Она озабоченно умолкла.
– Конечно, присутствовали! – обрадованно воскликнул Аллейн. – Отражение воды на внутренней поверхности бедер. Неужели не помните?
– Ей-богу! Точно – вы правы! – возбужденно вскричала она. – Сейчас, подождите минутку.
Художница выбрала тонкую кисточку, провела по размазанной краске, на мгновение застыла, словно прицеливаясь, а потом аккуратно чиркнула по холсту:
– Вот так?
Аллейн ахнул:
– Идеально. Теперь уже точно – все. Баста. Можете расслабиться.
– Ну хорошо, хорошо. Я и не подозревала, что вы тоже из нашей братии.
– Нет, я вовсе не художник. Все дело в моей несносной самоуверенности.
Она начала складывать кисти.
– Что ж, для непрофессионала вы необычайно наблюдательны. У вас замечательная зрительная память.
– Не совсем, – признался Аллейн. – Она у меня скорее синтетическая.
Художница вскинула брови:
– Вы имеете в виду, что тренировали ее специально?
– Да, в силу необходимости.
– Зачем?
– Хорошая зрительная память – важнейшая составляющая моей профессии. Позвольте, я возьму ваш ящичек.
– О, спасибо. Осторожнее с крышкой – она немного запачкана. Было бы жалко испортить такие шикарные брюки. Подержите этюд?
– Позвольте, я помогу вам спуститься? – предложил Аллейн.
– Благодарю, я справлюсь сама, – отрезала незнакомка, перебрасывая ногу через борт шлюпки.
Аллейн осторожно поставил холст перед собой на поручень и пристально вгляделся в него. Темноволосая женщина, спрыгнув на палубу, смотрела на свое творение безразличным взором художника.
Аллейн хлопнул себя по лбу.
– Господи, да вы же, наверное, Агата Трой!
– Да, это я.
– Боже, какой я безнадежный тупица!
– Почему? – изумилась Агата Трой. – Вы мне как раз здорово помогли.
– Спасибо, – сокрушенно покачал головой Аллейн. – Я ведь всего год назад был на вашей персональной выставке в Лондоне.
– В самом деле? – с полным отсутствием какой-либо заинтересованности сказала она.
– И как я сразу не догадался? Мне кажется, этот этюд чем-то напоминает вашу картину «На стадионе». Вы не находите?
– Да, вы правы. – Агата Трой вскинула брови. – У них одинаковая композиция – расходящиеся лучом линии – и схожая цветовая гамма. И одно настроение. Ладно, пойду в каюту переоденусь.
– Вы сели на пароход в Суве?
– Да. Когда я посмотрела на причал с главной палубы, зрелище настолько меня захватило, что я сразу схватила кисти с красками и примчалась сюда.
Она подняла ящичек за ремни, перебросила его через плечо и подхватила этюд.
Аллейну вдруг остро захотелось проводить ее.
– Позвольте… – вырвалось у него.
– Нет, спасибо, – сухо покачала головой Агата Трой.
С минуту она постояла, глядя на берега Фиджи. Легкий бриз трепал ее коротко стриженные темные волосы. Аллейн залюбовался изящным профилем художницы. Ему нравилось в ней абсолютно все: ямочки на щеках, тонкие, красиво изогнутые брови, темно-синие глаза. Солнечные лучи золотили оливковую кожу ее лица, а забавная зеленая клякса на щеке придавала ему какую-то особую теплую прелесть. Во всем облике Агаты Трой сквозило внутреннее благородство. Внезапно, прежде чем Аллейн успел отвести взгляд в сторону, она обернулась, и их взгляды встретились.
Аллейн словно прирос к палубе. Глядя на ее лицо, медленно розовевшее под его пристальным взором, он вдруг почувствовал, что знает эту женщину давным-давно. Ему казалось, он наперед знает все ее мысли, движения и поступки, слышит интонации ее чистого и строгого голоса. Словно он давно мечтал и думал о ней, а встретил только теперь. Внезапно Аллейн спохватился, что стоит, превратившись в статую. Прелестное лицо Агаты Трой стало пунцовым до корней волос, и она отвернулась.
– Простите, – стараясь сохранить ровный тон, проговорил Аллейн. – Я загляделся на зеленое пятно у вас на щеке.
Она поспешно провела рукавом по щеке.
– Я пошла вниз, – сказала она.
Аллейн посторонился, пропуская ее, и снова поразился удивительному ощущению давнего знакомства с этой женщиной. Он по привычке отметил, что от нее пахнет терпентином и краской.
– Ну… до свидания, – неуверенно произнесла Агата Трой.
Аллейн усмехнулся:
– До свидания, мадам.
Художница принялась осторожно спускаться по трапу, приподняв непросохший этюд над поручнем. Аллейн отвернулся и закурил сигарету. Внезапно с нижней палубы послышались топот ног и громкие возбужденные голоса. Почти одновременно в ноздри Аллейну ударил аромат красного жасмина. Потом раздался воркующий голос корабельной красотки:
– Ох, пардон. Спускайтесь, прошу вас. Сюда, парни, к трапу! Ой, это вы нарисовали? Мозно поглядеть? Я просто балдею от зывописи. Ах, шарман – полюбуйтесь, ребята! Ой, это ведь наш причал! Какая досада, что вы не успели закончить – вот было бы здорово! Смотрите, парни, – узнаете наш причал? Мозет, фотография у кого-нибудь есть? Вообще с худозником на борту надо дерзать ухо востро. Давайте познакомимся, что ли? Это – моя шайка. А меня зовут Вирджиния Ван Маес.
– Агата Трой, – донесся голос, который Аллейн с трудом узнал.
