечо. Сакай свалился набок, как тряпичная кукла. Он был одет в ту же рубашку, в которой я видела его в «Искусствах Гиты», но теперь она была сильно помята. Я пробежала взглядом по его одежде, а потом посмотрела в лицо. Оно было иссиня-бледным. Открытые глаза смотрели куда-то вперед.
— Как ты думаешь, он заболел? — нервно спросил Джун.
— Нет. — Все было очевидно, и у меня запершило в горле. Пришлось на секунду прикрыть глаза, а потом открывать снова. Тело Сакая оставалось все в той же позе. Я потянулась к телефону Джуна, но сразу же отдернула руку и отпрянула. Ничего нельзя трогать.
— Н—н—надо сделать ему искусственное дыхание, — проблеял Джун, — нас учили, когда я был бойскаутом.
— Не надо. Он...
— Не говори это! — вскрикнул Джун. — Не говори!
— Я сейчас вернусь, не трогай его. И вообще ничего не трогай, — сказала я.
Я бежала обратно в парк Уэно. В кармане у меня лежала банкнота в тысячу иен, мне нужно было либо разменять ее, либо купить телефонную карточку и позвонить в полицию.
Боковым зрением я увидела продавца карточек, разговаривавшего с каким-то иностранцем. Подбежав к ним, я выдохнула свою просьбу.
— А что случилось? — спросил второй мужчина, со шрамом на лице, пристально глядя на меня. — Ты из полиции?
— Нет, это срочно! Там... там человеку плохо! — Каким-то образом у меня получилось не сказать «умер».
— Ай, хода! Нет, не надо денег, просто бери карточку. — Мужчина вложил карту в мою руку, и я помчалась к зеленой телефонной будке. Добравшись, я вставила карточку в телефон и набрала номер сто десять. Карточка выскочила обратно. И я поняла, что звонок — бесплатный. Надо просто нажать кнопку, чтобы попасть прямо в пожарную службу. «Скорую» или полицию.
Дозвонившись и сообщив обо всем, что произошло, я заметила, как иностранец что-то кричит продавцу.
Я повесила трубку и обернулась, чтобы возвратить карточку, но оба мужчины уже исчезли.
6
Когда пять минут спустя примчалась команда полицейских и карета «скорой помощи», Джун Курой поведал им, что был бойскаутом и руководил кружком дзюдо в своей школе. А еще входил в детский фонд ООН и каждые выходные считал своим долгом помогать бабушке в саду. Но, по правде говоря, полицию больше интересовало то, что случилось за последние полчаса.
— Я припарковал машину и выключил кондиционер, — признался Джун Курой, — возможно, мой пассажир перегрелся. Это ужасный несчастный случай!
В машине было тепло, но даже если господин Сакай и не сумел открыть дверь, он все равно мог позвать на помощь. Но, с другой стороны, в случае сердечного приступа у него просто могло не быть сил кричать.
— Вам надо проехать с нами, чтобы записать показания. Это всего лишь формальность, — заверил нас полицейский, напоминавший новобранца.
— Вообще-то, мне нужна моя машина, — запротестовал Джун, когда невесть откуда взявшийся эвакуатор принялся поднимать его «виндом», — я на ней работаю.
Я удивленно посмотрела на него. Неужели он и правда собрался ехать обратно на машине, в которой только что кто-то умер?
— К сожалению, нам придется обследовать вашу машину. Таковы правила, — вежливо объяснил полицейский.
Джун изменился в лице. Всю дорогу до полицейского участка Северного Уэно он что-то бормотал себе под нос.
Нас оставили ждать в вестибюле — светлом помещении с кучей постеров на стенах и фигурками животных на столиках. Помещение казалось таким миленьким, что напоминало детскую площадку, и я почувствовала себя беспомощной, как дитя. Конечно, я могла сказать, что мои поиски Нао Сакая и его внезапная смерть были всего лишь совпадением, но разве мне кто-нибудь поверил бы? Это было все равно что рассказать учителю о том, как ты делал домашнее задание, а его взяла и съела собака.
Джуну и мне пришлось повторить свою историю несколько раз. Сначала по отдельности, потом вместе. А потом, пока шесть представителей полиции Северного Уэно, патруля парка и токийской Метрополией полис совещались, Джун и я снова были отправлены в комнату, напоминавшую детскую площадку.
— Скоро приедет вдова. Передали, что она уже недалеко, — сообщил нам молодой полицейский, жуя яблочную жвачку.
— Вы нашли ее? — удивилась я. — А я думала, что Сакай уехал, не оставив адреса.
— Мы позвонили его брату в Кавасаки, а он знал, где найти жену. Так что полиция поехала к ней и теперь везет ее сюда.
Упоминание о брате заставило меня вспомнить об Энгусе Глендиннинге. Я посмотрела на часы, мне нужно было встретить его тридцать минут назад Я оставила его одиноким в огромном аэропорту.
Я не надеялась на то, что мне разрешат позвонить. В любом случае мне совершенно не хотелось светить нелегально купленную телефонную карточку. Пришлось, изобразив смущение, попросить разрешения воспользоваться комнатой для мытья рук. Услышав женский эвфемизм слова «туалет», полицейский закатил глаза, но все-таки махнул рукой куда-то в правую сторону.
Недалеко от туалета стоял платный телефон. Я вставила в него карточку, набрала номер и сразу же попала на автоответчик Хью, где и оставила сообщение о своем местонахождении и искренние извинения за то, что не смогла встретить Энгуса.
Я вернулась обратно в комнату, где Джун нетерпеливо ерзал на стуле. Мне хотелось намекнуть ему на то, что я смогла позвонить, но сделать это на глазах полицейского не было возможности. К сожалению, ситуация не располагала к разговорам, так что я попыталась успокоиться, уставившись на клетку с канарейками, висевшую на стене. Глядя на желтеньких и зелененьких птичек, я размышляла о том, как они оказались в комнате, куда животным вход воспрещен, но потом пришла к выводу, что эти канарейки — часть полицейской команды. Ведь канарейки умирают от малейшего проникновения удушающего газа, которого больше всего боятся в Японии. Сейчас они беззаботно пели, но в случае террористической атаки они умрут первыми.