– Вот, мисс Трой, я как раз собиралась вам рассказать, как Кейли Берт написал мой портрет в Ну-Йорке. Вы знаете Кейли Берта? По-моему, это лучший портретист во всей Америке. Он вечно торчит в Ну-Йорке. Так вот, он просто умирал, так ему хотелось написать мой портрет…
Рассказ затянулся. Агата Трой не раскрывала рта.
– Наконец он закончил – кстати, платье, в котором я ему позировала, надоело мне до смерти, – и портрет удался на славу. Мой папочка купил его и повесил в гостиной нашего дома в Гонолулу. Некоторые, правда, говорят, что я там совсем на себя не похоза, но мне он нравится! Я, конечно, ни черта не смыслю в искусстве, но точно знаю, что мне нравится, а что – нет.
– Это правильно, – послышался голос Агаты Трой. – Послушайте, я бы хотела спуститься к себе. Я еще не распаковала свои вещи. Прошу меня простить…
– О, разумеется. Но мы еще увидимся. Кстати, вы не видели тут поблизости нашего душку Аллейна?
– Боюсь, что не знаю, кто…
– Высокий и тощий, как козлик, но очень милый. Англичанин вроде бы. Ой, я просто тащусь от него. Я тут поспорила с моими ребятами, что не только затащу его на вечеринку с поцелуями, но и непременно заставлю водить.
– А я уже заранее распрощался со своими денежками, – прыснул один из юнцов.
– Не слушайте их, мисс Трой. Но куда запропастился мой англичанчик? Я ведь только что его здесь видела.
– Он, наверное, поднялся на шлюпочную палубу, – предположил кто-то.
– Ах, вот вы о ком, – донесся до ушей Аллейна четкий голос Агаты Трой. – Да, он там, наверху.
– Вот спасибо! За мной, кодла!
– Уррра!
– Улю-лю!
– Проклятие! – процедил сквозь зубы Аллейн.
В следующий миг мисс Ван Маес насела на него, казалось, со всех сторон сразу, хвастаясь, как соорудила себе леи – настоящую гавайскую травяную юбчонку – из фиджийского красного жасмина. Затем принялась пылко уговаривать Аллейна спуститься вместе с ней в бар.
– Что тут вообще происходит? – возмущалась она. – У меня уже три часа во рту не было ни капли. Поскакали!
– Вирджиния, – сипло произнес один из толпы поклонников. – Ты и так уже назюзюкалась в стельку.
– Кто – я? Ха! Ты бы на себя посмотрел! А впрочем – какого рожна! С какой стати я вообще должна просыхать? Так вы идете с нами, мистер Аллейн?
– Благодарю покорно, – покачал головой Аллейн. – Вы не поверите, но мне нельзя пить. Врачи запрещают.
– Ха, очень остроумно!
– Уверяю вас – я не шучу.
– Мистер Аллейн, похоже, втюрился в эту даму с картиной, – догадался кто-то.
– Как – в эту тощую? С физиономией, заляпанной зеленой краской? Нет, мой мистер Аллейн до такого не опустится. Что он – чокнутый, что ли? И вообще, разве мозет приличная зенщина расхазывать по пароходу в таком виде? А картина? Я, конечно, из везливости ее похвалила, но ведь такую муру и заканчивать не стоит. Подумаешь – причал в Суве! Я лучше открытку куплю. Идемте со мной, великий сыщик. И не томите душу – сказыте, что эта неряха ничего для вас не значит!
– Мисс Ван Маес, – терпеливо произнес Аллейн, – в вашем присутствии я начинаю чувствовать себя древним, как египетские пирамиды, и вдобавок – недоумком. Ведь я совершенно не представляю, как ответить даже на самый простой из ваших вопросов.
– Я вас научу. Вы дазе не подозреваете, зайчик мой, как со мной интересно.
– Спасибо, вы очень добры, но боюсь, что я уже вышел из подходящей возрастной категории.
Огромные глазищи Вирджинии расширились еще больше. Густо намазанные тушью ресницы торчали в разные стороны, как черные зубочистки. Пепельные волосы ниспадали на плечи сияющими волнами. Выглядела она, конечно, сногсшибательно. Настоящая кинозвезда, подумал Аллейн. Но перебрала уже основательно.
– Ничего, братва, – вдруг густо пробасила она. – От своего пари я не отказываюсь. Ставлю пятьдесят против двадцати пяти, что этот красавчик поцелует меня еще до прихода в Гонолулу.
– Я весьма польщен… – неуклюже пробормотал Аллейн.
– Он польщен, видите ли! И заруби себе на носу, красавчик, голливудские поцелуи меня не устраивают. Никакой цензуры, ясно? Только взасос – и финита! Вот так-то!
Вирджиния пристально посмотрела на Аллейна, на ее ангельской мордашке впервые проскользнула тень сомнения.
– Слушай, – сказала она. – Не хочешь ли ты сказать, что у тебя и впрямь ляляки к этой бабе?
– Не знаю, что такое «ляляки», – сухо сказал Аллейн, – но к мисс Трой у меня ровным счетом ничего нет, а уж у нее ко мне – и того меньше.
Глава 2Пять писем
«От мисс Агаты Трой —
ее подруге, мисс Кэтти Босток, художнице, известной портретами шахтеров, водопроводчиков и темнокожих музыкантов.
Борт парохода «Ниагара»
1 августа
Милая Кэтти!
Я прерываю свое путешествие в Квебеке, так что письмо это ты получишь примерно за две недели до моего возвращения домой. Я очень рада, что со следующим семестром все улажено. Преподавание – занудная наука, но теперь, когда я достигла столь головокружительных высот и могу подбирать учеников сама, это занятие уже не представляется мне таким утомительным. Спасибо, что ты все утрясла. Если с